Три куля черных сухарей - Михаил Макарович Колосов
— Но там так интересно!.. Я решил: буду киномехаником.
— Еще новая новость! — Мать всплеснула руками. — Уже на автомобиле наездился, на самолете налетался!..
Васька опустил голову: нет, самолет оставлять жалко, пожалуй, надо подумать, что лучше. Летчиком, конечно, интереснее.
— Не забивай себе голову глупостями. Учись. — Она подвинула ему книгу. — А клуб — чтобы это было первый и последний раз. — Хотела отойти, но увидела пленку, взяла и стала рассматривать на свет. Долго рассматривала, наконец проговорила: — Какиясь мужики толстые нарисованы. — Положила на стол. — Игрушки все… Побольше в книжки заглядывай — толку больше будет.
Васька не стал спорить с матерью, бесполезно, и обещать ей, что будет обходить клуб стороной, тоже не стал. Он заранее знал, что это уже не в его силах: клуб захватил его прочно и надолго.
ГОЛУБИНАЯ БОЛЕЗНЬ
Повальное увлечение голубями в поселке мать называла болезнью. На самом деле это была настоящая эпидемия, затяжная, неизлечимая эпидемия, побороть которую не смогли ни голод, ни война. Ею были заражены все: и мальчишки-дошкольники, и подростки, и взрослые парни, и женатые мужики. Голубиная страсть равняла старых и малых, пораженные ею походили друг на друга, как бывают схожи люди одной профессии или одного недуга.
Невинная забава превратилась в такую страсть, которую можно сравнить лишь с азартной игрой. Голубятник, вместо того чтобы облагородиться от общения с такой мирной и кроткой птицей, превращался, как правило, в грубого, дерзкого, нахального человека. Чтобы заполучить желанный экземпляр, он шел на все: на открытое заманивание чужого голубя в свой садок, на обман, на воровство; между ними постоянно шла такая бойкая торговля, стоял такой бум, какого не знала ни одна биржа в самые лучшие времена золотой или нефтяной лихорадки. Из-за голубей школьники забрасывали школу, взрослые — работу, женатые — семьи.
Водка, карты и голуби — три заразы, три страшных капкана постоянно подстерегали ребят, и мать Гурина делала все, чтобы ее дети благополучно прошли свой путь, не попав ни в один из них.
Но, живя среди больных, трудно остаться здоровым. Чего так боялась мать, то и случилось: у ребят появился голубь…
Случается в апреле, когда уже, кажется, совсем установились теплые дни, вдруг подует северный ветер, небо занесет низкими тяжелыми тучами, посыплется сначала мелкий дождь, потом снег, и в конце концов так завьюжит, что белого света не видно. Вернулась зима, вернулась сердитой, озлобленной, и кажется, что останется она еще надолго. Но проходит день, другой, и куда что девается: снова играет солнышко, тепло, бегут речьи — рыхлый снег быстро сходит…
Всю ночь бесновалась вернувшаяся зима: завывала по-волчьи в трубе, била в закрытые ставни ошметками мокрого снега, с треском раскачивала и гнула до земли деревья.
Дарья Чуйкина не спала и от страха не давала спать Родиону:
— О господи, што ж это такое?.. Это, кажуть, в такую погоду ведьмы гуляють…
— Спи… Какие там ведьмы, — недовольно ворчал Родион, натягивая на голову одеяло, чтобы не слышать ни причитаний жены, ни воя «разгулявшихся ведьм».
— Родь, — толкала Дарья мужа. — А, Родь… А черепицу не снесеть? Слышишь, по чердаку будто штось ходит?
Родион отбросил одеяло, приподнял голову, прислушался.
— Никто там не ходит… Ветер. Спи давай.
— А черепицу, кажу, не посрываеть?
— Не… Не должно…
— В прошлом году сорвало.
— Плохо подмазана была. Ему одну трудно сорвать, а потом пойдеть молотить, как цепами. — Родион снова поднял голову, прислушался: — Не… Если б сорвало, знаешь, какой грохот был бы…
К утру ветер незаметно стих, и Дарья уснула. Когда Родион встал, она даже не проснулась — умаялась за ночь.
Сунув ноги в теплые самодельные войлочные бахилы, натянув телогрейку и набросив небрежно на голову ушанку, он пошел открывать ставни.
Перед порогом во дворе намело большой сугроб снега, но Родион не стал возвращаться, чтобы найти лопату и расчистить дорожку. Да лопаты в сенях и не было, она осталась в сарае, поэтому все равно пришлось бы лезть в сугроб.
Чтобы не зачерпнуть через край снега в бахилы, он осторожно прошел крылечком к окну, протянул руку к верхней щеколде и вдруг остановился на полпути: на ставне под навесом сидел мокрый голубь и настороженно следил за Родионовой рукой. Не долго думая и не меняя Дозы, Родион поднял незаметно другую руку и взял ею голубя.
Голубь был большой, тугой, он не вмещался в просторной руке Родиона и, дважды мыкнув басом, слабо взмахнул свободным крылом. Родион придержал крыло, сунул голубя под фуфайку и продолжал открывать ставни как ни в чем не бывало.
В комнате он подошел к кровати и, приоткрыв полы телогрейки, показал находку проснувшейся Дарье.
— Шо там?.. — протирая глаза, спросила Дарья.
— Ведьму поймал.
— Господь с тобой, шо болтаешь!
— Голубь приблудился. — И Родион опустил его на пол. — Породистый, видать!
Белый голубь с небольшими красными пятнами на плечах посмотрел в одну сторону, в другую и медленно пошел в ближайший угол. Там он присел, склонил голову, и пленочка затянула ему глаза.
— Больной? — спросила Дарья.
— Усталый… Наверное, всю ночь, бедолага, с пургою боролся. Вишь, грязный какой, мокрый и помятый. Ничо, очухается.
— Чей же это? Не Илюшкин ли?
— Вряд ли… Тот бы уже бегал по улице.
— Отдашь ему?
— Обормоту? Лучче голову оторву да в суп!..
— Ребятам Нюрки Гуриной подари… Рады будут!
— Это дело другое, — согласился Родион. — Ребятишки у нее хорошие, не шкодливые.
Когда Васька шел в школу, Дарья уже стояла в воротах, специально поджидала его. Поравнявшись с ней, Васька поздоровался и хотел пройти мимо, но она остановила его.
— Вася, зайди к нам на минутку, — сказала она ласково. — Родион Васильевич хочет что-то сказать тебе…
Васька посмотрел на Дарью, путаясь в догадках, что за дело может быть у них к нему? В сад он к ним давно не лазил — стыдно уже, взрослый. Алешка, может, нашкодил? Так опять же — какой сад зимой?
— Зайди, зайди, не бойси… — И пошла впереди него во двор.
Васька поплелся за ней.
Родион стоял на середине комнаты — высокий, чуть ли не подпирал головой потолок, смотрел, улыбаясь, в угол, где сидел голубь. Васька поздоровался и остановился у порога.
— Видал? — кивнул Родион весело на голубя.
С улицы, со света Васька ничего не видел. Сощурил глаза, присмотрелся — распознал голубя в темном углу. Кивнул.
— Это тебе! — Родион нагнулся, взял голубя и протянул Ваське: — Возьми.
— Зачем?.. — Васька оглянулся на Дарью.
— Бери, бери! — подбодрила его Дарья. — Подарок тебе от нас. Дядя Родя тебе… вам
