Хаим Оливер - Как я стал кинозвездой
Ну, и так далее.
Я не слышал себя. И все же почувствовал, что на верхнем ля-диез дал петуха.
Я не слышал, что мне говорил Орфей, я даже не заметил, как появилась на балконе Эвридика, как она запела сиртаки.
А когда раздалась команда «Стоп», погасли юпитеры и вокруг наступила почти непроглядная тьма, я был уже почти без сознания. Никого не спрашивая, никому ничего не сказав, выбежал в коридор, увидел дверь с буквой «М» и ринулся туда…
Когда я вернулся в павильон, Мишо Маришки, Голубица Русалиева и Лорелея о чем-то оживленно беседовали. Я притаился сзади, прислушался. Маришки говорил:
— С каких пор Энчо дает петуха, откуда эта хриплость?
— Помилуйте, с чего вы взяли? Никаких петухов, никакой хриплости у него нет. Это просто случайно…
— Нет, не случайно, — возразила Голубица. — И в прошлый раз было то же самое. Это не хрипота, не простуда, это что-то органическое.
— И я бы сказал — роковое! — добавил Мишо Маришки.
— Как это понимать? — в полной панике спросила Лорелея.
— К великому моему сожалению, ваш сын не получит роли Тоби. В фильме Тоби поет, веселится, танцует, он нечто вроде Фигаро… А с таким голосом… Да вы и сами видели, как он скованно держится перед камерой.
Тут Лорелея захныкала:
— Как же так, товарищи? Что значит — не получит роли? Вы обещали! А сами сперва отняли у него Орфея, теперь Тоби. Это непорядочно! Это издевательство! Это… это… посягательство!
— Спокойней, пожалуйста! — прикрикнул на нее режиссер. — И давайте уточним: я не брал на себя никаких обязательств, не обещал вашему сыну ни роли Орфея, ни другой большой роли. Мы все на стадии поисков. Но раз я все-таки обещал взять мальчика на картину, то сдержу слово. Возьму его на эпизод, на роль друга Орфея… Конечно, если он перестанет цепенеть перед камерой… Я не могу идти на рискованные эксперименты. Слишком многое поставлено на карту… Картина обойдется в миллион…
— Миллион, миллион! — уже вне себя закричала Лорелея. — А берете какого-то тупицу на Орфея и эту гусыню на Эвридику…
— Могу вас успокоить: этот мальчик не будет играть Орфея. Он мне кажется чересчур слащавым… Что касается Росицы… Росица не подходит на роль Эвридики. У нее прекрасные актерские данные, чудесный голос… но она уже велика для маленькой Эвридики. Видимо, придется нам искать других исполнителей на все три роли… До свиданья, товарищ Маринова, и простите, если я вас невольно огорчил…
Мама постояла, постояла, потом резко повернулась и зашагала к выходу.
У ворот нас ждало такси.
13. Энчо становится мужчиной с большой буквы
Всю дорогу до дома мама не проронила ни единого слова. Сидела прямая и неподвижная, как памятник, почти не мигая смотрела перед собой, изредка вынимала из выреза платья золотой крестик и сжимала его в руке. Заговорила она, лишь когда мы вошли в квартиру. Положила на стол несколько листов бумаги, ручку и приказала мне:
— Садись и пиши!
Я сел и начал под ее диктовку писать:
«Уважаемый товарищ министр!
Обращаюсь к вам, возмущенная до глубины души непорядочными действиями съемочной группы «Детство Орфея», в особенности режиссера Михаила Маришки. Речь идет о следующем:
Месяц назад Болгарское телевидение передало сообщение о том, что…»
Дальше мама на девяти страницах рассказывала обо всем, что со мной происходило после сообщения по телевидению: как успешно я прошел первый тур, как блестяще проявил себя на втором, как мне обещали роль Орфея и я круглые сутки готовился к этой роли, как несправедливо у меня ее отняли, а потом дали роль Тоби, даже одели и загримировали, однако отняли и эту роль, чем нанесли моральную травму чудо-ребенку, гордости нашего города, надежде болгарского киноискусства. Под конец она продиктовала:
«Я убеждена, уважаемый товарищ министр, что правда рано или поздно восторжествует, но призываю вас вмешаться, исправить вопиющую несправедливость, а также принять меры, чтобы подобное никогда больше не повторялось.
С социалистическим приветом.
Лорелея Маринова, мать Энчо Маринова. Постскриптум. Прилагаю отзывы местной печати об исключительных способностях моего сына».
Исписанные листки вместе с моим интервью в газете «Зов» мама вложила в большой конверт и побежала отправлять экспресс-почтой в Софию.
Оставшись один, я вынул из тайника тетрадки и наспех записал мои последние приключения. А вскоре в дверь позвонил почтальон — принес заказное письмо от дедушки Энчо. Видимо, дедушка очень за меня волнуется, раз стал так часто писать, да еще заказные письма. Вот что он пишет в сегодняшнем письме:
Здравствуй, внучек!
До меня дошли всякие слухи о несуразице, которая происходит в твоей жизни. Твоя тетка Зоя позвонила мне по телефону и сообщила, что ты победил в Софии на каком-то там конкурсе, потом пришла весточка от моего двоюродного брата Косты, пишет, что был у вас в гостях и ты пел песню про Эвридику. Потом я получил твое письмецо, в котором ты пишешь про закон сохранения энергии, а под конец пришла газета «Зов», где напечатаны такие небылицы о тебе и твоих предках, что мне совестно теперь людям в глаза смотреть. Нет, в самом деле, что там у вас происходит? С ума, что ль, посходили или это от солнца? Говорят, на нем бывают какие-то вспышки, которые действуют на человеческие мозги.
Передай газетчику, который написал статью, что никаких артистов у твоей матери в роду не было, а были хорошие землепашцы и что твой прадед по материнской линии в глаза не видел Басила Невского… А вот твой дед по отцовской линии, то есть я, Энчо Маринов, во время войны с фашистами своими руками сладил небольшой типографский станок, на котором коммунисты печатали нелегальные листовки… Так что, Энчо, внучек, не стыдись своего имени… А насчет закона сохранения энергии, про который ты говоришь, что это закон природы и его невозможно изменить, как, к примеру, невозможно помешать ребенку вырасти в мужчину или женщину, то запомни: для человека ничего невозможного нету. Я прочитал в одном журнале, что какой-то ученый вырастил младенцев в пробирке. Что ты на это скажешь? Поэтому погоди окончательно решать насчет этого закона.
Я знаю, внучек, что тебе очень хочется приехать в деревню, погостить у нас, помочь мне с мини-трактором, но что поделаешь — отсюда мне твою маму не укротить. Поэтому думаю на днях собраться и нагрянуть к вам, тогда увидишь, что будет!
Зеленый утес стал еще зеленее и ждет не дождется тебя. Бабушка шлет горячий привет. А я тебя обнимаю.
Твой дедушка Энчо.
Мне захотелось немедленно ответить, сказать дедушке, чтобы больше не беспокоился так за меня, потому что Орфеем мне, ясное дело, не быть. И Тоби тоже! Не придется торчать перед зажженными юпитерами и ходить взад-вперед по фанерным улицам! И Росица тоже не будет сниматься, а наша дружба продолжится где-нибудь в пионерском лагере на Черном море! Ура!
Только я успел спрятать тетрадки в тайник, только собрался черкнуть дедушке несколько строчек, как мама вернулась в сопровождении доктора Алексиева. Я был в ту минуту в ванной, смывал грим, которым мне на студии разрисовали физиономию.
И тут в моей жизни произошло величайшее событие: я заметил на щеках шесть волосинок!!! Еле заметные, но настоящие! Я поскорей сдернул с себя рубаху, поглядел на грудь: там тоже пробились четыре волосинки.
Ура, ура, ура, сто раз ура! Я стал Мужчиной! Настоящим Мужчиной с большой буквы. Теперь уж никто у нас в классе не будет задирать передо мной нос. И в комсомол я вступлю настоящим Мужчиной!
Я долго любовался своими новыми мужскими атрибутами (это слово я услышал от доктора Алексиева), не обращая внимания на мамин зов. И вышел, только когда вдосталь насладился своей мужественной внешностью. В гостиной ждал доктор Алексиев. Он был недоволен, что его сорвали с работы посреди дня, но все же спросил меня:
— Твоя мама утверждает, что ты простудился. Дай-ка послушаю!
Долго выслушивал мне грудь, спину, мял живот, а под конец сказал:
— Он совершенно здоров.
— Откуда же эта хрипота? — не поверила мама. — Я слышала, в Софийской опере был случай — у знаменитого тенора проглядели рак голосовых связок, прооперировали с опозданием, и теперь он даже говорить не может, только хрипит: «Х-х, х-х…»
Доктор скептически покачал головой:
— Хорошо, посмотрим и голосовые связки, раз они так беспокоят твою маму.
Я раскрыл рот. Он посветил мне в горло фонариком, смотрел, смотрел, засунул ложечку в рот так глубоко, что меня чуть не вырвало, велел сказать: «А-аа» — и отослал меня в другую комнату. Ясно: хотел поговорить с мамой с глазу на глаз, конфиденциально (какое красивое, умное слово!). Но я приложил ухо к замочной скважине и понял абсолютно все, о чем они шептались.
