Оскар Хавкин - Моя Чалдонка
— Тома, — спросила мать, ставя на круглый обеденный стол блюдо с пирогом, — хорошо ли ты приглашала?
— По два раза говорила, — пожала плечиками Тамара. — Маша, ты ведь слышала?
— Конечно, только я думаю, что не придут.
— Вот как! Почему же?
— Ну просто, как тебе сказать… — Маша замялась. — Ты же знаешь… Устали после вчерашнего, отдыхают.
— Да, — покачала головой Аграфена Самсоновна, — говорят, если бы не школьники, утонула бы драга.
— Факт! Ужасная трагедия! — живо подхватила Маша. — На прииске — я проходила и слышала — все только и говорят о драге.
— Говорят, Володя смелее всех был! — живо сказали Тамара. — Он чуть не утонул… А вообще, — вдруг рассердилась она, — уже и загордились сразу. Герои!
— Нехорошо, Тома, — вмешалась мать, — это же твои товарищи!
— Не-хо-ро-шо! Не-хо-ро-шо! — пропела Тамара. — Лучше-ка, мамочка, давай пирог!
Аграфена Самсоновна вздохнула, отрезала девочкам по куску пирога, налила сладкого чаю.
— Ну и пусть не приходят! Правда, Маша? — сказала Тамара. — Мы и сами можем пирог съесть. Ты ешь, Маша, ешь — я тебе еще отрежу.
Маша Хлуднева всегда все нахваливала, все ей у Тамары нравилось: «Как красиво у вас!» «Какая ты, Тамара, нарядная!» «Как твоя мама вкусно готовит!» Тамара и Аграфена Самсоновна привыкли к Машиным похвалам, но сегодня она вяло и скучно съела пирог и сказала только: «Спасибо». Это не устраивало Тамару.
— Вкусный пирог? — спросила она.
— Да, — ответила Маша и не добавила: «Ужасно вкусный».
После чая подруги стали собираться в клуб. Тамара вырядилась в новое темно-синее платьице с алой оторочкой у ворота; долго в прилежно повязывала новенький ярко-красный пионерский галстук.
— Вот видишь, хорошо я сделала прошлой весной, — расхваливала себя Аграфена Самсоновна, любуясь Тамариным платьем: — и крепдешину, и жоржету, и бархату накупила. Деньги уходят — вещи остаются.
Тамара вертелась перед зеркалом и не могла наглядеться на себя.
— Красивое платье?
Тамара ожидала, что Маша сложит ладошки и скажет: «Ох, какое бравенькое!» Но Маша серым голосом ответила:
— Хорошее платье, новое.
«Новое. Только-то! Расстроилась, что никто не пришел. Ну и пусть их! Была бы честь предложена!» Тамара участливо спросила:
— Что с тобой. Маша? Не заболела?
Маша встрепенулась:
— Нет, я здорова. Только… Тома, может, не пойдем в кино? Лучше твой альбом посмотрим. Или в фантики поиграем.
Она знала, что Тамара очень дорожит своим альбомом со стихами, переводными картинками и засушенными цветочками. А в фантики играть Тамара была великой мастерицей.
— Здравствуйте! Почему это я не должна идти в кино?
— Мы, наверное, опоздали… — робко сказала Маша.
— Тома, — вмешалась Аграфена Самсоновна, — и вправду, не ходи. Занялась бы историей. Ведь у тебя…
— Мамочка, должна же я отдохнуть! Все-таки праздник. И не будут же сразу после праздников спрашивать!
Тамара сердито посмотрела на Машу и повелительно сказала:
— Идем!
Они в самом деле опоздали. Уже погасили свет, и девочки в темноте пробрались на свои места.
…Петр Первый ведет свои войска на Нарву, грохочет русская артиллерия, от стен древнего российского города бегут опрометью шведы.
И в самый разгар битвы кто-то впереди Тамары и Маши садится на спинку кресла и кричит изо всех сил:
— Бей фашистов, бей гадов!
В зале шумно и одобрительно смеются.
— Отмахов, сядь, ты мне мешаешь! — говорит Тамара.
— А, коммерсанта пришла! (Тамара узнает голос Пуртова. Голова у него забинтована). Слезь, Веня! Может, конфетку получишь.
— Такой конфеткой еще подавишься, — ответил Веня, но слез.
Сзади кто-то фыркнул.
— Что это они? — Тамара оглянулась на Машу.
Та с каменным лицом смотрела на экран.
Весь сеанс Дима и Веня изводили Тамару колкими и ядовитыми словечками. Тамара еле досидела до конца картины.
При выходе из клуба Тамара и Маша столкнулись с Риммой Журиной.
— Что же ты! — с упреком сказала Тамара. — Ждала тебя, ждала. Пирог мама испекла.
— Не смогла, извинись перед мамой, — ответила Римма, пристально-холодно взглянула на Тамару и отвернулась.
— Пойдем сейчас, — еще ничего не понимая, но обеспокоенная, сказала Тамара, схватив Римму за рукав пальто. — Пойдем, там еще пирог остался.
— Ешь сама! — со сдержанным гневом ответила Римма. — Мне твоих пирогов не нужно!
Она вырвала руку и убежала.
— Вот еще! — только и смогла сказать Тамара. — Подумаешь! Идем, Маша, без них справимся.
Но и Маши рядом с ней не было.
34
На перемене к Тамаре подошел Володя. Хмурое лицо его казалось бледным, губы обветрились, щеки словно запали.
— Сегодня приходи на совет отряда, — быстро сказал Володя и сразу отошел, сделав вид, будто кого-то ищет.
— Зачем, Володя? — крикнула Тамара вслед.
— Узнаешь!
Тамара пыталась разузнать, зачем ее вызывают. Римма Журина сказала, что не знает. Нина смотрела так откровенно холодно и недружелюбно, что Тамара даже и не пыталась подступиться к ней. Оставалась Маша, но на уроке Маша все отворачивалась, а лишь только звонил колокольчик, как назло куда-то исчезла.
Тамара даже обрадовалась, когда на большой перемене Лиза Родионова предложила ей поиграть в прятки. Ее удивило, правда, что вместе с Лизой в круг стали Дима и Ерема. Обычно они с Тамарой не играли.
— И я буду! И я!
Это, запыхавшись, подбежал к пионерскому клубу Веня Отмахов.
Лиза, никого не спрашивая, самочинно заняла позицию в центре круга и быстро, взахлеб начала:
Катилася то́рбаС высокого го́рба,В этой то́рбеХлеб, соль, пшеница,С чем ты хо-чешьПо-де-лить…
Последние слова Лиза произносила раздельно, по слогам, больно тыча каждого остреньким пальцем в грудь. И все внимательно следили за этим иглоподобным пальчиком и терпеливо сносили его уколы.
— …ся! — Веня Отмахов почувствовал тычок в грудь: — Тебе, кудрявенький!
Веня покорно отошел к пионерскому клубу и прислонился лицом к дверному косяку. Играющие разбежались.
Лиза схватила Тамару за руку:
— Я потайное местечко знаю, так схоронимся — ни за что не найдет. Бежим!
Она почти насильно увлекла Тамару к штабелям дров, которые занимали всю глубинную часть ограды — между клубом и школой. Одну за другой огибали они белые березовые и красновато-серые лиственничные поленницы, все глубже забираясь в дровяной лабиринт.
— Лиза, мы же сами ничего не увидим, — сопротивлялась Тамара. — Как же мы застучимся?
— Увидим! Мы да не застучимся!
Лиза остановилась только тогда, когда они очутились в узком колодце, между штабелями и глухой стеной школьной теплицы. Запыхавшаяся и торжествующая, Лиза крикнула:
— Вот она!
Тамара попятилась… Как тут очутились Дима и Ерема? И почему у всех такие чужие, странные лица?
— Вот еще! Что это такое? — ломающимся от страха голосом выкрикнула Тамара.
— А то! — Лицо у Димы было мрачное, на лбу белая повязка. Дима приблизился к Тамаре. — А то, что ответа от тебя требуем: зачем про какие-то тайны плетешь? Зачем Нинку с Володей поссорила?
Тамара посмотрела назад: там, заслонив проход, стоял Веня. Она повернулась направо: там, подбоченившись, с самым решительным видом стоял Ерема. А рядом с Тамарой, как страж, — Лиза. Удрать было невозможно. Тогда Тамара, презрительно выпятив губу, сказала:
— Кто ссорил-то? Сами поссорились, а я при чем?
— При том. — Дима придвинулся к Тамаре на шаг. — Кто просил у Нины задачу списать?
— Очень я нуждаюсь! — Тамара отступила на шаг. — И вообще, пустите меня! Не хочу с вами разговаривать!
— Ишь, еще разговаривать не хочет! — прогудел Ерема.
— Вот и продержим тебя тут до ночи! — тоненько выкрикнул за Тамариной спиной Веня. — И не выпустим, пока совесть не зазреет.
— Погоди, Венька! Значит, задачки, не списывала и конфеток не предлагала? На Володю не наговаривала? — спрашивал Дима Тамару, все так же угрюмо поглядывая на нее.
Краска злости и стыда хлынула Тамаре в лицо. Вот почему Пуртов вчера кричал насчет конфетки! Все знают, все Нинка рассказала. Но ведь никто не видел и не слышал. Не такая она дура, чтобы при всех… Пусть докажут!
— Ничего я не говорила! Ничего не предлагала! — закричала Тамара. — Пустите, вам попадет! Хулиганы!
— Еще обзывается! — снова тоненько выкрикнул Веня. — Вот змея!
— Запомни, Бобылиха, — сказал Дима, — запомни: не признаешься — жалеть будешь!
Тамара, вне себя от страха, пятилась к проходу, где стоял Веня. Храбрый племянник Якова Лукьяновича пятился вместе с нею.
— Ой! — Это Веня наткнулся на кого-то.
