Константин Золотовский - Бешеная акула

Завернул мне Пименов задние барашки, и я опять наклонился подтянуть складки на коленях. Тут уж Пименов меня в спину толкнул.

— Ну, Пименов, это не дело! — рассердился я. — Я считал, что ты серьезнее Никитина.

— А в чем дело?

— Зачем толкнул в спину?

— Я не толкал.

— Кроме тебя, некому.

— А ну тебя! — плюнул Пименов и, сильно обидевшись, пошел на корму скруживать шланг.

Никитин хотел застегнуть мне ремень на ботинке.

— Не надо, — сказал я сердито. — Без вас обойдусь.

Но едва я наклонился, чтобы застегнуть ремень на ботинке, как меня сразу что-то больно ударило в спину и уперлось в позвоночник.

Я вскочил со злостью, готовый кинуться на обидчика. Глядь, а за спиной никого нет. Пименов на корме скруживает шланг, Никитин ушел в рубку, качальщик в рыжей кепке стоит далеко, возле помпы.

«Что за чорт? Или и мне все чудится, как им под водой? А ну-ка, еще наклонюсь». И только я согнулся, как меня снова толкнуло в спину.

— Раздевай! — кричу водолазам.

— А разве в воду не пойдешь? — спрашивает из рубки Никитин.

— Пойду! Раздевай! Нечистая сила ваша — в рубахе!

Развинтили с меня манишку, стали стаскивать рубаху. Качальщик рот разинул, ждет, когда выпрыгнет из рубахи нечистая сила. Охота парню посмотреть, какая она собой, сроду ее не видал.

Стянули с меня рубаху, вывернули, а оттуда из широких складок на палубу упала деревянная вешалка с крючком…

Три дня мы друг, другу в глаза смотреть стеснялись. Вот какие в нашем деле могут быть неприятности.

Средство от малокровия

Никита Пушков был самый здоровый и сильный в здешнем водолазном отряде, на его загорелую спину можно было свободно поместить концертный рояль, музыканта и певицу. Только была у Никиты странная особенность: достаточно было ему поперхнуться и кашлянуть, как он начинал думать о бронхите и воспалении легких. Заболит у него живот после кислого кваса, и он бежит к доктору, спрашивает, не заворот ли у него кишек, а может быть, рак желудка. Останется на расческе волосок, и Никита в отчаянии ждет, что через два-три дня облысеет, как глобус. Однажды довелось ему увидеть через микроскоп инфузорию в капельке воды, и он целую неделю терпел и не пил воды.

Сегодня был редкостный день — Никита Пушков считал себя совершенно здоровым. Но вот проснулся его сосед, черноглазый подвижной водолаз Содомкин, и выкрикнул:

— Никита! Смирно, равнение на меня!

Пушков остановился.

— Чего тебе?

— Ох, Никита, у тебя сегодня цвет лица очень бледный! — воскликнул Содомкин.

Пушков схватил зеркальце и с беспокойством посмотрел на свою красную здоровую физиономию.

— Да нет, парень, цвет лица как будто подходящий, — отозвался v Пушков.

«Смотри-ка, не поддается, чорт его дери, — подумал Содомкин. — Ладно, попробую его еще испугать». И Содомкин сказал:

— Ты, Никита, во сне бредил и долго кричат: «Держи его, держи его!»

— Неужели я кричал? — удивился Никита.

— Страшно орал, — сказал Содомкин. — Я даже через тебя и спать не мог. У тебя определенно острое малокровие.

Никита приложил обе руки к груди и испуганно посмотрел на Содомкина.

«Ага, кажется, клюнуло», подумал Содомкин и сказал:

— К доктору ты не ходи — не поможет, а я знаю для тебя очень толковое средство — рыбью печенку.

— А разве она помогает от малокровия? — спросил Никита. — Я, парень, и сам что-то уже слышал о печенке.

— Слышал, а еще спрашиваешь, — серьезно сказал Содомкин. — Да ведь рыбья печенка — лучшее лекарство в мире. Рыбья печенка моментально излечивает совсем тяжело больных. А если здоровый ее съест, то никогда малокровием не заболеет. И чем крупнее печенка, тем целебней.

Пушков внимательно выслушал и сказал:

— Да, парень, лекарство толковое. Сегодня же схожу к рыбакам за самой крупной рыбой, испробую печенку.

Содомкин засвистал от удовольствия. «Ура! — подумал он. — Уха сегодня будет».

Ежедневное пшено и баранина осточертели Содомкину. Он не ожидал, что так легко уговорит Пушкова. Ведь к рыбакам надо было итти очень далеко, а, кроме того, Пушков как огня боялся рыбных блюд с тех пор, как услышал, что какой-то человек отравился головой леща.

Мысль о замечательной печенке овладела Никитой. Когда он пришел на баркас, то по рассеянности даже отдавил лапу Тайфуну. Кроткий пес взвизгнул на всю Волгу.

— Ты что, Никита, рассеянный? — спросил его старшина баркаса.

— У него хроническое малокровие, — сказал Содомкин. — Но он сегодня добудет рыбью печенку, и болезнь как рукой снимет.

Старшина рассмеялся:

— И все ты, Никита, чудишь насчет болезней. Иди-ка лучше под воду сваи пилить. И все твое малокровие как рукой снимет.

Старшина помог Пушкову надеть водолазный костюм и дал ему в руку пилу-ножовку.

Когда Пушков погрузился в воду, старшина спросил Содомкина:

— Где же это Никита рыбью печенку возьмет, когда и рыбы-то нет?

— Добудет, — сказал Содомкин. — Сегодня же после работы он из-за печенки к рыбакам за рыбкой двадцать два километра сгоняет. Поедим свежей ухи.

— Ну, это ты, приятель, заврался, — сказал старшина. — Не попрется Никита по жаре в такую даль. Он здоровье бережет.

— Держим пари, что пойдет?

— Давай!

— А только кто проиграет, тот будет на себе верхом катать, — сказал Содомкин.

— Ишь ты, конь выискался, — засмеялся старшина.

— Так ведь кататься-то я на тебе буду, — уверенно сказал Содомкин.

— Ну, это еще неизвестно, — с достоинством заметил старшина.

Пушков не слышал спора между старшиной и Содомкиным. Он в это время решительно вышагивал по дну реки, волочил за собой шланг, сигнал, вздымая из-под ног разноцветный ил.

В подводном сумраке цвета яблочного компота обозначались перед ним тени, неясные и расплывчатые. Никита подошел к деревянным сваям старой пристани. Сваи мешали пароходам. Их надо было срезать. Никита любил водолазную работу и под водой забывал все свои сухопутные тревоги и неприятности. Хозяйственно оглядел первую сваю, приставил к ней пилу-ножовку, а для удобства опустился коленом на бревно, лежавшее внизу, да враз и отскочил:

— Ой, парень!

Бревно это оказалось живым. Оно чесалось о сваю, как настоящая свинья.

Пила-ножовка выпала из рук Пушкова. Он быстро протер носом запотевший иллюминатор и оторопел — у бревна был рыбий хвост. Безобразная голова, похожая на бычью, шевелила длинными белыми усами. А спину, похожую на кору старого дерева, покрывала зеленая слизь и речные улитки.

Это был толстый громадный сом. Он дремал и во сне тихонько почесывался о сваю, — наверно, хорошо подзакусил. Никите припомнилось все, что он слышал о сомах. Про одного на Кубани старики рассказывали, что тот сом жил в глубокой яме на дне, а обедать подплывал к берегу и целиком, с ножками и рожками, проглатывал телят, которые забредали в реку в жаркий полдень. Пообедав теленком, сом бессовестно сосал молоко из вымени коров, стоявших по грудь в воде. Немало он утянул с поверхности уток и гусей и нагонял страх на лошадей и ребят. Однажды его пробовали поймать сетями, но он разорвал рыболовную сеть в клочки и ушел в глубокое место. Тогда ему забросили удочку. Крючок сделали в кузнице и насадили приманку — жареного барашка. Сом проглотил и попался — веревку-то канатную ему не оборвать. Потянули сома на берег — не идет, пришлось в подмогу запрячь пять рослых быков. И когда сома выволокли, весь народ закричал «ура».

«Вот и мне надо этого дьявола взять», подумал Никита и наклонился к самой спине сома, но притронуться побоялся.

«А что, если свинцовой подметкой его по сопатке двинуть? — размышлял Никита. — Нет, обозлишь только. Эх, ты, досада, ножа, как нарочно, не взял с собой, — огорчился Пушков. — Да что ж это я — рыбы испугался? Неужели упущу этакого усача с печенкой не меньше восьми кило? Да ведь такая печенка меня сразу исцелит!»

Никита протянул руку, но сейчас же отдернул.

«А вдруг сом за свою печенку все ребра мне помнет?»

Однако медлить было некогда, — сом каждую минуту мог проснуться и уйти.

Никита вздохнул.

«А может, — подумал Никита, — вот этот самый толстокожий чорт таскает колхозных племенных телят. И я ему позволю грабить?» Подумал так Никита и быстро просигналил веревкой: «Прибавь воздуха!» — Это Никита сделал специально, чтобы воздух ему помог.

— Амба, парень! — сказал Никита сому. — Давай посмотрим, чья возьмет! — и решительно запустил под холодную сомью жабру свою правую руку, а левой обхватил толстое страшное туловище и прижал к груди так сильно, как никого еще в жизни не прижимал к себе.

Сом рванулся, опрокинул Никиту и мотнул его головой о сваю.