Анна Аксёнова - Весёлый камушек
— Нет, это тебе кажется, — ответила Рита. — Совсем тепло. Давай песню петь.
— Какую песню? — загнусавила Галка.
До чего же хорошо кругом!Мы друзей весёлых в лагере найдём… —
запела Рита. Эту песню Галка любила.
Спели её, потом запели про октябрят.
— Рит, — позвал Витька. — Скоро?
— Скоро. Я уже чувствую запах моря. Только отдохнём немного.
Она присела, спустила Галку на землю.
— Давай греться. Боксом. А ну раз, два! — и начала тормошить сестрёнку.
Витька стоял и смотрел в сторону.
— А ты не замёрз? — спросила его Рита.
Витька только дёрнул плечом.
И снова они шли вперёд и вперёд. Рита с Галкой на спине, сзади Витька.
— Всё из-за тебя, — вдруг противным, дрожащим голосом сказал Витька. — «Заблудимся, заблудимся»… Накаркала.
Рита прибавила шагу. По лицу и щекам стекал не то пот, не то слёзы, не то просто-напросто дождь.
— Витька, а я ведь тебе привезла что-то.
— Что? — угрюмо спросил он.
— Коллекцию бабочек. Я для себя и для тебя сделала.
— А на кой мне теперь коллекция твоя, когда мы с этого проклятого острова, может, и не выберемся совсем.
Галка в голос заревела.
— Знаешь, — остановилась и повернулась к нему Рита, — если ты будешь пугать маленьких — оставайся или иди один, а мы дорогу всё равно найдём.
— Найдём, — сердито сказала и Галка.
И снова Рита запела про весёлых октябрят, и Галка запела, а Витька понуро поплёлся за ними.
А дождь всё моросил и моросил.
— Я вся замёрзла, — пожаловалась Галинка.
— Потерпи немного, — попросила Рита. И стала подбрасывать её на спине. Галка хныкала, смеялась и вертелась, потом вдруг обнаружилось, что у неё «стали деревянные ноги».
Рита поставила её на широкий плоский камень.
— Потопай ножками. — И села рядом.
Витька посмотрел, как она тяжело, прерывисто дышит, как согнулись её плечи.
— Пешком иди, — сказал он Галке, — смотри, она устала тебя, такую дылду, тащить.
— Сам дылда, — сказала Галка, — а я мале́нька.
— Правда, Галочка, пойди ножками, согреешься, а потом я тебя опять возьму.
И опять шли. И опять Рита тащила на спине сестру. Ноги хлюпали в ботинках, дрожали колени, и где-то сзади всхлипы вал Витька.
— Море! — вдруг закричала Галинка. — Корабль!
Наконец-то вышли к морю! Сквозь сетку дождя вдалеке шёл корабль. Счастливые! Через полчаса будут дома. И мама, наверное, уже приехала, волнуется, а им ещё идти и идти. Рита прикусила губу.
— Ну, пошли, — сурово сказала она.
Она шла и оглядывалась на корабль. Может, там папа. Идёт и не знает, как плохо приходится сейчас его дочкам. Корабль всё ближе и ближе, вот уже можно различить, что кто-то стоит на мостике, даже цифры видны.
И вдруг Рита остановилась так внезапно, что Галка стукнулась подбородком о её затылок. «29»! Это же папин корабль!
Она стояла и смотрела на проплывающий мимо корабль. Так бы и крикнуть! Да разве кто услышит. «Папа», — неслышно шевелились губы.
А что, если…
В одно мгновение Галка оказалась на земле, с головы Риты слетела белая косынка.
— Витька, платок, скорее!
Витька, не понимая, смотрел на Риту, а она не сводила глаз с удаляющегося корабля.
— Да скорее же ты!
Витька протянул ей замызганную тряпку.
— Отойдите! — скомандовала Рита.
Она взяла в одну руку косынку, в другую платок и, вскочив на камень, начала резко размахивать руками. Она подымала и опускала то одну руку, то другую, то обе вместе.
А Витька и Галка стояли в стороне и с недоумением смотрели, как девочка с косичками, в брюках, перешитых из отцовских, вытянувшись во весь рост, стоит на камне и делает какие-то упражнения.
— Рита, ты чего делаешь? — крикнула Галка.
— Тише! Она… ведь она сигналит, — вдруг понял Витька.
И чудно́: корабль замедлил ход, остановился, потом от него отделилась шлюпка.
— Ура! Ура! — закричали Витька и Галка.
А Рита, низко наклонившись, зачем-то стала шнуровать ботинки…
Папа провёл их в свою каюту, и им сразу принесли чай. Галка сидела на коленях отца, завёрнутая в одеяло, причмокивая, пила чай и торопливо рассказывала, как они заблудились, как Рита тащила её на спине и пела песни.
Папа давно уже перестал сердиться. Он посмотрел на виновато притихших Риту и Витьку.
— Когда вы из дому?
— В двенадцать.
Морские часы, где на чёрном циферблате тесно умещались белые цифры, показывали «18».
Папа подошёл к Рите и молча прижал её растрёпанную мокрую голову к своему кителю.
— А я тоже научусь сигналить, — пробурчал Витька.
— Ага, — сказала Рита. — Это совсем не трудно. Хочешь, научу?
Боб и карандаш
Боб — мальчишка как мальчишка. Всё у него на месте — и веснушки, и вихры, и синяки. И колени, как полагается мальчишке, ободраны, и руки в цыпках…
Мама сердится и говорит, что Боб неряха-растеряха. А папа говорит, что не поверит своим глазам и не узнает своего сына, если у Боба окажутся чистые руки, а на своём письменном столе он наведёт порядок.
— Ну скажи, ну почему у тебя гуталин на столе, а портфель в прихожей валяется?
Боб и сам не знал почему. Он уносил гуталин на место, а портфель прятал подальше от папиных глаз.
В общем, Боб самый обыкновенный мальчишка. И вот этому-то разобыкновенному мальчишке привалило счастье. Счастье, как известно, бывает разное. Это было — весёлое, цветное… Стоило нажать на крохотную защёлку — оно стреляло, как пистолетик, и выбрасывало красный, синий или зелёный грифель. И тогда — хочешь рисуй огонь и пожарников. Хочешь — синее небо с легкокрылыми самолётами. А можно нарисовать рыжую девчонку с зелёным бантом, и все будут знать, что это Маринка.
Подарил Бобу этот замечательный карандаш папа.
— Только смотри не потеряй, — сказал он.
— Потеряет, — заверила мама.
Боб только усмехнулся: легче голову потерять, чем такой карандаш. Он ходил гордый и важный, и все ребята во дворе завидовали ему. Костя предлагал обменять карандаш на модель спутника. Маринка согласна была отдать своё главное сокровище — альбом с марками. Но Боб и слушать ничего не хотел. Он щёлкал карандашом и на виду у всех озабоченно проверял — в порядке ли грифели?
А на третий день карандаш пропал.
Боб перерыл всю квартиру. Он искал карандаш на шкафу и под шкафом. В буфете и под диваном. Он рылся в мусорном ведре… Расспрашивал ребят во дворе…
Карандаш исчез.
Всегда весёлый Боб приуныл. Такого карандаша теперь у него никогда в жизни не будет.
…Вечером пришёл папа. Он поужинал и сел за письменный стол что-то чертить. А Боб ходил вокруг и думал: рассказать папе про карандаш или не рассказывать?
Вдруг папа сам спросил у Боба:
— Где твой карандаш?
Боб испугался и решил, что правду, на всякий случай, лучше не говорить. Кто его знает, что из этого получится.
Может, сказать, что карандаш отнял какой-то мальчишка на улице?
Но тогда папа скажет, что Боб трусишка и что ему стыдно за сына, который не может постоять за себя. Можно, конечно, сказать, что мальчишка был большой, больше папы. Но папа не поверит: так не бывает.
А почему бы не сказать, что мальчишка отнял карандаш и сразу убежал?
Папа… папа назовёт его разиней. И правильно. Боб ведь тоже мог побежать за ним.
Ну, а если… мальчишка вовремя заметил погоню и влез на дерево? Да-да, влез на дерево, на самую верхушку, и оттуда стал нахально показывать Бобу нос.
Ох и разозлился Боб! Он затряс дерево, и мальчишка, как спелая груша, свалился вниз. Карандаш вылетел из кармана…
И тут подбежала незнакомая собака, схватила карандаш в зубы и бросилась удирать.
Боб и мальчишка — за ней.
Боб, конечно бы, догнал, отнял, но…
Навстречу по улице шла девчонка с вёдрами. Она увидела собаку, карандаш… бросила вёдра, вырвала у собаки карандаш и помчалась дальше.
Боб, мальчишка и собака — в погоню.
Боб мчался быстрее всех, он уже почти настиг девчонку… Да, на беду, по дороге — руки на груди — ехал велосипедист. Он увидел девчонку, карандаш… Раз — выдернул у девчонки карандаш, сунул его за ухо, и… только спицы на колёсах засверкали.
Боб, мальчишка, собака и девчонка рванулись за ним.
Сзади их обогнала «Победа». Поравнялась с велосипедистом, выглянул шофёр… увидел карандаш… взмах руки!..
Как ветер, как Владимир Куц, летит за машиной Боб. За ним мальчишка, собака, девчонка, велосипедист… Шлагбаум! Подходит скорый поезд! Из окна паровоза высунулся усатый машинист и…
— И долго ты будешь молчать? Где карандаш — потерял?
