Люси Монтгомери - Энн в Эвонли

Люси Монтгомери

История Энн Ширли

Она идет, и ей под ноги

Цветы природа расстилает.

И нашей жизни контур строгий

Вдруг нежность линий обретает.

Глава первая

СЕРДИТЫЙ СОСЕД

Энн Ширли пристроилась на широкой ступеньке из желтого песчаника у задней двери своего дома в Грингейбле, собираясь перевести страницу из Вергилия. Но августовский день с легкой дымкой над созревшими полями пшеницы, с проказливо перешептывающимися в листьях тополей ветерками и с пламенеющими в углу вишневого сада маками мало подходил для занятий мертвым языком. Вергилий скоро сполз с колен девушки на землю, а сама она, подперев подбородок руками и устремив взор на кучевые облака, которые громоздились над домом их соседа мистера Гаррисона, унеслась мечтами в прекрасный мир, где молодая учительница с серыми глазами и каштановыми волосами вдохновляла юные сердца на благородные устремления и просвещала умы будущих государственных деятелей.

Вообще-то, если посмотреть трезво — но именно этого Энн и не любила делать, пока ее не вынуждала жизнь, — надежд на то, что из маленькой деревушки Эвонли выйдут государственные мужи, было довольно мало; но все может случиться, если учительница правильно возьмется за дело. Энн была склонна предаваться мечтам о том, чего способна добиться школьная учительница, если будет наставлять своих питомцев доброму и вечному. Вот и сейчас, сидя на ступеньке, она улетела мыслями на сорок лет вперед, и знаменитый человек — Энн не стала задумываться, чем он знаменит, возможно, это будет ректор университета или премьер-министр Канады — склонился над ее морщинистой рукой, заверяя ее, что он обязан своим жизненным успехом тем заветам, которые она много лет назад внушила ему на уроках в школе в маленькой деревушке Эвонли… Но вдруг в мир мечтаний вторглась суровая действительность.

Во двор вприпрыжку вбежала бурая корова, а вслед за ней появился мистер Гаррисон — хотя, пожалуй, слово «появился» не дает должного представления о его внезапном и шумном вторжении во двор Грингейбла.

Пренебрегая калиткой, он перескочил через изгородь и, пылая гневом, предстал перед Энн, которая, поднявшись на ноги, глядела на него с изумлением. Она еще не была знакома с мистером Гаррисоном, который совсем недавно приобрел соседнюю ферму, хотя и видела его раза два издали.

В апреле, еще до того как Энн вернулась домой, закончив Куинс-колледж, сосед мистер Роберт Бэлл продал свою ферму и переехал в Шарлоттаун. Купил же ферму некто Д. А. Гаррисон, о котором в Эвонли никто ничего не знал, кроме того, что раньше он жил в Нью-Брансуике. Но в первый же месяц он заработал себе репутацию человека с завихрениями. Так, по крайней мере, выразилась миссис Линд. Нельзя отрицать, что у нее были основания для подобного мнения: мистер Гаррисон вел себя совсем не так, как принято в Эвонли, — а разве это не главный признак человека с завихрениями?

Во-первых, он жил один и публично заявил, что терпеть не может, чтобы у него под ногами путались женщины. Женщины Эвонли в отместку стали рассказывать жуткие истории о том, как его дом зарос грязью и что творится у него на кухне. Мистер Гаррисон нанял себе в помощники Джона Картера, мальчика, который жил в Белых Песках, и именно от Джона и исходили все эти леденящие кровь слухи. Мистер Гаррисон, оказывается, никогда по-настоящему не завтракал, не обедал и не ужинал — просто перехватывал что-нибудь на ходу, когда ощущал голод. Если Джон оказывался поблизости, то ему тоже что-то перепадало, а если нет, приходилось ждать, пока мистер Гаррисон не проголодается снова. Джон утверждал, что давно умер бы с голоду, если бы не еженедельные поездки домой по воскресеньям, где он как следует набивал себе брюхо, и если бы его мать не давала ему с собой на неделю полную корзинку еды.

Опять же мистер Гаррисон даже не скрывал, что совсем не моет за собой посуду, дожидаясь, пока выдастся дождливое воскресенье. Тогда он сваливает всю накопившуюся посуду в большую бочку, куда стекает дождевая вода, а затем выпускает воду и оставляет посуду сохнуть на солнце.

Еще про мистера Гаррисона говорили, что он дрожит над каждым центом. Когда ему принесли подписной лист на добавку жалованья пастору, он заявил, что не имеет обыкновения покупать кота в мешке и сначала посмотрит, какая у него будет добавка к доходам от проповедей мистера Аллана. А когда миссис Линд пришла к нему с просьбой пожертвовать на миссионеров, намереваясь попутно взглянуть, что делается в его доме, он сказал ей, что обращать в христианскую веру надо не дикарей, а местных сплетниц и что если она за это возьмется, он с удовольствием пожертвует на благое дело. Миссис Рэйчел поспешно убралась из его дома и потом говорила, что рада за покойную миссис Бэлл: у той сердце разорвалось бы от горя, если бы она увидела, в какое состояние привели дом, которому она отдавала столько сил.

— Только вспомни — она через день выскребала ножом пол на кухне, — не могла успокоиться миссис Линд. — Видела бы ты, что там делается сейчас. Мне пришлось приподнять юбку, чтобы не испачкаться.

И наконец, мистер Гаррисон держал попугая по кличке Веселый Роджер. Никто в Эвонли никогда не держал попугаев, следовательно, это само по себе было чуть ли не нарушением благопристойности. И что это был за попугай! Если верить Джону, большего сквернослова свет не видывал. У него в запасе имелся целый набор самых непристойных ругательств. Миссис Картер обязательно забрала бы Джона у мистера Гаррисона, если бы только была уверена, что найдет ему другую работу. Один раз, когда Джон неосторожно наклонился над клеткой, Веселый Роджер вырвал у него из загривка кусок кожи. Миссис Картер всем показывала рубец на шее Джона, когда тот по воскресеньям приезжал домой.

Все это молнией пронеслось в голове Энн, пока она молча смотрела на стоявшего перед ней мистера Гаррисона, который, казалось, от ярости потерял дар речи. Даже если бы он был в самом наилучшем расположении духа, вряд ли кто-нибудь назвал бы мистера Гаррисона, низенького лысого толстяка, красивым мужчиной. А сейчас, с багровой физиономией и вытаращенными глазами, он показался Энн просто страшилищем.

Наконец мистер Гаррисон обрел голос.

— Больше я терпеть не намерен! — разразился он бранью. — Слышите, мисс, ни одного дня! Уже третий раз, черт побери… третий раз! Я ведь предупреждал вашу тетку… а она опять… она опять ее выпустила… Как я должен это понимать, мисс? Вот я и пришел узнать, когда это кончится?

— Пожалуйста, объясните, в чем дело, — с достоинством произнесла Энн. Последнее время она старалась говорить с достоинством, полагая, что это ей очень понадобится в классе. Но на разъяренного мистера Гаррисона ее спокойствие не возымело ни малейшего действия.

— Дело в том, что ваша корова в третий раз потравила мой овес. В третий раз! Она забралась туда в прошлый вторник, то же самое случилось вчера. Я приходил к вашей тетке и потребовал, чтобы это было в последний раз. И что же! Час назад я опять нашел вашу корову у себя на поле. Где ваша тетка, мисс? Я хочу ее увидеть и прямо ей сказать… без околичностей. Гаррисон не любит экивоков, мисс.

— Если вы хотите поговорить с мисс Мариллой Кутберт, то она мне не тетка, и она уехала в Ист-Графтон навестить тяжелобольную родственницу, — ответствовала Энн. Каждое ее слово дышало достоинством. — Мне очень жаль, что моя корова забралась к вам в овес… Между прочим, это моя корова, а не мисс Кутберт… Мне ее три года назад подарил Мэтью. Он купил ее теленком у бывшего хозяина вашей фермы мистера Бэлла.

— Жаль, не жаль — какой от этого прок, мисс? Подите поглядите, как эта корова вытоптала мое поле!

— Мне очень жаль, — повторила Энн, — но если бы вы починили изгородь вокруг вашего поля, Долли туда забраться не смогла бы. Это ваша забота — поддерживать изгородь, отделяющую ваше поле от нашего выгона, в хорошем состоянии. А я видела в ней несколько дыр.

— Изгородь у меня в порядке, — рявкнул мистер Гаррисон, окончательно разозленный этим неожиданным переходом Энн в наступление. — Вашу хулиганку корову даже тюремная стена не удержит. И вот что я тебе скажу, рыжая соплячка, если, как ты говоришь, корова твоя, то, чем сидеть читать романчики в желтых обложках, смотрела бы получше за своей коровой! — И мистер Гаррисон бросил уничтожающий взгляд на ни в чем не повинного Вергилия в бежевой обложке.

В Энн же, при пренебрежительном упоминании цвета ее волос, взыграло ретивое:

— Лучше уж иметь рыжие волосы, чем быть лысым, как коленка!

Удар попал в цель. Мистер Гаррисон очень переживал из-за отсутствия волос на своей голове. Он просто задохнулся от ярости и только молча вращал глазами. Тем временем, добившись тактического преимущества, Энн решила окончательно расправиться с противником: