Бьянка Питцорно - Диана, Купидон и Командор
– Пунтони, я занят сегодня вечером и не успею сделать все уроки, – немного заикаясь от смущения, пробормотал Томмазо. – Если я зайду к тебе часов в восемь, дашь списать твое переложение в прозу «Илиады»?
Неслыханно! Первый отличник в классе просил списать! Причем у кого? У Приски, этой лентяйки и бездельницы, которая увела у него из-под носа премию! «Может, это ловко просчитанный ход – подлизаться к лучшей подруге, чтобы завоевать сердце Элизы?» – подумала Розальба. И решила испытать его на деле:
– Я не могу в это поверить! – воскликнула она. – Не может быть, чтобы в голове у тебя было что-то важнее уроков. И чем же ты так занят? Это страшная тайна или нам можно об этом узнать?
– Нет… не такая уж это и тайна… Только не говорите ничего Мунафо́!
– Да никому мы не скажем, можешь быть спокоен.
– Я иду играть в футбол. На тренировку. Отец записал меня в футбольную команду. Он говорит, что скоро у меня горб вырастет, если буду постоянно сидеть за учебниками.
– Твой отец что, футболист?
– Нет. Но футбол включен в программу лечения. У них в психушке две сильнейшие команды, хотя никто о них ничего не слышал. «Оливковый сад» и «Наполеоны». Мой отец играет в «Наполеонах», в команде психов.
– Что-о-о? Твой отец псих?
– Ты че, свихнулась? Он санитар. Просто, чтобы присматривать за психами, в их команду ставят двух санитаров и одного доктора, обычно главврача. А во второй команде играют все остальные: врачи, санитары, садовники, водители скорой помощи… – Томмазо рассмеялся: – Кроме монашек. Они могут только болеть.
– А тебе не страшно играть с психами?
– А чего их бояться? Люди как люди. Видела бы ты, как хорошо они ведут себя, когда выезжают на игру с другими командами. Тем более что всегда выигрывают.
– А они не выкидывают номера? Не сбегают?
– Иногда кто-то и сбегает. Но его сразу же находят. И вообще, играть позволяют не всем. Буйным, например, нет. И главврач говорит, что спорт – это лучшее лечение. Так они отвлекаются, видят других людей, много двигаются и устают, после чего хорошо спят, вместо того чтобы сидеть весь день взаперти у себя в комнате, пялиться на стену и еще больше сходить с ума.
Диана тут же представила себе Командора запертого на ключ в тесной комнате, может, даже связанного, и мокрого от холодной воды, которой их обливают, и ей стало так его жаль, что задрожали губы. Она так побледнела, что Розальба предложила:
– Давай я отведу тебя в туалет.
Но Приска неумолимо продолжала допрос. Слишком драгоценными были все эти сведения, чтобы упускать случай.
– А ты сегодня впервые пойдешь в «Оливковый сад»?
– Да нет же! Отец всегда брал меня с собой, болеть за них. Это такая тройка! Но сегодня я впервые сам буду играть.
– И ты хорошо всех там знаешь? Санитаров, докторов, монашек?
– Более-менее…
Приска незаметно пихнула Элизу в бок. Наступила ее очередь.
– Ты не мог бы сделать мне одолжение? Огромное одолжение, а, Томмазо? – проговорила Элиза, стараясь придать голосу как можно более нежный тон, как у Кэтрин Хепбёрн в «Африканской королеве».
– Ну не знаю, – насторожившись ответил тот. – Если это касается психушки, то нет. Я не хочу создавать проблем отцу.
– Да какие там проблемы! Никакого риска.
– Ага, это ты так говоришь.
– Послушай… Ты, наверное, уже знаешь, что вчера вечером деда Дианы забрали в психиатрическую клинику…
– Нет, я не знал. Но даже не вбивай себе в голову, что мой отец может помочь ему бежать.
– Да никто и не собирается помогать ему бежать! Наоборот, там ему будет намного лучше, – нагло соврала Элиза. – Там его хоть вылечат.
– Он буйный?
– Думаю, что да.
– Тогда даже не надейся, что с ним можно говорить. Ни вам, ни мне, если вы хотели передать через меня какое-то сообщение. И мой отец тоже не станет этого делать без разрешения главврача.
– Томмазо, – прервала его Элиза, стараясь выглядеть спокойной, тогда как на самом деле у нее чесались руки от желания отхлестать его по щекам, – я никогда бы не попросила тебя о чем-то подобном. То, о чем я хочу тебя просить, намного проще. Диана просто хотела бы узнать, чем именно болен ее дед. Она волнуется, что его болезнь может быть наследственной, понимаешь?
– А что, она не может спросить это у его лечащего доктора?
– Вот в этом-то и вся загвоздка! Диана не знает, кто это. Ее мать держит от нее все в тайне. Ты просто-напросто должен узнать у твоего отца, кто именно подписал вчера направление на заключение Командора в клинику. И все.
– Документы в клинике хранятся в секрете.
– А ты думаешь, я этого не знаю? Мой дядя Леопольдо тоже доктор. Вот почему нам нужна твоя помощь.
– Но это против правил.
– А разве кто-то узнает? И вообще, кому, скажи пожалуйста, это может навредить? Прошу тебя, Томмазо! Учти, я буду вечно тебе благодарна.
Глава восьмая,
в которой Дзелия завоевывает еще одно сердце
Дзелии, своей любимице, зенице своего ока, Галинуча не могла отказать ни в чем. Тем более что обычно малышка вела себя хорошо, слушалась – в общем, была настоящим ангелочком, но уж если что-то ей взбредало в голову – разверзнись, небо!
Вот и сегодня после обеда няня и девочка потихоньку вышли из виллы «Верблюд» и пошли в сторону площади Маттеотти, где стояли запряженные коляски.
Они никого не посвятили в свой замысел, даже Диану, и, естественно, не спросили позволения у синьоры Астрид, которая, к счастью, отдыхала в это время у себя в комнате.
Галинуча настаивала на том, чтобы взять такси – это было быстрее и удобнее.
– Не забывай, ехать нам далеко. А холод-то какой! Где это видано, ехать в такую погоду в открытой коляске. Ну и что, что можно поднять чехол – ветер все равно пробирает до костей.
Но Дзелия ни за что не предала бы своих друзей извозчиков. Она знала их всех до единого, тем более что осталось их не больше полудюжины – старых и исхудавших, как и их запряженные в коляски лошади. В Лоссае и в других городах извозчики уже давно исчезли, их вытеснили автомобили. Те немногие, что оставались еще в Серрате после войны, держались лишь благодаря любви к традициям и романтизму.
– Нет. Я хочу на коляске. Дождя нет, и ветра тоже. И потом, это же я плачу. (Вот когда двухнедельные карманные деньги, заранее выданные Командором два дня назад, оказались кстати!)
Пеппо тоже участвовал в экспедиции. Его хозяйка надела на него вязанное пальто цвета морской волны, которое связала ей Диана на одном из скучнейших уроков по домохозяйству. Учительница Дзелии только что закончила читать со своими подопечными «Без семьи» Гектора Мало, воспитав в учениках сильнейшее беспокойство о здоровье дыхательных путей обезьян в нашем климате и вытекающее из этого стремление постоянно держать их в тепле[11]. Именно поэтому младшая сестра попросила у старшей такой необычный подарок к своему дню рождения.
– Куда позволите отвезти вас, прекрасные синьорины? – спросил извозчик, картинно вскинув руку с хлыстом.
– В «Оливковый сад», – ответила Галинуча. Она стыдилась даже произнести слова «психиатрическая клиника», и, если бы решать можно было ей, то они и близко бы там не показывались.
Вопреки ее ожиданиям здание клиники оказалось совсем не уродливым и утопало в зелени. Жаль только, что на окнах были решетки, а вход заграждали тяжелые железная ворота.
На дорогу у них ушло где-то с полчаса. Попросив извозчика подождать, они позвонили. Показалась съежившаяся от холода монашка с бряцающими у пояса четками. Она открыла им и впустила в прихожую.
– Сегодня нет приема посетителей, – немедленно буркнула она не терпящим возражений тоном. – Что вам надо?
Галинуча смущенно уставилась в пол. Но Дзелия продемонстрировала самую сияющую из своих улыбок:
– Какие великолепные у вас четки, матушка! Могу поспорить, что из настоящего перламутра. Наверное, они даже светятся в темноте! Можно я их потрогаю?
И когда польщенная монахиня сделал ей жест приблизиться, Дзелия не ограничилась тем, что просто потрогала четки. Она пылко их поцеловала:
– Я попросила у Всевышнего чуда! – радостно объявила она. – Ведь это чудесные четки, правда?
– Любые четки могут стать чудесными, если только вера твоя сильна, малышка, – растрогавшись сказала монахиня. – А слова невинных детей долетают до Всевышнего куда быстрее, чем молитвы старых грешников.
Дзелия кротко сложила ладошки на груди и нашла взглядом изображение креста на стене.
– Могу ли я знать, о чем ты просила? – поинтересовалась монахиня.
– Снова обнять моего любимого дедушку, которого я только что потеряла, – дрожащим голосом проговорила эта актриса. Ей даже удалось выдавить из глаз несколько слезинок.
