Румия - Виктор Владимирович Муратов
Сашка ощупывал карман. Там лежала пачка пригласительных билетов.
— Сырбу Прокофий, два шага вперед! — скомандовал Владимир Иванович.
Ребята чуть не ахнули от удивления. А Сырбу, гордый, вышел из строя и бережно принял из рук мастера драгоценный флажок.
— Вот, Прокофий, ты теперь наш лучший токарь. Только, чур, не зазнаваться. Посмотри-ка, его цвет такой же, как и цвет твоего комсомольского значка. А что это значит? Вышел вперед — подтяни товарища. Помоги, ну хотя бы…
Сашка опустил глаза. «Еще, чего доброго, к слабеньким запишет», — подумал он. А уж слабее Сырбу он никак не хотел себя считать. К тому же у Додона это случайная удача. Говорил же Игорь, что в крови должна быть жилка рабочая. А кто Додон? Колхозник, и отец его, Захар Матвеевич, тоже колхозник.
— Хотя бы вот Михаилу Потапенко помоги — что-то никак не получается у него.
— Без нянек обойдемось, — хмуро огрызнулся Мишка. — Не гонить мэнэ в шею. Роблю, як могу.
— В шею, Михаил, гнать тебя не будем, — спокойно проговорил мастер. — Только дело тут такое, понимаешь. — Владимир Иванович хитровато взглянул на ребят. — Установку дождевальную мы сами повезем в колхоз. Там на месте вручать будем свой подарок. Но поедут не все. Поедут лучшие. И они же останутся на все лето в деревне. А в Ташлыке, думаю, неплохо. Как, Прокофий, хорошо у вас летом в Ташлыке?
— Ого, как! — вскрикнул радостно Сырбу. — Сады, сады, и винограду полно, и рыбу ловить в Днестре. — Прокофий поставил флажок на свой станок и развел руки: — Во-о какая!
Когда Сырбу встал в строй, его легонько толкнул в бок Аркаша и прошептал:
— Можешь, Додон, сразу прощаться с вымпелом. Больше тебе не видать его.
— А мы еще будем делать посмотрел, — не испугался угрозы Сырбу.
После ужина Цоба и Сашка были в комнатке у мастера.
Владимир Иванович, как обычно, поставил на стол зеленую вазу. На этот раз на ней возвышалась горка ароматных яблок. Чтобы подбодрить ребят, мастер первым взял из нее яблоко.
— Угощайтесь. Из Гудаут яблоки. Не забыл Абуладзе. Разведчик у меня был. Герой. Всю войну черным шафраном хвастался…
Потом мастер снял со стола скатерть и приколол к доскам большой лист миллиметровой бумаги.
Борька глянул на бумагу и обмер. На миллиметровку был нанесен чертеж.
— Это же оправка! — крикнул он.
— Угадал. Она самая, — откусывая желтый бок яблока, спокойно подтвердил Владимир Иванович.
— Значит, вы придумали уже?
— Мороковал кое-что, да вот крепление конуса не получалось. А ты, Борис, толковый вариант предложил. Длинный болт. Теперь дело пойдет.
— А я-то считал, что сам… — огорчился Цоба.
— Но ты сообразил, что должна быть такая, как ты назвал, колодка. Значит, сам изобрел. В понедельник сделаем пробный образец. А сейчас не стану вас задерживать. День-то субботний.
Ребята направились к выходу.
— Эге, стойте, — окликнул их мастер. — Так дело не пойдет. У меня некому доедать эту кислятину: зубы старые.
— Спасибо, не надо, — запротестовал Цоба.
— Подставляй карманы и не разговаривай.
Друзья вышли к берегу Днестра в скверик. Когда-то до войны на этом месте был детский парк. Сейчас сквер стоял голый, только пни торчали, окруженные мелким кустарником. На месте каруселей — огромная бетонированная площадка. А в центре сквера на низком пьедестале стоял гипсовый пионер без одной ноги. Вместо нее торчали железные прутья. И чуть приподнятая рука, видимо, прежде державшая горн, тоже оторвана осколком по самый локоть.
Ребята сели на низенький заборчик и с аппетитом принялись доедать яблоки.
— Вот смешной Владимир Иванович, — усмехнулся Цоба, — какая же это кислятина?
— А про зубы-то что сказал, — улыбнулся Сашка. — Да у него зубы покрепче наших.
— Мировой он дядька, — вздохнув, проговорил Цоба.
— Да, — согласился Сашка. — Только жалко его. Сирота. Правда, что некому у него есть эти яблоки.
— Как — сирота? — удивился Борис. — Ни отца, ни матери?
— Вот чудак. Он же взрослый. Семьи у него нет, понял? Все в войну погибли. Как и у нас. Хотя мой-то отец, может, и найдется. Мастер знал отца моего, понял, Цыган! Обещал найти. Уже письмо написал в часть, где отец служил.
— И совсем, совсем у него никого? — тихо переспросил Борька.
— Никого. Сын у него был. Борисом звали, как тебя. Он его Бориска-барбариска дразнил. Расстреляли фрицы. Вот в этом Днестре и могилка его.
Сашка умолк. И Борис долго молчал, не решаясь нарушить тишину, потом тихо предложил:
— Давай, Качан, сами сделаем оправку, а? Зачем ждать понедельника? Завтра выходной. Уйдем в цех. Никто мешать не будет.
— А чертеж? Как без него будем делать?
— Я запомнил. Да и насадки-то есть готовые, по конусу выточим.
— Это ты здорово придумал. Здорово!
Из-за «острова папуасов» вынырнул буксирный пароходик. Он шел налегке. Видимо, оттащил баржу вверх по течению и теперь торопился за новым грузом. Плицы звонко шлепали о воду, и эхо разносило над рекой хлопки. Казалось, пароходик сам себе аплодировал за удачно проведенный рейс.
— Ну не сердилась на тебя эта, как ее?..
— Кто? — спросил Сашка, будто не понимая, о ком говорит Борис.
— Ну, девчонка-то.
— Нет. Эх, забыл совсем, — спохватился Сашка. — Билеты же она мне передала. Надо раздать. На бал нас всех приглашают. Понял?
— Хорошая девчонка, боевая. А зовут ее как?
Сашка оторопел. Как же это он не познакомился? Такой случай был.
— Не знаю, — признался он.
— Не спросил? — удивился Цоба. — Вот уж и правда — капуста.
КАК ПИСАТЬ О ВЕСНЕ
В мастерские Цоба с Сашкой ушли сразу после завтрака. Токарный цех был на замке. Но ребята знали лазейку на чердаке. Бумаги для чертежа не было, поэтому Борька начертил оправку мелом на доске. Работу распределили по жребию. Цобе досталось точить конусную оправку, а Сашке — крепежный болт.
Работали молча, как заговорщики. Часам к двенадцати оправка была готова. Ребята тщательно убрали со станков стружку. Уставшие, но довольные сели передохнуть.
— Представляю завтра переполох, когда все увидят оправку, — проговорил Сашка.
— А у гвардейца глаза от зависти лопнут, — улыбнулся Цоба. — И Додону вовсе не видать вымпела. Теперь мы эти насадки, как орехи, будем щелкать.
— А знаешь что? — вдруг оживился Сашка. — Давай испробуем оправку, как в работе она?
В цехе снова
