Кэтрин Патерсон - Странствие Парка
Возвращаясь домой на метро, Парк думал о многом. Кто та женщина-смотритель? Наверно, чья-то мать. А его мама, интересно, она приезжала хоть раз к мемориалу? Пусть даже ничего не сказав ему, просто, чтобы дотронуться рукой до теплого камня? Ему с трудом верилось, что она здесь никогда не была, а если была, неужели это не принесло ей мира и радости, как принесло ему? Почему же она тогда не рассказала ему обо всем, вернувшись домой, и не взяла его с собой снова, чтобы они вместе прикоснулись к имени? Парку очень хотелось все рассказать маме и отвезти ее туда. Ему хотелось увидеть отражение ее бледного лица в отполированном граните. Хотелось увидеть, как ее тонкие пальцы впитают силу от каменных выступов, образующих имя отца. Он им нужен. Живой или мертвый. Нельзя жить, притворяясь, что его не существовало.
Нужны воспоминания о нем, даже если они печальны. Потому что в этих воспоминаниях — жизнь. Печаль лучше пустоты. Тот злой день в Бетани Бич лучше бесконечных замороженных лет.
Если же ей отец не нужен или она думает, что не нужен, Парк скажет, что она не вправе решать за двоих. Ему необходим отец.
— Где ты был?
Мама вернулась домой раньше Парка. Мальчик снял куртку и аккуратно повесил ее в шкаф вместо того, чтобы как обычно бросить на диван.
— Поросеночек, где ты был? — снова раздалось из кухни. — Я волновалась. Ты не оставил записки.
Парк подошел к кухонной двери. Бледное лицо Рэнди зарумянилось от жара, идущего от плиты. Она подняла голову и смущенно улыбнулась.
— Я ездил… — начал Парк, он не хотел причинить ей боль, но слова сами вырвались. Его желание было сильней страха сделать больно. — Я ездил к Мемориалу.
Мама нахмурилась.
— К Мемориалу Вьетнамской войны. Я нашел там его имя.
Рэнди повернулась к нему спиной, делая вид, что занята приготовлением ужина. Она готовила традиционную воскресную пасту[21] с мясным соусом, и по квартире уже шел аппетитный запах лука, лапши, томатного соуса и мяса. Рэнди принялась за салат.
— Как тебе это удалось? — наконец спросила она. — Там же, наверно, тысячи имен.
— Пятьдесят тысяч, — ответил Парк. — Даже больше.
Она не обернулась, но мальчик продолжал, уверенный, что она внимательно слушает.
— Там есть книга, типа карты, как справочник. Мне помогла женщина.
— А, понятно.
— Ты была там?
— Я? Нет.
— Там красиво, — сказал Парк. — И там я понял…
Как же ей объяснить? Если сказать, что после видения каждый рыцарь отправлялся на поиски Святого Грааля, поймет ли она? Нет, он точно знал, что не поймет.
— Я почувствовал… я подумал…
Мама молчала. Она не собиралась ему помогать, и Парк выпалил, словно трехлетний ребенок:
— Хочу его знать.
— Он погиб.
— Хочу узнать о нем.
Тут Рэнди обернулась.
— Поросеночек, — произнесла она, — ты не знаешь, о чем просишь.
— Я прочел его книги, — сказал Парк, кивнув в сторону шкафа в соседней комнате. — Почти все. И стихи.
Она стояла, не шелохнувшись, не моргая.
— У других отцы есть каждый день. Можно мне хоть немножко папы?
— Он умер много лет назад.
— Тогда расскажи мне о нем, — он умолял ее неподвижную фигуру. — Мама, пожалуйста, я хочу знать. Очень хочу.
— Я не могу, — ответила она и снова отвернулась. Ее плечи чуть поникли, она словно ослабела на глазах Парка. — Пожалуйста, пойми. Я не могу, но…
— Да?
— У него есть… была семья, — она громко вздохнула. — Думаю, пришло время…
Он подошел, обнял ее и положил голову ей на плечо. Мама тут же выпрямилась, сопротивляясь объятиям.
— Летом, — сказала она, слегка отстраняясь от Парка. — Может быть, ты сможешь поехать к ним летом. Я напишу, но не знаю, что они ответят. Они меня, — тут она усмехнулась, — они меня так и не приняли. Бедная маленькая безродная девчонка из Западного Техаса, случайно попавшая в их семью.
Она снова усмехнулась.
— В их роду были генералы, полковники и благородные фермеры со времен самого Джорджа.
Парк решил, что она имеет в виду Вашингтона, но перебивать вопросом не стал. Не сейчас.
— Я с ними много лет не виделась, слышала о них последний раз года два назад, — мама замолчала и вручила Парку салатницу. — Тебе придется запастись терпением.
— Хорошо, — согласился мальчик, ставя салатницу на стол. — Я могу подождать. Это не страшно.
— Это должно было случиться, — устало произнесла мама. — Не рассчитывай слишком на многое. С тех пор много воды утекло. Они могут быть не в восторге… ты понимаешь?
Он не понимал. Конечно, они будут рады его увидеть. Он же Пятый! Он принадлежит к их роду.
4. Слуга
— Дедушка!
Старец поднял голову. Он сидел на круглой скамье под раскидистым двухсотлетним дубом. Дерево посадил первый король этой славной династии. Вряд ли он мог вообразить, когда ухаживал за крошечным саженцем, что произойдет сегодня.
Тяжело опираясь на посох, старец медленно встал.
— Дитя мое! — голос дрожал от переполнявших его чувств. — Ты ли это? Ты вернулся из странствий?
Юный рыцарь кинулся навстречу старику и, подбежав, протянул руку, но король отбросил посох и обнял молодого человека за плечи.
— Боже милосердный! — только и смог вымолвить король и задохнулся от непролитых слез.
— А сколько лет моему деду? — Парк отложил ложку в сторону.
— Я им еще не писала, — сказала Рэнди. — Может, он уже умер.
Стоя у могилы в старинной часовне, молодой человек не мог сдержать слез. Пусть думают, что он ведет себя не по-мужски. Слишком поздно. Слишком поздно. Если бы только он пришел раньше…
Нет. Парк не мог позволить дедушке умереть раньше, чем они увидятся. Он быстро изменил картинку в воображении. На этот раз под дубом сидел высокий мужчина, на поясе у него висел меч.
— Все-таки сколько ему сейчас может быть лет?
— Полковнику? Не знаю. Никогда не знала. Когда мы познакомились, у него были совершенно седые волосы, но молодое лицо, — мама сморщилась, точно от боли.
«Наверно, он похож на отца, — подумал Парк, — и она его вспомнила».
Рэнди тряхнула головой.
— Ему может быть сколько угодно лет, — и продолжила, глядя на Парка. — Не задавай столько вопросов, когда поедешь туда. Если поедешь. Люди не любят детей, которые постоянно задают вопросы. И к тому же так ты кажешься младше. Спрашивать без умолку можно в три года, но не в одиннадцать лет.
Это нечестно. Парк надел очки.
— Я только спросил, сколько…
Мама шумно вздохнула: ф-фух.
— Я, правда, не знаю. Он воевал, если тебе это поможет.
Парк уже открыл рот, чтобы уточнить, в какой именно войне, но вовремя спохватившись, переделал вопрос в утверждение:
— Во Второй мировой, да?
Она кивнула.
— Хотя какую войну ни возьми, в ней обязательно участвовал какой-нибудь Броутон. Они все словно помешались на войне.
Мама говорила с такой горечью, что Парк достал коробку с хлопьями и начал внимательно читать.
Рэнди так и не сказала, написала она или нет. Но однажды в конце мая Парк доставал почту из ящика в подъезде и увидел конверт с именем БРОУТОН в верхнем левом углу. Почерк был мелкий и аккуратный. На конверте стоял деревенский адрес в Стратхавене, Вирджиния.
Он достал атлас и начал искать это место, потом полез в алфавитный указатель за буквой и цифрой. Парк ненавидел пользоваться указателями, но сейчас он не знал, сколько у него времени до прихода мамы. Обычно она возвращается после шести, но иногда, когда ее совсем не ждешь, оказывается, что она работает до обеда, и вот, пожалуйста, мама уже дома. Все-таки он должен точно знать, когда мама дома, а когда нет. Она ведь просит, чтобы он всегда говорил, во сколько вернется, а это нелегко: кто же знает, вдруг он решит зайти в гости к Грегу, или заглянуть в 7-Одиннадцать,[22] или пойти в библиотеку, или погулять в конце Уолнат Стрит напротив библиотеки, погонять в футбол, или еще что-нибудь. Если вдруг он не оставит записку с указанием когда, где, почему и с кем — она будет вне себя. (Рэнди любила использовать умные слова, типа «с указанием», чтобы все знали — у нее хорошее образование).
Парк нашел Стратхавен внизу на юго-западе Вирджинии. Черт. Если бы это был северо-восток, куда ходит метро, он бы отправился на разведку в какую-нибудь из суббот. Но местечко оказалось в самом дальнем от Вашингтона уголке Вирджинии.
Он взял конверт, повернулся к окну и попробовал прочитать письмо на просвет. Но на сложенных в несколько раз листках разобрать слова было невозможно. Мальчик стал гадать, какой длины письмо. Длинное — хорошо, короткое — плохо, так он решил. Если короткое, они, наверно, написали, что не хотят его видеть. Если длинное, значит, готовы восстановить отношения, пишут Рэнди о семейных новостях и спрашивают о Парке. Короткое — все пропало.
