Елена Кршижановская - Человек решает сам
Кате я не рассказал про цирк. Слишком много всего случилось: мне хотелось как следует обо всем подумать самому. А то всегда так бывает: рассказываешь родным, они-то ничего не видели и начинают посмеиваться. Настроение пропадает, и самому кажется, что все не такое уж замечательное…
На другой день в школе я ужасно томился на уроках. Хорошо, меня не вызывали, а то наговорил бы чепухи. Я ни о чем не мог думать, кроме цирка.
Валя Шарова смотрела на меня и удивлялась, а во время перемены спросила:
— Ты чего сияешь, как начищенная сковорода? «Волгу» по лотерее выиграл?
Что с ней разговаривать. Разве она поймет? Наконец уроки кончились, и мы с Олегом побежали в цирк.
Каждый знает такой номер: стоит внизу акробат и держит на лбу длинный шест, а наверху — поперечная палка, похожая на велосипедный руль. И на этом руле другой акробат выделывает фокусы.
Так вот, когда мы пришли на манеж, я рот раскрыл. Акробат с шестом на лбу поднимался по отвесной лестнице, прикрепленной к высокой площадке. Идет акробат и идет, держит на лбу длиннющий шест, а наверху стоит не шелохнувшись девушка. Та самая артистка, которую я принял за девочку. И не просто стоит, а головой вниз. Я дышать боялся, прямо потрясающе!
Поднялся акробат на площадку, повернулся и начал спускаться с другой стороны. Но артистка-то! Вот это работа, — стоит, точно припаянная к этому рулю.
Акробат сошел с лестницы, и артистка съехала с шеста совсем как матрос с мачты.
На манеже стоял пожилой мужчина и наблюдал за акробатами. Как только артистка спрыгнула на землю, мужчина схватился за голову и закричал плачущим голосом:
— Модница несчастная! Целых десять лет зря потратил на эту страшную тупицу!
Я оглянулся. Кому это он? Не может быть, чтобы такой артистке. А мужчина подошел к ней и ребром ладони стукнул ее между лопаток.
— Спина, спина! — продолжал он кричать. — Как держишь спину! Все мимо ушей, только и думаешь о шляпках да тряпках! О-о-о… модница дурацкая!
Олег посмотрел на меня и засмеялся:
— Удивляешься? Ничего, бывает. Это ее отец. Он строгий, но дело ух как знает! Все не может ей простить, что она в прошлом году опоздала на репетицию, задержалась в магазине.
— Да она же так работает! Да если бы я хоть…
— Это кажется, когда не совсем понимаешь, что значит хорошо. А на самом деле тренируешься, тренируешься, а лучше-то еще можно сделать, — вздохнул Олег. — Это я знаю во как. Сам испытал!
Артистка стояла с опущенной головой и молча слушала отца, который никак не мог успокоиться. А я еще весь день мечтал стать цирковым артистом! Если ее после целых десяти лет так ругают, то куда же мне…
Вдалеке послышался лай — тоненький, визгливый. И вот по манежу забегали хлопковые собачки, белые пушки. А за ними влетел большой пес с узкой красивой мордой. Длинная шелковистая шерсть разделялась пробором на его широкой спине.
— Руслан! — крикнул Олег.
Пес мимоходом ткнулся носом в руку Олега и заторопился по своим делам. А дела у него были важные, не то что у других псов. Руслан прыгнул на барьер и словно поплыл вокруг манежа. Большое сильное тело пса стремительно неслось вперед, лапы еле касались барьера, и видно было, что Руслан наслаждается бегом.
Я следил за псом и не заметил, как на манеже оказалась мать Олега. Она хлопнула себя прутиком по ноге и сказала:
— Руслан, ко мне!
Пес прыгнул с барьера и лег возле Анны Ивановны. Все время новости! Значит, мать Олега вовсе не домашняя хозяйка, а дрессировщица. Вчера в общежитии она в простом халате и косынке чистила картошку и вообще показалась мне такой, как бывают мамы, которые сидят дома… Анна Ивановна что-то сказала Руслану; он послушал и, медленно переставляя ноги, пошел по ковру. А одна из хлопковых собачек стала бегать вокруг передних лап Руслана, делая восьмерки. Остальные собачки маршировали на передних лапках, точно настоящие акробаты. И морды серьезные у всех; очень это смешно получалось.
Но рано я посмеивался. Вскоре пришлось мне накричаться так, что я чуть не охрип.
Вот как получилось.
Собачки еще порепетировали, потом их унесли, и на манеже остался один Руслан. Служащие в четырех местах держали над барьером большие металлические обручи. Руслан с увлечением выполнял свое дело: бежал по барьеру и плавно прыгал сквозь обручи. Но, видно, слишком увлекся и, когда потом соскакивал с барьера, бестолково метался по манежу и убегал в проход для зрителей, вместо того чтобы идти к месту выхода артистов. Нас с Олегом поставили в артистическом проходе, и после каждой пробежки по барьеру мы звали Руслана. Иногда он бросался к нам, но чаще его несло в другую сторону.
Ну и терпение нужно с шальным псом! Мне казалось, что это никогда не кончится, и у меня выскочат легкие от бесконечных воплей. Так и не добились толку на репетиции.
Когда служащие увели Руслана с манежа, Анна Ивановна бодро сказала, вытирая пот со лба:
— Недельки через две научится. Молодой еще, горячий. И так уже много сделал; нельзя все сразу требовать.
Недельки две. Вот так та-ак!
Капроновые пачки
Наверно, за всю жизнь у меня не было так много взрослых знакомых, сколько появилось за последний месяц. И не только акробаты, наездники, жонглеры и другие артисты, и даже электросварщик. Он сваривал металлические части в трапеции. Ответственность-то какая. Люди под самым куполом работают на этой трапеции. Чуть где непрочно, — упадут.
Познакомился я с веселыми музыкантами из оркестра, с конюхами, с художниками, с ветеринаром. Да всех не перескажешь.
По-моему, они считают меня за своего. Конечно, видят каждый день, привыкли.
А Олег говорит: это потому, что я стал работать вместе со всеми, и им нравится, как у меня идет дело. Ну, Олег преувеличивает; какая там работа. Правда, великан со мной репетирует вовсю, но и ругает… Так что до настоящей работы ух как далеко!
Олег переживает, что мне достается от его отца, и теперь, если мы раньше освобождаемся в школе, то сразу зовет в цирк, и до начала репетиции мы еще тренируемся одни.
…Мы были вдвоем на манеже, и Олег показывал мне, как держать плечи, когда стоишь на одной руке.
— Нельзя, понятно тебе? Не положено! — услышали мы крик.
И вдруг на манеж вбегает — вот уж не думал! — Валя Шарова, как-то смешно нагнувшись вперед, а за ней — вахтер. Тоже нагнулся, тянется, хочет схватить за косу. И продолжает кричать:
— Стой, говорят!
Но Валя спряталась за нами и спокойно сказала:
— Вот их как раз мне и нужно. Я ведь по делу.
— Она из нашего класса, — подтвердил Олег.
— У меня пионерское задание, — сказала Валя, вырываясь от вахтера, который через наши головы все-таки схватил ее за галстук.
— Да что тут происходит, в самом деле! Пионерский костер или зрелищное предприятие? — возмутился вахтер. — Скоро приведете целый класс, артистам негде будет выступать.
В конце концов мы уговорили его, обещали, что Валя побудет совсем недолго.
Он ушел, ворча что-то про детский сад, но мы не обратили на это внимания; нам было интересно, что нужно Вале. А она сказала:
— Вы наш класс позорите.
Вот здорово! Знали бы, так не спасали ее от вахтера.
— Ты для того в цирк прорвалась, чтобы сообщить такую приятную новость? — спросил я.
— Нечего подковыривать, и никакая такая не новость. Сами знаете, по английскому оба на двойках едете.
— Знаешь что? Завтра в школе поговорим об этом, — вежливо сказал Олег. — А сейчас нам некогда.
И мы снова начали тренироваться.
— Подумаешь, занятые люди. Кувыркаются! — засмеялась Валя. Но сама села на барьер и стала следить за нами. По лицу ее было видно, что наши упражнения ей нравятся. А мы, конечно, старались и такие штуки выделывали, что опилки летели во все стороны. А потом вокруг манежа, пройдясь колесом, встали и начали между собой разговаривать, будто целый час так спокойно стояли.
— Наше звено мне поручило по английскому вас подтянуть, — сказала Валя. — Я не сама.
Ага, извиняется! Значит, подействовала наша работа. Я спросил:
— И в цирк идти поручили?
— Конечно. Выяснить, чем вы тут занимаетесь. А я все равно подтягивать вас буду. Каждый день, пока не исправите двойки.
— Вот латынь я бы охотно учил, — вздохнул Олег. — Знаете, как для медицины важно? Английский зачем, не понимаю.
— Только людям зря мучиться, — сказал я.
Тут все начали собираться на репетицию. Олег познакомил Валю со своим отцом. По-моему, она испугалась великана не меньше, чем я, когда увидел его в первый раз. Но я-то Валю знаю. Она как ни в чем не бывало подала руку и улыбнулась. Потом задрала голову и стала орать дяде Коле — решила, что такому большущему не слышно оттуда, сверху.
