Александр Шишов - Две подружки
— Ну, то я. А вон Варя спит, и ты спи.
Ветер зашумел в лесу еще сильнее. Затрещали деревья. Все осветила молния. Обрушился дождь. Ольга Петровна, поднявшись с постели, зажгла лампу, приоткрыла было окно, а затем сразу и захлопнула.
— Нехорошо. Василий угнал коров за Утиное болото. Растеряет стадо-то, — в тревоге сказала она и стала собираться.
— Мама, а я? — спросила Юля.
— Завернись в одеяло и спи, — уже сердито ответила Ольга Петровна и ушла.
Поднялись и другие доярки. Да так одна за другой и ушли в темень.
На улице шел такой ли крупный дождь, а гром все усиливался. Забеспокоилась и телятница тетя Даша:
— Мои-то детки как там? Хоть над ними и кровля, а побегу, проведаю. — И она, набросив на голову платок, закрыла за собой дверь.
Юля еле растормошила Варю.
— Вставай. Слышишь, как гремит?
— А? Чего?
— Гроза!
Варя вскочила, вспомнить никак не может, где она находится. А тут так грянуло, будто обломилась кровля. От грома огонек в лампе вытянулся, дрогнул и погас. Варя от испуга помертвела. На этот раз и смелая Юля не очень-то храбрилась. Они выбежали на крыльцо. Страшно, а все же хочется посмотреть на грозу.
В небе чертила зигзагами огненная молния. Раскаты грома усиливались. Девочки закроют крепко ладонями глаза, но как только молния вспыхнет, все равно ослепит их.
— Давай запремся, — предложила Варя.
— Давай, — согласилась Юля.
Они наложили на дверь щеколду. Прислушались. А ветер все выл и гнул деревья.
— Ой, я не люблю, когда темно, — прижимаясь к подруге, сказала Варя.
— Ночь — вот и темно…
— Давай зажжем свет, откроем дверь — может, кто там из наших страдает.
— Давай.
Они засветили лампу, сняли щеколду. Юле стало страшно, когда она подумала, что доярки по грозе ушли в лес, а ее мама впереди всех. Слезы сами полились из глаз.
Варя начала утешать:
— Придут. Коров соберут и придут…
Так и есть, когда гроза стихла, возвратилась и Юлина мама. Пришли и другие женщины, промокшие до нитки. Захотелось всем крепко и блаженно спать.
Укрывшись одним одеялом, Юля и Варя заснули. Поспали вдоволь, как и следует. А вот доярки поднялись с зарей. Девочки не услышали, как они ушли доить коров.
Юля отзанавесила окно, и яркое солнце все в домике позолотило: и стол, и скамейки, и печку, и все, все… Из леса донесся сюда птичий гомон. Ну, прямо, как в волшебном царстве, про которое пишется в книгах.
Юлька принялась тормошить подружку:
— Вставай, лежебока! На улице-то как хорошо!
И вовсе Варя не лежебока. Она открыла глаза вместе с Юлькой.
— Ой, сколько пичужек! — крикнула Варя, и ее светлые брови изогнулись.
— Это дрозды так гомонят, — объяснила Юля и оттеснила от окна подружку.
Варя усомнилась:
— А может, и не дрозды. В лесу много птиц…
— Давай и мы петь. Влезай на окно, — скомандовала Юлька.
Они уселись на подоконник, свесили ноги на улицу и, болтая ими, запели выученную еще в детском саду песню:
Вместе с солнышком встаем,Вместе с птицами поем:— С добрым утром!С ясным днем! —Вот как славно мы поем!
Знали девочки и другие песни, да увидели они на столе завернутый в лоскут марли пирог с луком и в кринке молоко. Покушали и — на улицу.
Варя как ступила босыми ногами на землю, так сразу и присела: роса на траве обжигающе холодная.
А Юлька храбрилась:
— Давай по росе бегать.
— Вот тоже! Зачем?
— Для здоровья. По траве босиком ходят от нервов. Ты ведь нервная… Вот побегаешь и вылечишься. Многие так делают. Из города в деревню приезжают лечиться.
— А в городе нет росы?
— Нет. Роса вся у нас, в деревне.
Ноги у девочек сразу стали красные, в пупырышках. Варя сделала два маленьких шажка и — не может, опять присела, натянув на колени платье.
— Роса на солнце недолго держится, лечись, — подбадривала подружку Юля, а сама то одну, то другую ногу поджимала под себя, как цапля на болоте.
— Ну, побежим, — осмелела Варя.
Они крепко взялись за руки и пустились по лощине. Юлька тянула на густую траву, а Варя — где поголее, где поменьше росы. Но ведь Юльку разве одолеешь? Она всегда и во всем первая…
После грозового дождя в каждом венчике цветка и на каждом зеленом листочке остались капельки воды, и теперь они на солнце заблестели, залучились.
На краю леса подружки с разбегу остановились — увидели на земле гнездышко, свитое из сухих травинок. А в этом крохотном гнездышке — желторотых, совсем еще голеньких птенчиков.
— Ай, чье же это? — крикнула Варя. — На самой тропе свила птичка. Какая бестолковая! Кто шагнет и — раздавит.
Юля сразу догадалась, как это произошло. Указала на вывороченную с корнями ель. Гнездышко на боку лежит. Оно упало с дерева. Огромная ель, падая, подломила еще березу, да еще осину, да еще куст орешника. В лесу гроза понатворила разных дел.
— Несчастные! — запричитала Юля.
Взяла птенчика на ладошку. Он неуклюже забарахтался, пискнул и открыл большущий рот.
И Варя взяла птенчика. И ее птенец разинул рот.
Тут над их головами раздался жалобный птичий писк. Девочки обрадовались: нашлась мама у птенцов. Наверное, она принесла червяков да букашек.
Нашли они Солониху и — домой
Роса подсохла. Ноги у девочек уже не зябли. На солнце, как и вчера, стало жарко.
Юлька уводила свою подружку дальше и дальше. Ей хотелось посмотреть на Утиное болото, белых и желтых кувшинок набрать.
Не дошли они до болота, как услышали: что-то в кустах завозилось.
— Кто это? — Варя схватила за руку Юльку.
— Не бойся, — сказала Юля, хотя сама тоже перепугалась.
Кустами пробиралась корова. Остановится, прислушается и опять, с треском ломая ветви, лезет.
— Ай, да ведь это Солониха! — закричала Юля. — Она стадо ищет.
— А где же здесь стадо?
— Погоним ее в лагерь.
Варя обрадовалась тому, что они выберутся из леса. Ей вовсе здесь не нравилось. Ну их, болотные кувшинки! Растут они в воде. Юлька еще пошлет доставать, а сама на берегу… как барыня.
Корове не хотелось слушаться девочек. Да как же не послушаешься, когда Юля и Варя взяли по хворостине и с обеих сторон наседают?! Она мотала головой, грозя поддеть рогами, но подружки спуску не давали.
— Ах ты, гуляка!
— Вот мы тебя!
Скоро встретились им Юлина мама и пастух. А с ними желтобровый Трезор. Как раз разыскивали Солониху.
Ольга Петровна отчитывала дядю Василия, а дядя Василий тоже не уступал:
— Баловница — твоя Солониха. Ищет, где бы погулять на хлебах. Вот я ей бубенец на шею привяжу.
— Чего хочешь делай, только чтобы она из стада не уходила.
Когда пригнали Солониху, дядя Василий так и сделал: погладил ее и навязал ошейник. А на ошейнике — медный бубенец. Как только она пошевелит головой, бубенец зазвенит.
— Вот, так-то далеко не уйдешь. А уйдешь, так я тебя услышу. Трезор тебя услышит, — пригрозил дядя Василий.
Девочки гуляли недолго. После полдневной дойки Ольга Петровна, собирая людей, обошла весь загон, наказала, кому оставаться, а кому домой ехать, и спросила:
— А где же Юля и Варя?
Они отозвались.
Девочки набрали по охапке луговых цветов. Подвода, нагруженная бидонами, пошла к переправе.
Юлина мама пыталась было запеть, но никто ей не подтянул: в полдень не до песен — все изнемогают от жары.
А как подъехали к реке, женщины одна за другой — в воду. Из воды уже весело закричали:
— Подавай, Куприян, да не очень торопись!..
Дядя Куприян, босой, с высоко подсученными штанами, вышел из землянки, вырытой в крутолобье горы, и погнал паром порожняком.
Паром уже прибыл. Дядя Куприян уже и лошадь на дощатый настил завел, а женщины все купаются да купаются.
— Эй, будет вам! — закричал он. — Отчалю! Вот право же, отчалю!..
Заработал мотор. Доярки испугались, оделись в кустах и — на паром. А некоторые — не очень-то: сделали из платьев чалму и вслед за паромом пустились пересекать реку вплавь.
Юля и Варя стояли с дедом Куприяном рядышком — у руля. Им теперь незачем прятаться. И паром не так перегружен, как вчера. Всего лишь вчера? Девочкам кажется, что это была давно-давно.
Опенки
Бывает же так: пойдешь в лес собирать одно, а найдешь другое. Вера и Паня пришли в молодую сечу собирать кисличку-костянику, а увидели там под кустами много тонконогих опенок. Куда ни глянут, везде семейками растут опенки. Головки у них крапленые, а на шейках — перепонки, словно белые косынки.
— Ой, сколько! — широко открыв глаза, закричала Вера.