Джентльмены и снеговики (сборник) - Светлана Васильевна Волкова
Классная комната была наполнена майским светом, портреты Толстого и Горького на стене подмигивали солнечными зайчиками на черной типографской краске, а торжественная стенгазета, написанная хорошим («учебниковским», как говорил Санька) английским языком, вещала о безмерной радости советских пионеров ленинградской школы № 272 встречать делегацию учащихся из Северной Каролины. «Но-ос Кэрола́йнэ», как произнес их американский скаутский вожак с подходящим вожакским именем Джо.
Ребят, конечно, к этой встрече готовили тщательно. Надо ли говорить, что показательный пятый класс «собирали», как конструктор, из двух: пятого «А» и пятого «Б». Активисты чуть было не подрались в жарком споре, какую букву присвоить стихийно слепленному классу – по количеству представителей или по количеству сносно говорящих по-английски. Так и не договорились, а диспут прервал специалист из роно, примиривший готовые подраться стороны коротким весомым аргументом: американцам все равно.
На подготовку выделили две недели. Как Санька попал в отобранную группу, он сам понимал с трудом – ведь далеко не отличник, по английскому всегда был трояк. Хотя школа была «с углубленным изучением иностранного языка» и трояк этот означал, что пятиклассник в принципе англицкую речь разумеет и даже способен дать себя понять, но Санька был уверен, что припасли его на крайний случай, а общаться не дадут. Скорее предъявят, как цирковую обезьянку, – смотрите, мол, товарищи американцы, вот капитан лучшей футбольной команды в районе.
Чинно восседали у классной доски взрослые: учителя и вожатые – нарядные, с брошками, с халами на головах, потели в нейлоновых блузах; а единственный мужчина – физик в подобающей случаю коричневой тройке с пижонским платочком, торчащим из нагрудного кармана, с тщательно зачесанными редкими прядями наискось, на блестящую яйцеобразную лысину, притягивал взгляды всех – настолько был колоритен. Физика взяли для дисциплины, по-английски он не говорил, но так активно кивал на каждую интонационно законченную нерусскую фразу, что даже завуч уважительно ему заулыбалась. Был еще тот самый представитель роно в сером костюме, но он то появлялся в классе, то исчезал, будто бы растворялся в воздухе, так что никто не поручился бы за полное его присутствие или, наоборот, отсутствие на мероприятии.
Дети, с вымытыми шеями, в парадной пионерской форме, с отутюженными галстуками и проверенными дежурными пионерами ногтями (нет ли позорной траурной каемки), сидели за партами, плакатно положив руки одну на другую, как их учили когда-то в первом классе. Парты тоже собирали по сусекам, со всех кабинетов, – чтобы были без чирканий и царапин. В общем, старались соответствовать.
Закончилась торжественная часть. Председатель совета отряда Аня Скоблова поставленным голосом чтеца отбарабанила замусоленный бесконечными репетициями текст приветствия. Из того, что уловил Санька, пионеры и скауты – послы дружбы и мира, а 1978 год останется в истории мостом, перекинутым… Дальше Санькины познания в английском давали трещину, он перестал вникать и принялся с интересом рассматривать американцев. Для него да и для всех ребятишек это были натуральные инопланетяне.
Санька таращился на пацаненка с розовыми ушами, выделенного непосредственно ему для общения, и все никак не мог свести воедино его абсолютно свойский образ и акулий облик капиталиста, который обсуждался все его школьные годы при каждом удобном случае. Вот он стоит перед ним, империалист в желтом галстуке с черной полосой, завязанном хитрым узелком у горла, – не так, как завязывали пионерский. Улыбается. Санька, вспомнив наставления вожатых, растянул рот в улыбке, обнажая дырку от выбитого накануне в дворовой драке зуба. Американец тоже разглядывал Саньку, как удивительное насекомое, так открыто, что Санька засмущался, хотел было почесать пятерней макушку, но вспомнил, что чесаться пионерам было не велено. Чего капиталист лыбится? Нашел смешное что в Саньке? Может, выбитый зуб его насмешил? Санька всунул язык в дырку между зубами и вновь заулыбался американцу, на этот раз вызывающе.
Ребятишек из Северной Каролины было пятнадцать. К каждому из них приставили по советскому десятикласснику из Санькиной же школы, тоже специально отобранному, в обязанности которого входило обозначить ход беседы, усилить ее (беседу) правильной направленностью и вообще помочь течению словообмена «пионер – скаут».
Отведенного Саньке парнишку «усилили» долговязой отличницей Валькой Стручковой. Санька знал ее еще с младших классов, когда-то она, в то время член совета школьной пионерской дружины, выступала против принятия в пионеры «шайки отпетых сорванцов, позорящих район». А Санька был в «шайке» не последним винтиком. В тот же самый год Стручкова была Снегуркой на школьной елке, и Санька с пацанами от души закидали ее самодельными липкими снежками, слепленными из ваты с крахмальным клейстером, испортив драгоценный костюм и, к всеобщему пацанскому удовольствию, доведя воображалу до слёз. А в пионеры Саньку все равно приняли и капитанство в футбольной команде доверили. То-то же! Впрочем, он действительно играл в футбол лучше всех дворовых сверстников.
Валька сердито зыркнула на Саньку кругленькими глазками и кивнула: здоровайтесь, мол. Поздоровались. Имя у скаута потрясающее, короткое и красивое – Дик Пен. Просто и эффектно. «Александр Востриков» звучит, конечно, тоже ничего, но длинней и обыденней. Дик Пен… Что-то в имени американца кольнуло Саньку, что-то неуловимое и знакомое.
Пожали друг другу руки: Санька подал правую, скаут – левую, такая у них традиция.
Сели за парту. Санька сыграл роль хорошо воспитанного мальчика – принес третий стул для Стручковой. Украдкой взглянул на Пена: оценил ли тот? Ничего не понять по этой улыбающейся роже!
– Какое у тебя красивое имя – Алекзандр. Как Алекзандр Македонский! – не переставая улыбаться, сказал американец.
Саньку удручил звук «з» в середине его имени, но что уж поделаешь, нюансы произношения!
– Надо переводить или сам допрешь? – буркнула Валька.
– Сама такая! – огрызнулся Санька и, повернувшись к скауту, выпалил по-английски: – У тебя тоже красивое. «Пен» – это то, чем пишут?
Американец секунду соображал, потом до него дошло, что русский мальчик перевел его фамилию как pen – «ручка». И засмеялся открыто и переливисто.
– Нет, нет, Алекзандр. «Пен» – это от другого слова. Это фамилия наша родовая. Оу и намучился я с ней! Меня лет с четырех Питером Пеном дразнили. Знаешь, сказка есть такая? Ну и как подходит время карнавала в школе, меня всё Питером Пеном наряжают. Я уж и не знал, как отвертеться!
Санька зыркнул на Вальку. Та, к своему ужасу, про Питера Пена знала не больше Саньки, но перевела монолог Дика
