Яков Длуголенский - Жили-были солдаты

Миша побежал за братьями, догнал их и спросил:

— А полосу препятствий вы пробежали?

— Пробежали, — сказал один брат.

— И нигде не запутались?

— Не запутались, — сказал другой брат.

— И в воду не упали?

— Не упали, — сказал первый брат.

— А рука работает? — спросил Миша.

Бывший раненый попробовал:

— Работает!

— В любую сторону?

— В любую!

И тогда Миша с удовольствием спросил:

— Это ведь Брыкин вправил?

— Он, — сказал солдат и покрутил рукой перед самым Мишиным носом. — Чуешь, какая работа!

Миша вернулся в санчасть, прошёлся несколько раз мимо Брыкина, который писал что-то в толстой тетради, а потом остановился и сказал:

— А полосу препятствий они пробежали…

— Вот видишь, — сказал Брыкин. — А ты сомневался… Тогда Миша ещё немного прошёлся и сказал:

— И рука работает…

— А в этом я не сомневался…

Тогда Миша опять прошёлся и сказал:

— Вы, Брыкин, конечно, не такой сильный, но вы, Брыкин, тоже сильный…

— Да, — удивился Брыкин. — Это ты верно сказал.

Тут Миша заметил на столе фотографию и спросил:

— Это кто?

— Сын, — сказал Брыкин.

— Ваш сын? А где он? — удивился Миша.

— Дома, — сказал Брыкин.

— А вы почему здесь? — ещё больше удивился Миша. — Или вы живёте тут близко?

— Нет, — сказал Брыкин. — Я живу там, далеко…

— А кто же ходит с ним в зоопарк? — спросил тогда Миша.

— Мама, наверно, — сказал Брыкин.

— И он с тех пор не спит?

— Почему не спит? — встревожился Брыкин. — Он всегда хорошо спит.

— А как вы уехали. Я, например, всегда не сплю, если папы нет дома… — Тут Миша подозрительно посмотрел на Брыкина и сказал: — А может, вы нарочно уехали?

— Стал бы я от него нарочно уезжать, — сказал Брыкин. — В армию меня призвали, вот я и уехал.

— А вы отпроситесь, Брыкин, — сказал Миша. — Отпроситесь. Скажите, что вам к ребёнку надо. Вас и отпустят. А хотите, я папе скажу.

— Нет, — сказал Брыкин, — говорить ничего не надо. У каждого солдата есть кто-нибудь дома. И если всех отпустят, кто же тогда будет охранять знамя?

Миша подумал-подумал:

— Правда, некому…

И вздохнул.

По дороге к пушкам встретили они Мишиного папу. Мишин папа сказал:

— Я вас ищу-ищу…

— А мы никуда не терялись, — сказал Миша. — Можешь спросить у Брыкина.

— Очень хорошо, — сказал папа. — Тебе надо ехать домой!

— Почему домой? — сразу заныл Миша. — Я пушек не видел!

Но папа сказал:

— Домой.

И едва папа это сказал, как затрубила труба и из домиков стали выбегать солдаты. Миша и не думал, что в таких маленьких домиках спрятано столько солдат.

— Что случилось? — спросил Миша.

— Тревога, — сказал папа.

— Какая тревога?

— Учебная.

Миша посмотрел на Брыкина, но Брыкина на прежнем месте уже не было. Брыкин во весь дух убегал к себе в санчасть.

— Ты куда, Брыкин? — закричал Миша. — Ты куда?

— Что ты кричишь? — сказал папа.

Миша хотел объяснить, но тут раздался такой лязг и грохот, что задрожала от этого грохота земля и Мишины щёки, и Миша поскорее вцепился в папину руку.

«Что это?» — хотел спросить Миша.

И увидел сам:

здоровенные пушки, прекрасные пушки неизвестно откуда выползали на площадь, их тащили огромные тягачи, тягачи были похожи на танки, а пушки — одна на одну.

«Р-р-р-р», — хрипели тягачи.

«Ур-р-р», — урчали моторы.

«Да куда же это всё прятали?» — сам себя спросил Миша.

В это время из знакомого домика вынесли какую-то длинную штуку, завёрнутую в чехол. Нёс её Мишин знакомый Лёша.

«Знамя», — догадался Миша.

Чехол был зелёным.

Тягачи были зелёными.

Пушки были зелёными.

Солдаты были во всём зелёном.

«Защитный цвет», — вспомнил Миша.

Открылись огромные ворота в заборе, и поползли туда пушки, а за пушками — солдаты на машинах, а за солдатами — полевые кухни, а за ними — ещё машины. Зачем они — Миша не знал.

Миша дёрнул папу за руку и крикнул:

— Брыкин где?

— А? Что? — тоже крикнул папа.

— Брыкин!

Но папа только показал на свои уши: не слышу, мол.

И тут Миша сам увидел Брыкина.

Брыкин в каске.

Брыкин с автоматом.

Брыкин с санитарной сумкой на боку садился в машину.

— Брыкин! — закричал ему Миша. — Брыкин!!!

Да разве услышишь, когда такой шум?

— Папа, — жалким голосом заныл Миша, — папа, покричи Брыкина… Мне надо ему сказать…

— Что? А? — спросил папа.

— Брыкина! — крикнул Миша.

Но было поздно: машина, в которую сел Брыкин, поехала.

И когда скрылась за воротами последняя пушка, на площади наступила такая тишина, что Миша даже поковырял в ухе.

— Что ты хотел сказать? — громко сказал папа, всё ещё думая, что на площади не тишина.

— Про Брыкина, — тоже громко сказал Миша и опять поковырял в ухе.

— Ты мне скажи. Я ему передам.

А Миша и сам не знал, что хотел сказать Брыкину.

«Спасибо» — наверное, за то, что ходил с ним Брыкин целый день.

«До свиданья» — наверное, потому, что неизвестно, когда они ещё увидятся.

«Привет вашему сыну» — который находится где-то дома, и Миша не знает даже где.

И ещё многое хотел он сказать Брыкину.

Да разве скажешь всё?

Дома, во дворе, Мишу окружили ребята. Все уже знали, что Миша ходил к солдатам.

— Ну что? Ну как? — спрашивали все.

— А так, — сказал Миша. — Солдаты все разные, а пушки — одинаковые. А на знамени — дырки от пуль.

— Ну? — удивились ребята.

— А ещё там у них есть собака Гашетка, и она чистит пуговицы.

— Врёшь! — не поверили ребята.

Но Миша и сам знал, что никто не поверит.

Вечером приехал Мишин папа и удивился, что Миша не играет в свои солдатики. Солдатики лежат в коробках: пушкари к пушкарям, пехотинцы к пехотинцам, моряки к морякам.

— Ты что делаешь? — спросил папа.

— Думаю, — сказал Миша.

— Ага, может, ты тогда надумал, кем хочешь быть: артиллеристом или моряком?

— Брыкиным я хочу быть, — сказал Миша.

— Кем-кем?

— Брыкиным.

Папа озадаченно посмотрел на Мишу, а потом подумал: «Хм… Надо будет получше приглядеться к этому Брыкину…»

Но Мише-то папа ничего не сказал.

Мише папа только улыбнулся.

Жили-были солдаты. Рассказ

Когда я служил в армии, были у нас солдаты с самыми удивительными и прекрасными фамилиями.

Например: Володя Московский.

Мы его звали:

— Эй, Москва!

И Володе, конечно, было очень приятно.

Был Храбров — человек с очень солдатской фамилией, ведь известно: все солдаты — храбрые люди.

И даже был Нахимов — мы его звали Адмирал, в честь знаменитого флотоводца адмирала Нахимова. И хотя нашему Нахимову следовало служить, конечно же, среди моряков, его почему-то направили к нам, в пехоту.

Были в армии и другие замечательные люди.

И был Ваня Дудкин.

— Дудкин.

— Дудочкин.

— Дударь, — звали мы его.

И думали, что это очень остроумно. А на самом деле это было совсем не остроумно. Потому что есть люди с ещё более смешными фамилиями, и это очень хорошие и прекрасные люди.

Но мы служили в армии первый год и ещё не знали этого.

Ни Дудкин, ни Московский, ни Нахимов, ни Храбров, ни я.

А когда узнали — перестали дразниться и подружились.

Потому что в армии без дружбы никак нельзя.

И только со старшиной нам не повезло.

И на фронте он не был.

И орденов у него не было.

И никаких военных историй из своей жизни он рассказать не мог.

— Нет, — говорил Нахимов, — плохой у нас старшина.

И с грустью разглядывал свою матросскую тельняшку, которую ему старшина не разрешал носить.

А потом и Московский сказал, что плохой у нас старшина.

Московскому старшина ночью играть на гитаре не позволил.

А потом и мы с Храбровым одновременно поняли, что да, плохой у нас старшина. Это когда мы с Храбровым забыли оружие почистить и он про нас в стенгазету написал: нельзя, мол, им с Храбровым оружие доверять.

А какие же мы с Храбровым солдаты без оружия?

Только Ваня Дудкин говорил, что старшина у нас неплохой.

Конечно, у Вани ни гитары, ни тельняшки нет и оружие он всегда чистит. Вот для него старшина и неплохой.

Однажды уехал наш старшина в командировку, и мы пошли в штаб просить, чтоб дали нам другого старшину.

Удивились в штабе.

— А ваш, — говорят, — чем вам не нравится?

— А не сразу его и заметишь. Других старшин за километр видно, а нашего — нет.