Андрей Жариков - Сказание о суворовцах
Прочитав сочинение, полковник встал со стула и, не торопясь, набросив на плечи китель с множеством разноцветных орденских планок, пошёл к генералу — начальнику училища. Марков знал, что в дни приёмных экзаменов генерал тоже подолгу засиживается в своём кабинете. В рабочие часы одолевают посетители — все по поводу приёма в училище внука, сына, племянника. Иным совсем не следовало бы волноваться. Мальчишка сдаёт не плохо, а беспокойные родственники всё же идут к начальству, отнимают время у генерала.
— Вот, полюбуйтесь, Пётр Фёдорович. Преподаватель русского языка ставит за одну работу две оценки. Какую прикажете принимать? Но дело ещё не в этом. Меня удивило содержание сочинения…
Генерал заглянул в конец второй страницы и сказал устало:
— Здесь ясно и понятно. Единица — значит, очень плохо. Безграмотно.
— А вы прочтите, Пётр Фёдорович. Сочинение не совсем обычное, — настаивал полковник. — И пишет парнишка любопытно, предложения сложные, много прямой речи, неожиданных поворотов… Я, пожалуй, наделал бы ошибок не меньше.
— Ну, тогда и вам единица, — улыбнулся генерал. — Оставьте. Я прочитаю. Завтра поговорим.
Генерал прочитал сочинение. Задумался. Откинулся на спинку кресла, закрыл глаза.
В памяти всплыло, как всё было зимой 1944 года на фронте. Генерал-майор Вольнов не любил вспоминать прошлое. Слишком оно тяжёлое. Отец погиб в боях у озера Хасан, когда японские захватчики напали на советских пограничников и углубились на нашу территорию. Мать до старости работала в колхозе, едва прокармливая большую семью. Учиться бы подростку, а тут война.
На фронт ушёл Пётр Вольнов, когда ему едва исполнилось шестнадцать. За три месяца закончил школу сержантов — и в бой.
Сначала командовал стрелковым взводом. В те дни пехота, «царица полей», несла большие потери. За сутки в батальоне из пятисот человек осталось не более ста бойцов. Горько было видеть солдат, в первом же бою сражённых пулей… Погиб и политрук роты.
Комиссар батальона перед очередной атакой приказал:
— Вольнов! Взять на себя почётную обязанность политрука!
— Есть! — ответил сержант.
Но сержанту Вольнову завершить ту атаку было не суждено. Наступление началось утром. Сперва часовой удар по переднему краю врага должны были нанести артиллеристы и подавить огневые точки противника, затем ринутся в бой танки, а за ними вслед — пехота…
До начала атаки оставалось два часа. Сержант Вольнов сидел в неглубокой землянке и посматривал на часы, освещая циферблат тусклым огоньком цигарки. Здесь же в табачном дыму дремали возле железной печурки солдаты роты.
Вдруг распахнулась плащ-палатка, заменявшая дверь, и показалось встревоженное лицо командира роты.
— Чего сидите?! — крикнул он. — В атаку поднялся весь батальон, а они сидят…
— Но ещё не было артогня! — удивился сержант. — Рано…
— Политрук! Не рассуждайте. Пехота поднялась в атаку… Действуйте!
Ударили пулемёты, и сержант увидел в ярких вспышках выстрелов развевающееся на ветру красное знамя. Гордостью наполнилось сердце политрука.
— Бойцы! Под красным знаменем в атаку за Родину, ура!
— Ура! Ура! Ура!.. — неслось отовсюду.
Дрогнули ряды врага. Фашисты убегали. Припадая на колено, Вольнов стрелял из автомата короткими очередями.
Внезапная атака застигла противника врасплох, и многие вражеские солдаты сдались в плен.
Наши бойцы ворвались в небольшую деревушку, где в уцелевших домах спали фашисты. Сопротивления они не оказали.
Об успешном наступлении сапёрной роты и одного стрелкового батальона стало известно генералу. Он приказал артиллеристам немедленно открыть огонь по резервам противника. В расчищенный от мин проход устремились танки.
Сержант Вольнов был недалеко от знаменосца, когда впереди разорвался вражеский снаряд. Осколок, ударившись об автомат, отскочил, задев кисть руки. Кровь брызнула на белый маскировочный халат.
— Знаменосца убило! — послышалось рядом.
Вольнов подбежал к упавшему младшему лейтенанту, подхватил знамя и, подняв над головой, закричал:
— Вперёд, товарищи! За героя-знаменосца, ура!
Кто-то помог сержанту забраться на танк, кто-то наспех перевязал бинтом рану, а кто-то и удивился:
— А знамя-то… Знамя пионерское!
Сержант только теперь прочитал на красном шёлковом полотне: «Пионерская дружина имени Павла Корчагина». И тут блеснуло пламя, раздался взрыв, и сержант ощутил резкую боль в левом боку. Знамя показалось огромным — в полнеба, а сквозь рокот мотора донёсся призыв: «Вперёд, за Родину!»
— А знамя живёт? — прошептал сержант, не зная ещё, что он на операционном столе. — Пионерское…
— Живёт, живёт, — ответил хирург, снимая резиновые перчатки. — И пионерское, и гвардейское… А вот эти осколочки, молодой человек, возьмите на память…
За годы войны Пётр Фёдорович много раз ходил в атаку, трижды был ранен, иные боевые эпизоды постепенно стёрлись из памяти, но этот, когда они пошли в наступление под пионерским знаменем, он помнил до мельчайших подробностей. Неужели Саша Суворов — сын того юного командира сапёрной роты?
Утром генерал зашёл к начальнику учебного отдела и, положив на стол сочинение Саши, сказал:
— Прочитал с удовольствием.
Генерал присел на стул. Чуть было не начал рассказывать о боевом эпизоде с пионерским знаменем, но передумал. Не за тем он пришёл к Маркову, который был председателем приёмной комиссии.
— Как Суворов сдал другие предметы?
— Все на пять, — ответил полковник, догадываясь, что генерал склонен принять Суворова в училище.
— А как вы думаете, полковник, — заговорил генерал не торопясь, подбирая подходящие слова, — нельзя ли поставить мальчику хотя бы тройку.
— Думаю, что можно, — улыбнулся полковник. — Я такого же мнения. Да и преподаватель согласен, учитывая сложность текста, оценить работу в три балла…
— Вот и хорошо, — облегчённо вздохнул генерал.
Первые дни
С утра и до обеда ребята получали на складе обмундирование. Примеряли брюки, кителя, шинели, потом подходили к сидевшему за столиком прапорщику Котову, и тот внимательно их осматривал, заставлял присесть, нагнуться, поднять руки, спрашивал: «Не жмёт? Не сдавливает?»
— Меня не интересует, нравится вам или не нравится, — сердился он, называя всех на «вы». — Вы не в магазине с мамой или бабушкой. Здесь я определяю, правильно ли выбрано обмундирование. Надеть на номер больше!
Саша пять раз примерял брюки, три раза ботинки и десять раз фуражку. То мала, то великовата, то козырёк кривой… Наконец подобрал по вкусу, а прапорщик приказал заменить. Саше показалось даже, что помощник воспитателя насмехался над ним. Шинель в самый раз, а он заставил надеть другую. Саша схитрил: покрутился среди ребят и опять к прапорщику.
— Ты мне не умничай! — повысил голос прапорщик, назвав его на «ты». — Я что приказал?
Саша надел шинель на номер больше, а прапорщик опять:
— Снять! Взять ещё больше!
— Но мне и это велико, — возразил Саша.
— Что? Пальто или шинель? Не оно, а она. — Заметив, что Саша покраснел, он сказал, не повышая голоса: — Вы примеряете без кителя. Это раз. За год вы подрастёте. Это два. Зимой тёплое бельё наденете. Это три.
От резкого запаха нафталина у Саши разболелась голова, а примерке всё конца не было. Потом начали примерять парадное обмундирование.
Ребят, надевших форменную одежду, не узнать. Борька Куц, казавшийся нескладным увальнем, стоит как на картинке. Пожалуй, он самый рослый суворовец. Саша подошёл к зеркалу. Что-то не так, как у Борьки. Нет той безупречности во внешнем виде, но тоже хорош.
Прапорщика позвали к телефону. Он перепрыгнул через барьер и мгновенно схватил трубку.
— Прапорщик Котов слушает!
Поискав глазами, крикнул:
— Суворовец Суворов! Ко мне!
— Я здесь, — отозвался Саша, стоявший в трёх шагах от прапорщика.
— На вызов надо бегом! Срочно к генералу! — приказал Котов. — И чтоб как я учил: «Суворовец такой-то по вашему приказанию прибыл!» Хотя подожди-ка…
Саша замер, ожидая, что ещё скажет прапорщик.
А он, сдерживая улыбку, приказал:
— Доложите мне, как вы будете представляться генералу.
Саше было неловко: все ребята взвода смотрели на него.
— Товарищ прапорщик! — стал рапортовать Суворов, но Котов остановил его.
— Отойдите на пять шагов и докладывайте.
Саша отошёл, потом сделал шаг вперёд, приложил руку к головному убору и доложил:
— Товарищ генерал! Я знаю, что вы прапорщик! Докладываю: явился по вашему вызову!
— Отставить! — сказал Котов. — Стоп! Прежде всего — «генерал-майор» без всяких «знаю». И не «по вызову», а по «приказанию». И не «явился», а «прибыл». Всё ясно? Повторим.
