Люси Монтгомери - Энн в Грингейбле
Но всему когда-нибудь приходит конец. Как-то под вечер Энн сидела у окна, заглядевшись на восточный край неба, который слегка розовел, отражая малиновый закат. На несколько минут она совсем забыла про экзамены и прочие земные заботы. И вдруг она увидела, как по тропинке через елки во весь дух мчится Диана. Вот она перебежала мостик, вот уже несется по склону к Грингейблу. В руках у нее газета.
Энн вскочила на ноги — Диана могла бежать так только с одной газетой на свете — той, где напечатаны списки принятых в Куинс-колледж. Энн почувствовала, как закружилась голова и бешено заколотилось сердце. Ее охватила такая слабость, что она не могла сделать ни шагу. Ей показалось, что прошел по крайней мере час до той минуты, когда Диана ворвалась в ее комнату, даже не постучавшись.
— Энн, ты принята! — воскликнула она. — Ты самая первая в списке! Вы с Джильбертом получили одинаковые оценки, но твое имя напечатано первым! Ой, как здорово!
Диана бросила газету на стол, а сама упала на постель Энн. Она так запыхалась после бега, что больше не могла выговорить ни слова. Энн зажгла лампу, истратив для этого добрых полдюжины спичек — так дрожали ее руки. Потом схватила газету. Да, вот ее фамилия, первая в списке из ста человек. Стоило жить, чтобы увидеть это!
— Какая ты молодец, Энн, — без тени зависти сказала Диана, когда немного отдышалась и села на кровати. Энн же смотрела на нее сияющими глазами, онемев от счастья. — Папа привез газету со станции десять минут назад — почта прибыла с пятичасовым поездом в Эвонли и сюда ее доставят только утром, но когда я увидела список принятых, я помчалась к тебе со всех ног. Вас всех приняли, даже Зануду Сперджена, хотя у него переэкзаменовка по истории. У Джейн и Руби тоже очень хорошие оценки — они в середине списка, и Чарли тоже. А Джози — в самом низу, еще немного, и она осталась бы за бортом. Но уж не сомневайся, она будет так задаваться, будто прошла первой. Как обрадуется мисс Стэси! Энн, ну скажи, что ты чувствуешь? Оказаться первой в списке! Я бы на твоем месте сошла с ума от радости. Я и так чуть не сошла с ума от радости за тебя, а ты стоишь себе и помалкиваешь, как ни в чем не бывало.
— Я просто потеряла дар речи, — ответила Энн. — Мне столько всего хочется сказать, но я не нахожу слов. Я даже не мечтала… Нет, по правде сказать, я позволила себе мечтать о таком, но только один раз: «А что, если я окажусь первой?» Но я заставила себя выбросить из головы эти мысли — чего захотела: быть первой на всем острове! Диана, пойдем скажем Мэтью. А потом оповестим всех остальных.
Она побежала в поле за сараем, где Мэтью закатывал сено в рулоны. Тут же, рядом с изгородью, стояли и разговаривали Марилла и миссис Рэйчел Линд.
— Мэтью! — закричала Энн. — Меня приняли в колледж! Я первая в списке! Как я счастлива!
— А я что говорил, — отозвался Мэтью, с восторгом разглядывая список в газете. — Я так и знал, что ты их всех обскачешь.
— Молодец, Энн, — сдержанно похвалила Марилла, стараясь скрыть от критического ока миссис Рэйчел свою гордость за Энн. Но та и сама от всей души поздравила девочку:
— Ты молодец, Энн, тут уж ничего не скажешь. Мы все тобой гордимся.
Глава тридцать первая
КОНЦЕРТ В «БЕЛЫХ ПЕСКАХ»
— Конечно, надень белое платье из органди, — решительно посоветовала Диана.
Девочки сидели в комнате Энн. Солнце только что зашло, и в воздухе был разлит прелестный зеленовато-желтый свет, а синева безоблачного неба только начала сгущаться.
Комнатка Энн совсем не была похожа на ту голую и холодную каморку, в которую Марилла привела ее четыре года назад. Энн постепенно меняла ее облик, каждый раз испрашивая разрешение у смирившейся с неизбежным Мариллы, и теперь это стало очаровательное гнездышко, от которого не отказалась бы ни одна молоденькая девушка с отменным вкусом.
Разумеется, здесь не было бархатного ковра с розами и розовых штор, которые представали в мечтах одиннадцатилетней девочки, но с годами мечты взрослеющей Энн приблизились к реальности, и вряд ли она пожалела об отсутствии ковра. На полу лежали красивые половички, на окне висели кисейные гардины нежно-зеленого цвета, которые мягко колыхались от залетавшего в окно ветерка. Стены, правда, не украшали шитые золотом и серебром гобелены, но они были оклеены прелестными кремовыми обоями и на них висели эстампы, которые Энн подарила миссис Аллан. На видном месте помещалась фотография мисс Стэси, под которой Энн каждый день прикалывала букетик живых цветов. В этот день под ней была приколота кисть белых лилий, наполнявшая комнату своим чудесным ароматом. Конечно, не было в комнате и мебели красного дерева, но стоял белый книжный шкаф, до отказа забитый книгами, мягкое кресло-качалка, туалетный столик. На стене висело старинное овальное зеркало в золоченой раме, украшенное поверху пухлыми розовыми купидонами и лиловыми виноградными кистями, которое перекочевало к Энн из запасной комнаты для гостей. В углу находилась низкая кровать, застеленная белым покрывалом.
Энн одевалась для выступления на концерте в отеле «Белые Пески». Выручка от него должна пойти на нужды больницы в Шарлоттауне, и устроители в поисках талантов прочесали весь остров Принца Эдуарда. Берта Сэмпсон и Перл Грей из церковного хора собирались исполнить дуэт, Мильтон Кларк из Ньюбриджа — соло на скрипке, Винни Аделла Блэр из Кармоди — спеть шотландскую балладу, Лаура Спенсер из Спенсервейла и Энн Ширли из Эвонли — выступить с декламацией.
Как сказала бы Энн года два назад, этот концерт был эпохой в ее жизни, и она трепетала от радостного волнения. Мэтью был на седьмом небе — какая честь оказана его маленькой Энн, да и Марилла торжествовала, хотя никак не показывала этого, а только ворчала, что молодым девушкам не подобает разъезжать по отелям без сопровождения взрослых.
Энн и Диана договорились ехать в «Белые Пески» вместе с Джейн Эндрюс и ее братом Билли в их четырехместной коляске. На концерт собирались многие из эвонлийской молодежи. Ожидали, что на него приедут гости из Шарлоттауна, а после концерта артистам будет подан ужин.
— Думаешь, органди? — озабоченно переспросила Энн. — По-моему, муслин в цветочках красивее и фасон лучше.
— Зато белое тебе гораздо больше идет, — заметила Диана. — Оно так красиво тебя облегает. А муслин — жесткий, и у тебя в нем такой вид, словно ты нарочно вырядилась. Нет, белое с тобой — словно одно целое.
Энн вздохнула и подчинилась. Вкус Дианы получил широкое признание в Эвонли, и многие обращались к ней за советом, когда речь шла о нарядах. Она сама замечательно выглядела в платье прелестного густо-розового цвета, который был противопоказан Энн, но в концерте она участия не принимала и поэтому не имело особого значения, что надето на ней. Другое дело Энн: Диана поклялась, что оденет и причешет ее по-королевски, так, чтобы не уронить престижа Эвонли.
— Вытяни немного вон ту оборку — вот так; дай я сама завяжу пояс. Теперь туфли. Я заплету тебе волосы в две толстые косы и повяжу на них примерно посередине большие белые банты… Нет-нет, оставь лоб открытым, пусть будет просто мягкий пробор. Эта прическа идет тебе больше всего, Энн. Миссис Аллан говорит, что с таким пробором ты похожа на мадонну. К волосам я приколю тебе маленькую розочку. У меня на кусте как раз распустилась одна розочка, и я приберегла ее для тебя.
— А жемчужные бусы надеть? — спросила Энн. — Мэтью привез мне их из города на прошлой неделе, он будет доволен, если я надену его подарок.
Диана задумалась, чуть наклонила свою черную головку, разглядывая Энн критическим оком, и наконец высказалась в пользу бус, которые тут же и украсили белую шейку Энн.
— У тебя очень элегантная внешность, Энн, — сказала Диана без всякой зависти. — Наверное, это оттого, что у тебя такая чудная фигура. А я толстушка. Я всегда боялась, что вырасту толстушкой. Так оно и получилось, никуда от этого не денешься.
— Зато у тебя такие прелестные ямочки на щеках, — улыбнулась Энн, ласково глядя на красивое оживленное личико Дианы. — Просто очаровательные ямочки, как будто вмятинки в сметане. А я уже и мечтать перестала о ямочках на щеках. Но, с другой стороны, так много моих мечтаний сбылось, что мне грех жаловаться. Ну как, все в порядке?
— Комар носу не подточит, — заверила ее Диана, и тут в дверях появилась Марилла. Она была такая же худая, как раньше, да и седины еще прибавилось в волосах, но выражение лица стало гораздо мягче, чем в былые годы.
— Входи, Марилла, и погляди на нашу декламаторшу. Правда, она замечательно выглядит?
— Да, у нее аккуратный вид, — неохотно признала Марилла. — Мне нравится эта прическа. Но платье она наверняка выпачкает по дороге домой, когда на пыль осядет роса, да и слишком уж оно легкое для сырых ночей. Органди — ужасно непрактичный материал; я так и сказала Мэтью, когда он его купил. Но с Мэтью теперь совсем сладу нет. Раньше он прислушивался к моим советам, а теперь знай покупает Энн наряды, сколько бы они ни стоили. Продавцы в Кармоди уже пронюхали, что ему можно всучить что угодно. Стоит только сказать, что это — последний крик моды, и Мэтью сразу лезет за кошельком. Садись только подальше от колес, Энн, и накинь теплую кофточку.