Кто ты на Кэтнет? - Наоми Критцер
— Все будет хорошо, — сказала мама. Я не совсем поняла, к кому она обращалась — ко мне или к себе.
Тот раз, когда она высадила меня одну, был в Канзасе, в моей второй старшей школе за девятый класс. Тогда совпали две проблемы. Во-первых, со мной не было мамы, что привлекло лишнее внимание, потому что это странно. Во-вторых, мы сняли жилье рядом с заброшенным участком, вот только хозяйка не сказала, что раньше на этом участке был дом, который использовали как лабораторию для варки метамфетамина. Все в городе знали про этот дом. То, что я жила прямо по соседству и пришла без родителей, так обеспокоило секретаря школы, что она буквально вызвала полицию.
Как раз в этой школе я не получила табеля. Мама сначала пыталась убедить их, что ничего не замышляет, а потом просто загрузила вещи обратно в фургон, и в результате я оканчивала девятый класс в Миссури.
При взгляде на администрацию в Нью-Кобурге, по крайней мере, было видно, что тут никому нет до нас дела, чтобы еще и полицию вызывать. Что ж, уже неплохо. Рядом с секретаршей стояли сенсорный экран — записывать входящих и выходящих — и робот с подносом с заточенными карандашами. В Фиф-Ривер-Фоллз тоже такого получили по гранту «Служебные роботы для провинциальных школ», но робот сломался, а чинить его не было денег. Он только точил карандаши, но не мог развозить их по классам.
Школьный психолог — крашеная блондинка с седыми корнями — тяжело вздохнула и произнесла:
— Что ж, проходите ко мне в кабинет, — когда секретарша сообщила, что пришла поступать новая ученица.
В кабинете она сообщила, что не хочет, чтобы я брала матанализ, потому что я пропустила экзамен на уровень, а откуда ей знать, насколько хорошо меня готовили к матанализу в Фиф-Ривер-Фоллз. К тому же я только в одиннадцатом, а матанализ для двенадцатиклассников. Еще здесь нет испанского — в старшей школе только немецкий, — и они проходят американскую литературу в одиннадцатом классе, а это значит, что я буду читать практически то же самое, что в прошлом году в предыдущих двух школах. Там американскую литературу проходили в десятом. В прошлом году я дважды перечитала «Алую букву»[4].
Она с явным раздражением пролистала мою стопку табелей.
— Почему твое имя почти везде написано с ошибками?
Я пожала плечами. Мама тоже.
К началу третьего урока меня записали на матанализ, несмотря на возражения психолога, на всякие обычные предметы типа литературы и истории, на некое «изучение животных» и что-то под названием «мировая художественная культура». Я была уверена, что на этот урок большинство моих одноклассников будут ходить обкуренные. Я надеялась, что у них есть кружок фотографии, но нет.
Изучение животных оказалось сосредоточено на молочном животноводстве, но это только на семестр. Зато, когда мама опять решит переехать, у меня будет уже полбалла по естественным наукам. Если, конечно, предположить, что мы останемся здесь на семестр, хотя рассчитывать на это рискованно.
Секретарь администрации сделала мне пропуск и завела на меня счет в столовой, а мама положила туда 11.42 доллара мелочью, выуженной из кошелька.
— Удачи, — сказала она, пригладила мои волосы (по ее словам, они смешно торчат во все стороны) и ушла.
Секретарша дала мне распечатку с расписанием.
— Хочешь, тебе кто-нибудь все тут покажет?
— У вас на классах ведь есть номера? — ответила я. — Не беспокойтесь, я как-нибудь разберусь.
Секретарша широко улыбнулась. Губы у нее были очень ярко накрашены.
— Дети тут очень хорошие, — сказала она.
Почти во всех школах, куда я ходила, кто-нибудь говорил мне: «Дети тут очень хорошие». Правда, в единственной школе, где этого не говорили, дети действительно оказались ужасные. В любом случае, если секретарша говорит, что кто-то хорош, это еще ничего не значит.
Да это и не важно. После переезда мне никогда никто не пишет, и совершенно не исключено, что через неделю мама захочет переехать в Мичиган. Единственные друзья, которых мне удается сохранить, — те, кого я знаю на Кэтнет.
* * *
Первый урок, куда я попала, — удаленное занятие по математике. Мы смотрели, как учитель на экране объясняет матанализ. Он видел весь наш класс и мог нас вызывать, но был где-то далеко и, как выяснилось, вел сразу четыре удаленных урока. В моем предыдущем округе так вели испанский. Из-за какого-то закона о надсмотре, в классе еще сидела инспекторша, которой абсолютно нечего было делать, кроме как кричать, если вдруг кто достанет телефон. Правда, она игнорировала все прочие нарушения. Например, девочка рядом со мной не конспектировала, а рисовала.
Она начала с графика координат, который объяснял учитель, но потом продлила линии и превратила функцию в замок. Это был замок с кучей деталей, но если вглядеться, оказывалось, что она вообще-то продолжала конспект. Все записи каким-то образом встраивались в замок.
Она подняла глаза и заметила, что я уставилась на ее рисунок. Мне тут же стало неловко — вдруг она разозлится, — но она, похоже, была очень довольна собой и пририсовала к замку принцессу с птицей на плече, стоящую на стене.
У этой девочки были длинные каштановые волосы, они рассыпались по парте, наполовину скрыв ее сосредоточенное лицо и довольно сложный маникюр: планеты поверх черного лака. Интересно, она сама его делала или ей помогла подруга? Я даже просто покрасить ногти на правой руке не могу, такая у меня неуклюжая левая.
Художница оказалась в одном со мной классе и на литературе[5], где всем раздали бумажные экземпляры «Алой буквы». В том, что мы вновь проходили «Алую букву», был один плюс — я сохранила все сочинения, которые писала в предыдущих двух школах, и, наверное, если просто их переделать, никто не заметит. Но есть и минус: «Алая буква» не понравилась мне в первый раз, во второй раз меня от нее воротило, и я не думала, что в третий раз произойдет чудо.
Учительница, мисс Кэмпбелл, была скучная и ворчливая. Пока она рассказывала про пуританство, девочка нарисовала огромную наклоненную букву L и начала ее украшать. Может быть, это ее инициал. Но пока мы собирали вещи, чтобы идти на новый урок, я услышала — кто-то назвал ее Рэйчел. Выходит, буква означала что-то еще.
На большой перемене у дверей класса появилась секретарша и снова вызвала меня в кабинет. Мама забыла заполнить стопку документов, и мне зачем-то разъяснили каждую бумажку, чтобы я не забыла подписать их у мамы вечером. Когда секретарша закончила, времени на обед уже не оставалось.
Следующий урок — основы здоровья. У меня уже был