Николай Глебов - Карабарчик. Детство Викеши. Две повести
— Здравствуйте, дети. Садитесь, — махнул рукой попечитель.
Павловский услужливо подал ему стул.
— Варёная свёкла, — взглянув на розовощёкого попечителя, шепнул Сёмка.
— Похож, — согласился Викеша.
— Как учитесь, дети? — послышался мягкий, бархатный голос.
— Хорошо.
— Молитвы знаете?
— Знаем.
— Ну-ка ты, мальчик, — короткий, мясистый палец с массивным золотым кольцом указал на Худякова, — повтори «Отче наш».
Сёмка бойко затараторил: — «Отче наш иже еси на небеси…». Когда он произнёс скороговоркой: «Да будет воля твоя», — палец важного гостя поднялся кверху:
— Да будет воля твоя! — молитвенно повторил он и, сложив руки на пухлом животе, ласково посмотрел на Сёмку: — Кому суждено быть слугой или пахарем, на то будет воля твоя. Главное — смирение. — Посмотрев на дородного Павловского, он вдруг спохватился: — У вас, кажется, урок географии?
— Да, — прикрывая рот, прогудел тот. Учитель Павловский имел густой басистый голос, которого боялись ученики.
— Хорошо, начинайте. Я пойду в другой класс.
Попечитель, придерживая шпажонку, выкатился из классной комнаты. Ребята по сердитому взгляду Павловского поняли, что урок географии будет нелёгким, и, поглядывая украдкой на учителя, ждали вызова.
— Булыгин!
Викеша уверенно подошёл к карте двух полушарий.
— Покажи пустыню Сахару! — зло пробасил Павловский.
Викеша молча уставился на карту. Перед его испуганными глазами мелькали крупные буквы пустынь, гор, морей, крупных городов — и всё это сливалось в одно зелёное пятно, из которого то и дело выползал полосатый тигр скандинавских стран.
— Ты не знаешь, где Сахара?!
Павловский схватил Викешу за шиворот и ткнул носом в карту.
— Вот она, вот она, Сахара! — гремел он. — Не знать этого может только идиот! На колени!
Красный от стыда, Викеша отошёл в угол классной комнаты и опустился на колени. Ему было обидно. Ведь урок он знал хорошо и пустыню Сахару мог показать, но грозный голос Павловского спутал все мысли.
— Худяков!
Сёмка боком пробрался между партами и, пугливо озираясь на учителя, подошёл к карте.
— Покажи Париж!
Рука Худякова протянулась к полушарию. Он долго водил по нему пальцем, бормоча про себя: —Париж, Париж… Наконец, упёрся в Средиземное море.
Павловский сильным рывком отбросил Сёмку от карты.
— На колени!
И сам в изнеможении опустился на стул. Вытянув толстые, как брёвна, ноги, учитель географии сидел насупившись. Не смея шелохнуться, замерли за партами ученики. Было слышно, как билась в стекло муха, и с улицы доносился крик угольщика:
— Угли, угли, угли!
Скосив глаза на Павловского, Сёмка прошептал беззвучно:
— Погоди, я тебе дам, толстый боров, — и показал украдкой кулак.
На перемене Сёмка долго и таинственно нашёптывал о чём-то Викеше.
— Значит, гвозди принесёшь? — спросил он в заключение.
— Ладно, — кивнул тот головой.
— Только смотри, никому не болтай, — предупредил Сёмка.
— Не-ет, что я маленький что ли?
Вечером Викеша открыл дверь малухи, где жил Ваня — Колесо, и огляделся. Никого не было. Он быстро подбежал к лавке, выдвинул из-под неё ящик с гвоздями и положил несколько штук в карман. Потом задвинул обратно, сел на пол и задумался… А если кто узнает? — Из школы могут исключить…
Викеша запустил руку в карман, нащупал гвозди, хотел их выложить обратно. Но в это время скрипнула дверь, и на пороге показался Ваня-Колесо.
— Ты что здесь делаешь?
— Так, просто зашёл, — смущённо ответил мальчик и, пробравшись боком мимо работника, торопливо вышел из малухи. Гвозди он спрятал под тюфяк и, ложась спать, успокоил себя мыслью, что никто никогда не узнает. Утром он передал гвозди своему другу.
Ребята знали, что перед большой переменой Павловский даёт урок географии в пятом классе, а затем уходит домой. Глубокие калоши он имел привычку ставить у порога учительской носками к выходу.
Урок словесности Викеша слушал рассеянно, изредка поглядывая на ёрзавшего от нетерпения Худякова.
Наконец, не выдержав, Сёмка подтолкнул локтем Викешу и поднялся на ноги.
— Степан Тимофеевич, — обратился он к учителю, — разрешите выйти из класса, у меня живот болит.
— Иди, — кивнул тот головой.
Викеша сидел, как на иголках. Из учительской доносился слабый стук молотка, и при каждом ударе сердце замирало от страха. А вдруг Сёмку накроют?
Вскоре стук прекратился, и, придерживая одной рукой живот, скорчив страдальческую рожу, в класс вошёл Сёмка.
Урок словесности для Викеши и Сёмки тянулся утомительно долго, и как только послышался звонок, они, расталкивая ребят, кинулись к открытым дверям учительской и спрятались за косяк. Прошла Евгения Ивановна с классным журналом подмышкой; за ней показался законоучитель отец Александр, потом прошмыгнули два молодых педагога, и, наконец, важно шагая, выпятив толстый живот, появился Павловский.
В большом полутёмном вестибюле слышалась шумная возня ребят. Викеша и Сёмка, не спуская глаз с учительской, ждали, когда Павловский станет одеваться. Разговаривая со своими коллегами, учитель географии сунул ноги в калоши и, сделав попытку шагнуть, неожиданно упал. Полы его пальто взметнулись и накрыли с головой хозяина. Калоши оказались прочно прибитыми к полу. Викеша с Сёмкой, отпрянув от дверей учительской, смешались с толпой ребят.
Розыски виновных ни к чему не привели. Когда наступила очередь Викеши идти в учительскую, он немного перетрусил, но вида не подал: «Всё равно не выдам Сёмку». Правда, ему было стыдно за свой поступок, он дня два старался не встречаться с Худяковым. Сёмка же был по-прежнему весел и к своей проделке отнёсся беззаботно.
— Пускай за уши не дерёт да в угол не ставит, — говорил он Викеше, шагая с ним после уроков по людной улице.
— Я тоже его не люблю, — согласился Викеша, — но получилось как-то нехорошо.
— Поплачь… Неженка… — презрительно протянул Сёмка и, не простившись, свернул в переулок.
Викеша постоял в раздумье и, вздохнув, направился дамой.
Случай с учителем Павловским не выходил у него из головы. Он чувствовал, что поступил плохо. «Не надо было этого делать, не надо!» Но тут же оправдывал себя: «Сёмка — друг мне, не раз выручал от старшеклассников, когда они лезли в драку. Да и учитель пускай не ставит на колени. Урок-то ведь я знал, только немножко перетрусил от крика. Правда, один раз Сёмка меня крепко подвёл. Но я сам виноват, что не выучил молитву», — мысли мальчика перенеслись на урок закона божьего. Тогда отец Александр болел и его заменял отец Виталий. Быстрой походкой он вошёл в класс. Ребята уже знали крутой нрав отца Виталия и, поднявшись при его появлении, замерли.
— Садитесь, — коротко бросил священник. Оседлав нос очками в золотой оправе, он блеснул стёклами и стал молча прохаживаться между партами.
— Булыгин! — прозвучал его резкий голос: — Повтори утреннюю молитву.
Викеша её не выучил, но хорошо помнил первые слова и начал бойко:
— От сна восстав, прибегаю… — скосив глаза на соседа, он ждал подсказки.
— К рукомойнику, — прошептал в кулак Сёмка.
— От сна восстав, прибегаю к рукомойнику, — повторил машинально Викеша.
В классе раздался приглушённый смех. Лицо отца Виталия побагровело.
— Повтори, как ты сказал!
С трудом ворочая языком, Викеша начал повторять первые слова молитвы. Но закончить ему не пришлось. Размахнувшись, отец Виталий хлопнул Викешу «Законом божьим» по затылку.
— На колени!
Викеша покорно пошёл в угол.
Сейчас Викеша не сердится на отца Виталия, потому что знает — сам виноват, да и Сёмка подвёл. Но зачем драться — то? Ведь в учебнике закона божьего сказано: «Любите ближнего своего, как самого себя». Разве это любовь? Трахнут «Законом божьим» по голове, поставят на колени — вот тебе и любовь к ближнему.
Дня через три после случая с Павловским новое событие взволновало школу. В Раздольное заехал губернатор. Остановился он в богатом доме купца Третьякова. После осмотра правительственных учреждений он решил зайти в школу. К встрече приготовились неплохо. Школьный сторож, отставной солдат Спирька, начистил до блеска оконные шпингалеты и дверные ручки, подмёл двор, осмотрел классы и раза два ткнул носом Сёмку Худякова в вырезанные на парте буквы С. X. Учителя были в форменных мундирах. На металлических пуговицах ярко поблескивали двуглавые орлы.
В ожидании губернатора, который задержался в соборе, учителя нервничали. Но всё прошло благополучно. Гость обошёл классы и остался доволен школьными порядками.
После его отъезда учитель словесности Хлюпкин дал ребятам сочинение на тему: «Приезд губернатора». Викеша писал бойко и, просмотрев ещё раз работу, подал учителю. Но тут произошло неожиданное. Лицо Хлюпкина вытянулось, тонкие губы сложились в ироническую улыбку:
