Раиса Торбан - Заколдованная палата
«Почему она смотрит на меня свысока? — печально думает Митя. — Никогда со мной не разговаривает так, как с Фредиком и Валеркой, с ними особенно, все — с улыбочкой». Митя вспоминает, как Валерка вскакивает со своего места и предлагает сесть Ляле, когда она появляется в пионерской. И ей это нравится. «А как ловко он приглашает ее танцевать. Она, улыбаясь, кладет ему на плечо руку, Валерка без всякого стеснения берет ее за талию и кружит, кружит по залу А сам в этих «дудочках» зеленых, узких брючках, скачет, как кузнечик в траве. И Фредька туда же! Топчется с ней на одном месте! Танцы называются… Разве это танцы? Вот вылечится у него нога, он им покажет, как танцуют по-настоящему. И что она находит хорошего в этих, каких-то жидких городских парнях.
— А я знаю, о ком ты думаешь! — громко смеется Марксида, как будто случайно заглянувшая в физкабинет. Митя густо краснеет. Марксида входит и подсаживается к Мите на покрашенный белой краской круглый стульчик, такой, как у зубных врачей. Она медленно вертится на стульчике, поглядывая на Митю своими большими черными глазами, и ждет… «Чего?» — Марксида не знает.
А Митя сосредоточенно «нажимает» на педаль «велосипеда» и молчит.
Тряхнув своей пышной шевелюрой, Марксида переходит на деловой тон:
— Что нам сегодня задано по литературе? Она берет с подлокотника его «велосипеда» толстую книгу и медленно листает страницы.
— Как это ты забыла? — удивляется Митя.
Марксида уходит, забыв вернуть Мите его «литературу».
Глава восьмая. Безобразники
Большим событием в жизни ребят были первые грязевые ванны. В «мужской день» мальчикам предложили одеться потеплее, проверили, не отправляется ли кто налегке, дали по мохнатому полотенцу, построили парами и медленным шагом провели в грязелечебницу.
Пока ребята раздевались, они слышали, как сестра, заглядывая в их курортные книжки, отдавала распоряжения: «Носочки!», «Чулки!», «Варежки!», «Трусы!», «Шаровары!», «Общая!».
В грязевом зале расставлены деревянные топчаны, покрытые специальными простынями — «бинтами» и одеялами.
Из ведер, подвезенных на маленьких платформочках-вагонетках, грязевщицы в длинных белых фартуках из клеенки, с засученными по локоть рукавами вываливали горячую грязь на эти топчаны. Получался грязевый матрасик. Дежурная сестра измеряла температуру грязи, затем больных осторожно клали в эту горячую постель. Грязевщица ловко замазывала ребят грязью, запеленывала простыней и укутывала толстым шерстяным одеялом. В этом целебном тепле лежать очень приятно. И многие из ребят начинали сладко подремывать.
Мите сделали «чулки» и выше, на бедро, положили грязевую аппликацию. Над его топчаном сестра повесила песочные часы, чтобы он следил за временем.
— Когда весь песок высыплется из трубочки, значит прошло десять минут, — объяснила она.
Фредику были назначены «шаровары» и руки его оставались свободными. Он выковыривал из-под простыни грязь и маленькими кусочками швырял ее в сладко дремавших ребят. Ребята поднимали крик.
— Это он… он! — показывал на Митю Фредик…
— Не я, — протестовал Митя.
Валерочка сидел за отдельным столиком, опустив в глубокий таз с горячей грязью локоть правой руки. Левая не оставалась без дела. По примеру Фредика он за спиной сестры швырял лепешки грязи в ребят. Нечаянно Валера попал в пожилого инвалида.
— Как тебе не стыдно, такой большой, а балуешься, — устало сказал тот.
Валерочка сидел с безмятежным видом, но в душе ему было стыдно.
— Это он, он, — осклабился Фредик, указывая на Митю.
Сестра подошла к Мите и посмотрела на его руки. Чистые. У Фредика руки были в грязи, у Валерочки — тоже. Грязевая сестра сделала строгое замечание им обоим и предупредила санаторную сестру:
— Если ваши дети будут безобразничать, мы их больше не примем.
Глава девятая. У директора
— Вы по поводу Улыбина?
— Да.
— Садитесь, пожалуйста! — и директор школы № 1 подвинул Светлане Ивановне кресло.
— Улыбин остался в четвертом классе на третий год. Учителя к нему домой ходили. Матери никогда нет. Да и его застать дома было трудно. Вечно где-то рыскает. Совсем отбился от рук. Много раз мы обсуждали его на педсовете.
— А пионеры? Какие меры принимали они? — робко спросила Светлана Ивановна.
Директор махнул рукой.
— Всякие. Ничего не помогало. Совет дружины исключил его из пионеров.
— Это — крайняя мера! Как же так? — заволновалась Светлана Ивановна, — я прошу объяснить мне причину…
— Они сами сейчас вам все расскажут. — Директор поднял телефонную трубку.
— Попросите, пожалуйста, ко мне пионервожатую, председателя совета дружины и вожатого отряда. Да, прежнего…
Через несколько минут все трое вошли в кабинет.
Пионервожатая начала:
— Поведение Федора Улыбина много раз обсуждали на совете дружины. Пионеры взяли над ним шефство. Самые лучшие ученики стали заходить за ним домой, чтобы вместе идти в школу. Но через два дня он заявил: «Я из-за вас не высыпаюсь! Приходите попозже или совсем не приходите».
— Я как вожатый отряда решил этого дела не оставлять. Думаю: «Не хочешь по-хорошему ходить в школу, мы тебя силком приволокем!» Ну и пошли с ребятами. Так Федька высунулся в форточку и прокричал нам, чтобы мы убирались к черту и дальше. А мы ему кричали, что не уберемся, потому что мы его, несознательного, пришли перевоспитывать… А он нас обозвал… обидно… А мы ему крикнули, что ему слабо выйти… Тогда он стал орать: «Если вы не оставите меня в покое, так я всех шефов разукрашу так, что вас не узнают и родные матери». И запустил мне прямо в лицо каким-то обгрызенным огурцом. Это в вожатого-то отряда… Мы разозлились и все на него кинулись. Он захлопнул дверь и принялся швырять в нас из окна всякой дрянью… — А мы что же, терпеть должны? — запустили в окно камнем… стекло — вдребезги, а потом…
— А потом тебя самого обсуждали на совете отряда и выгнали из вожатых… — заметила председатель совета дружины.
— А за что, спрашивается? — возмутился парень.
— За неправильный метод воспитания, — ответила пионервожатая.
— Но, по-моему, исключать из пионеров тоже не метод, — мягко заметила Светлана Ивановна, — его действительно надо перевоспитывать…
Директор, поседевший на школьной работе, скептически улыбнулся. Затем вздохнул и, чуть прищурившись, как-то сбоку, оглядел Светлану Ивановну.
— Вы, кажется, воспитательница?
— Да…
— Ну вот, попробуйте, вам и карты в руки. Желаю успеха!
Глава десятая. Пятиминутка
— Улыбин действительно ведет себя плохо, — согласилась с дежурной сестрой Светлана Ивановна, — на него жалуются и дети и взрослые.
— В своей палате хотел побить Леню, даже на Сашу осмелился поднять руку, с Митей «на ножах». Не могу понять причины. Митя такой спокойный, застенчивый, деревенский парень.
— Беседовали вы с Фредиком? — спросила Надежда Сергеевна.
— Да, никакого впечатления! Слушать не стал!
— Ну, вызвали бы его мать.
— Вызывала. Она пришла, раскричалась на весь санаторий, во всем нас обвинила. — «Он, говорит, у меня замечательный парень, а вы детей не умеете воспитывать… К нему подход нужен! Индивидуальный подход!» — И весь разговор при нем. А после: «Я вам его отдала на три месяца, вот, пожалуйста, лечите, кормите и перевоспитывайте! Вам за это деньги платят!» — хлопнула дверью и ушла…
— Свяжитесь со школой… побывайте…
— Была. И Светлана Ивановна рассказала о своем посещении директора. — Школьный педсовет не знает, что с ним делать.
— Заниматься надо с ним, работать, вот что, — сказала Надежда Сергеевна.
— Наотрез отказался у меня учиться, — добавила Екатерина Павловна. — Я ему все книжки достала, тетрадки выдала. Он было вошел в класс, а как увидел за столами младших ребят, повернулся, хлопнул дверью и ушел. Я ему: Фредик, Фредик, а он — ни в какую! Видимо, ему стыдно сидеть с маленькими, такому верзиле.
— У меня на занятиях схитровал, — доложил инструктор по труду Иван Иванович Варламов.
Столяр по специальности Иван Иванович очень любит свое дело. Сухонький старичок в сером бумажном костюме, хорошо выстиранном и разглаженном, в чистой косоворотке, он постоянно ведет занятия по труду в санатории. В его руках — всегда угольник, а карандаш за ухом. Когда Иван Иванович объясняет, его надо слушать внимательно — он говорит тихо и никогда не кричит и не сердится на ребят. Даже Фредику не удавалось вывести его из терпения.
— Я ему в прошлый раз дал самую, можно сказать, лучшую фанеру с готовым рисунком, — продолжал Иван Иванович, — так он «втихую» из нее наган выпилил и всю как-то неладно изрезал. — Не пойму, как это я недосмотрел. Но способности у него есть в руках. Вот посмотрите, наганчик выпилил со всеми деталями и раскрасил. Чистая работа! — Иван Иванович положил на стол изящный игрушечный наган.
