Хаим Оливер - Как я стал кинозвездой
Я напялил на себя узкое трико и блузу с кисточками вокруг шеи. Шапка была похожа на круглую вафлю, с полей свисали колокольчики. Башмаки — почти такие же, как у Чарли Чаплина, но с бомбошками на носках.
Когда я вернулся в гримерную и взглянул на себя в зеркало, то чуть не лопнул со смеху: вылитый цирковой клоун!
Другие тоже захихикали. Богиня с алой лентой на лбу улыбнулась. Одна Лорелея буквально онемела, до того ее потряс мой вид.
А гримерша продолжала превращать меня в шута: отдраила мне голову так, что волосы снова стали белесыми, прямыми и жесткими, как солома. Уши, естественно, тут же оттопырились.
Мама в ужасе наблюдала за тем, как уничтожают результаты ее усилий превратить меня в Орфея.
— Послушай, Энчо, — спросила гримерша, по-собачьи обнюхивая меня, — это от тебя такой запах? Ты что — в тухлой капусте валялся?
И вылила на меня полфлакона одеколона.
Потом она пририсовала мне черные черточки к уголкам глаз, отчего они стали еще более монгольскими, губы накрасила сердечком, и у меня стало не лицо, а поросячья, морда. Потом нарисовала мне новые брови, и я показался себе полным кретином. Но, приглядевшись, понял, что меня превратили в Тоби — шустрого, лукавого весельчака-шута, который все знает, все может и сделает все, чтобы помочь Орфею отыскать Эвридику.
Все опять засмеялись. А мама застонала и схватилась за сердце. Я испугался, что с ней будет инфаркт, но гримерша быстро привела ее в чувство, дав выпить холодной воды.
Только тогда смуглая богиня встала с кресла, и я услышал знакомый голос:
— Энчо, привет!
— Не может быть! — закричал я. — Роси, это ты?!
— Нет, — ответила она, — сейчас я Эвридика из Афин, солистка детского музыкального ансамбля. — Она улыбнулась, и хотя ее лицо тоже было загримировано, но благодаря ямочкам на щеках мгновенно превратилась в мою подружку Росицу.
Я до того ей обрадовался, что чуть не обнял, хотя она выглядела очень взрослой — лет на пятнадцать.
— Выходит, мы все же будем сниматься вместе? — спросил я.
— Это еще неизвестно, вот после сегодняшних проб все узнаем, — ответила она и обернулась к парню в рубахе с пышными рукавами: — Ты готов, Орфей? В десять мы должны быть в павильоне. Пошли!
И мы пошли: прекрасная, как богиня, Эвридика-Росица, прекрасный, как бог, Орфей и я, шут Тоби в разноцветном трико и с кисточками вокруг шеи…
Последней шла Лорелея. Она держалась за сердце и вздыхала.
К счастью, обошлось без инфаркта.
12. Кинопробы и неожиданное происшествие с трагическими последствиями
Инфаркт угрожал режиссеру Маришки — в такое он впал бешенство. Он буквально метался по фанерной улице, рвал на себе волосы и кричал:
— Десять часов, а ничего не, готово! Где новая вывеска на греческом клубе? Где артисты?
Когда мы появились, он придирчиво оглядел нас:
— Гм… Орфей, по-моему, в этом шелковом одеянии чересчур сладок. Наденьте на него что-нибудь попроще. Вот Тоби хорош. Именно таким я и представлял себе моего шута. А с Эвридикой проблема… Извини, Росица, тебе уже впору играть Джульетту, а Эвридика еще совсем девчонка… Ну да ладно, там посмотрим… — И опять крикнул: — Можно начинать? Все готовы?
Нет, они не были готовы.
Голубица Русалиева отвела меня в сторону и дала страничку из сценария:
— Пока мы не начали, Энчо, прочитай сцену, в которой тебе предстоит играть.
Вот что было напечатано на этой страничке:
Эпизод № 17 Ночь. Декорация: улочка перед греческим клубом. Актеры: Орфей, Эвридика, Тоби.
Реквизит: две гитары.
Исполнители эпизодов: Ансамбль греческой песни и танца.
Статисты: 20 прохожих.
В кадр входят Орфей и Тоби. Оба в карнавальных костюмах, в руках — гитары. Озираются, зовут:
— Эвридика, Эвридика, где ты? Откликнись!
Из клуба доносится негромкая греческая песня. Орфей и Тоби прислушиваются, подходят к двери. Продолжает звучать песня. Орфей спрашивает:
— На каком языке они поют?
Тоби бросает взгляд на табличку над входом, отвечает:
— На греческом. Может быть, Эвридика тут? Ведь она гречанка.
Орфей снова зовет:
— Эвридика, Эвридика!
Но в клубе не слышат их — когда греки поют, они не слышат ничего, кроме песни. Тоби улыбается своими чуть раскосыми глазами, почесывает оттопыренные уши. Говорит:
— Погоди, Орфей! Я знаю, как выманить ее оттуда. Если только она действительно там…
Берет на гитаре несколько аккордов, поет серенаду:
В эту тихую ночьЖдать тебя мне невмочь,О Эвридика!Свои чары явиМоей страстной любви,О Эвридика!
Орфей тихонько спрашивает:
— Тоби, какая замечательная серенада! Кто ее написал?
Тоби:
— Я! И стихи тоже я сам сочинил. — И продолжает петь: —
Ты звезда в вышине,Ты мечтанья во сне,О Эвридика!Ждет тебя твой друг Орфей,Приходи ко мне скорей!
Фасад греческого клуба. Песня постепенно стихает. Открываются окна, выглядывают мужчины и женщины. Прислушиваются к шутливой серенаде Тоби, подхватывают ее. Камера наезжает на балкон, там появляется Эвридика, тоже в карнавальном костюме. И когда серенада смолкает, она запевает темпераментную греческую песню — сиртаки.
Двери клуба распахиваются, оттуда один за другим выходят люди, танцуют сиртаки, водя хоровод вокруг газетного киоска. Прохожие останавливаются, смотрят. Эвридика, Тоби танцуют тоже. Танцует вся улица.
Только Орфей стоит в стороне, наблюдает.
Следующая сцена — драка между пьяными хулиганами и Тоби.
Когда я дочитал страничку до конца, Голубица спросила:
— Все понятно?
— Ага, — ответил я, — понятно. Сперва мы вместе с Орфеем ищем Эвридику, потом я пою серенаду, а потом дерусь с хулиганами.
— Правильно. Серенаду хорошо выучил?
— Ого! Раз сто пел перед гостями.
— А реплики свои помнишь?
— Ясное дело… Я целые страницы математических уравнений держу в голове, чертежи Машины помню, а уж это…
С улицы донесся голос режиссера:
— Все готовы?
— Готовы! — прозвучало со всех сторон.
— Тогда репетируем! Орфей, Эвридика, Тоби, сюда!
Я вступил на улицу. И тут же почувствовал знакомую резь в желудке, хотя на этот раз мама не пихала в меня ни сырых яиц, ни чернослива. Губы пересохли, стали шершавей, чем наждачная шкурка № 8.
— Ну-ка, ребятки, — сказал Мишо Маришки, — покажите, на что вы способны. Эвридика, подымайся наверх. Выйдешь на балкон, когда Тоби пропоет последние слова серенады: «Приходи ко мне скорей». Ясно?
— Ясно, — ответила Росица.
— Орфей и Тоби, вы входите вот отсюда и непрерывно зовете: «Эвридика, Эвридика!» У входа в клуб начинаете свой диалог. Усвоили?
— Усвоили, — ответили мы.
— Прекрасно! Берите гитары!.. Внимание! Репетиция! Тишина! Все готовы? Орфей и Тоби, вперед!
Мы пошли по улице и стали звать Эвридику. Но у меня так перехватило горло, что голос звучал ужасно хрипло. Я с трудом проговорил свои реплики, взял вступительные аккорды на гитаре, но режиссер скомандовал: «Стоп!» Он был очень недоволен:
— Почему оба такие скованные? Вы же не Буратино играете, а живых мальчишек. Не обращайте внимания на камеру, двигайтесь свободно, кричите, зовите, не бойтесь! Тоби, почему ты хрипишь, как удавленный? Дайте ему что-нибудь смочить горло!
Мама мгновенно вынырнула откуда-то, протянула мне термос с чаем. Мишо Маришки рассердился:
— Товарищ, сколько раз повторять? Не подходите близко к площадке!
Мама исчезла в темноте за камерой, а гримерша Петра дала мне стакан воды. Но это не помогло. Горло по-прежнему было словно схвачено петлей, а в животе грозно урчало.
— Еще раз! — скомандовал режиссер. — Репетируем!.. Тишина! Мальчики, вперед!
Мы опять пошли по улице, опять стали звать Эвридику, и опять режиссер остался недоволен. Шесть раз повторили мы этот кадр, и с каждым разом в животе у меня урчало все громче, грозя большими неприятностями…
На седьмой раз Мишо Маришки сказал:
— Теперь можно снимать. Все готовы?
— Готовы! — ответили операторы, звукооператоры, ассистенты, помрежи, гримерши, осветители и все, кто стоял и глазел со стороны.
— Свет! — скомандовал режиссер.
Весь павильон словно вспыхнул. Отовсюду — сверху, сбоку, сзади, спереди — загорелись юпитеры, осветив улицу самое малое сотней киловатт. Я зажмурился. Стало невыносимо жарко. Ноги у меня задрожали, кишки взбунтовались, во рту пересохло еще больше.
— Тишина! — крикнул режиссер. — Мотор! Звук! Пошли!..
Я пошел, но не как живой человек, а как робот с дистанционным управлением. Не соображая, куда иду, что делаю, механически звал Эвридику, произносил реплики. Так же механически взял на гитаре два аккорда и запел:
