Герман Матвеев - Первая весна
— Ой, девочки! Она живая! — послышался Тосин голос. — Я не буду чистить живую!
— Выдумываешь!
— Конечно, живая! Хвостом шевелит.
— Это когда скребёшь чешую, она и шлёпает, — пояснил голос Оли Тигуновой.
— Без тебя знаю! Чисти сама!
— Верно, живая…
— А вы думаете, мы мёртвую ловили? — крикнул Саша.
Прислушиваясь к разговору, Ваня размышлял о том, что сейчас они живут дружно, не ссорятся, и, вероятно, это потому, что у них есть общее интересное дело. Ребята стали лучше, душевнее, отзывчивее, а девочки не обижаются на пустяки и ни в чём не отстают от мальчиков. Работают все охотно, даже с азартом. И дело у них идёт хорошо. Растений столько, что многие из взрослых уже не верят, что они сняты и размножены от четырёх клубней.
— У маленьких такая крепкая чешуя — ужас! — снова раздался голос Оли.
— Девочки, вы чешую не скоблите! От неё навар! — крикнула Поля.
Замычала корова. Ей ответила вторая, резкий хлопок бича рассёк воздух.
— Чего это коров так поздно гонят? — спросила Катя, но ей никто не ответил.
Принесли вычищенную и вымытую рыбу и положили возле костра. Как только сварится картошка, можно будет опускать рыбу в ведро. Поля взяла единственную имевшуюся на всех ложку, зачерпнула воды, подула, попробовала на вкус и поморщилась. Все внимательно следили за её движениями. Вернувшиеся девочки начали устраиваться у костра.
— Ох и ветер! — сказала Оля, перекатывая свой чурбан к огню. — Ну-ка, Борька, пусти! Расселся на середине!
— А ты садись рядом, на моё полено.
— Ну, тогда подвинься.
— Ой! Чего ты, Коська! — пропищала Тося и, перекинув косу на грудь, хлопнула мальчика по плечу. Оказывается, Костя, не удержавшись, дёрнул её за косу.
Скоро все устроились и успокоились. Но ненадолго.
— Ваня! Уха готова! — крикнул Саша, словно друг его был, по крайней мере, за километр.
На все случаи жизни и для всех блюд ребята имели принесённые сюда алюминиевые миски. Из них ели уху, картошку, рыбу, пили чай, молоко. Ложек не было. Жидкое пили через край, как из блюдца, и рыбу разбирали прямо руками. Трудно сказать, почему здесь было всё так вкусно: то ли действительно Поля была великая мастерица, то ли почему другому.
Когда ребята держали миски наготове и нетерпеливо барабанили по ним пальцами, Костя заметил идущего к ним от деревни высокого мужчину. Ночь была светлая, но от близкого огня казалось темно.
— Кто-то идёт! — сказал, всматриваясь, мальчик.
— Николай Тимофеевич! — узнал Саша.
Ведро сняли с огня. Поля принялась вылавливать рыбу и раскладывать её на доске по порциям.
Подошёл Николай Тимофеевич и встал за спинами ребят.
— Эге, братцы! Да тут у вас красота! То-то Зина и домой не заглядывает. Как табор цыганский… И пахнет как… Что это? — спросил он.
— Уха! Папа, будешь с нами уху есть? — предложила Зина.
— Буду! — охотно согласился председатель.
— Садись рядом со мной. Только тебе чашки нет… Ну, ты из моей поешь, а я из Ваниной. Он куда-то ушёл.
Поля заново поделила рыбу на кучки и положила доску между ребятами.
— Давайте миски! — приказала она.
Началось разливание ухи. Картошку она вытаскивала ложкой, бульон наливала через край.
— У-у… знатная вещь! — хлебнув ухи, похвалил Николай Тимофеевич.
И хвалил он совершенно искренне. Уха была действительно очень вкусная, наваристая. У Поли заблестели глаза от удовольствия. Хвалили её часто, но то хвалили ребята, а это сам председатель колхоза.
Несколько минут раздавалось прихлёбывание и чмоканье. Ели, как говорится, так, что „за ушами трещало“. Затем, положив свои порции рыбы в миски, принялись за неё.
— Ну, чего вы всё время плюётесь? — возмутилась Поля.
— Кости колючие, — проворчал Боря.
— Это виноваты рыбаки. Зачем ловят с костями, — пошутил Николай Тимофеевич.
— А мы ловили для навара, — нашёлся Саша.
42. Ветер
Ветер не унимался. На берегу было трудно стоять. По озеру гуляли барашки. Волны с шумом бежали на берег, приподнимали старенькую лодку и с силой дёргали её назад. Лодка скрипела, звякала натянутая цепь и с каждым разом всё больше раскачивала кол, за который она была привязана.
— …Когда я шпингалетом был, вроде вас, я и читать не умел, — рассказывал у костра Николай Тимофеевич. — Так, из пятого в десятое… некоторые буквы только знал. Семья у нас была большая, и надо было отцу помогать. А что мальчишке платили? Гроши… Взрослая женщина, если от восхода до захода работала, да если пятиалтынный получала, до земли хозяину кланялась. Спасибо, мол, благодетель! Вот вы теперь прикиньте. Она ему дохода своим трудом на три рубля давала, а получала пятиалтынный… Сколько хозяину оставалось?
— Два рубля восемьдесят пять копеек! — ответил Боря.
— Точно! Арифметика простая… Вы теперь картошкой занялись. Дело научное. Колхозу польза, а вам учёба. О куске хлеба вам не надо заботиться.
Николай Тимофеевич замолчал и задумчиво уставился на огонь. Ему вспомнилось, как давным-давно он так же сидел возле костра, смотрел на огонь и думал. О чём же он думал? О чём мог думать в те далёкие времена деревенский мальчишка, сын бедного крестьянина?
Все, притихнув, ждали продолжения, но вдруг со стороны озера донёсся голос Ваниного деда:
— Ваня-а! Лодку сорвало-о!
Один за другим повскакали ребята с мест и бросились на голос.
— Где она? — на ходу спросил Ваня, догнав старика у берега.
Вместо ответа Степан Захарович показал рукой направление.
Ваня бежал, высоко поднимая ноги, чтобы не споткнуться в темноте. „Кто-то столкнул“, — думал, он. Лодку они вытянули далеко на берег, и волны не могли её стащить.
Вот и берег. Упругий ветер сорвал фуражку, но Ваня даже не заметил. А вот и лодка. Она благополучно стояла на месте, и волны её не доставали.
Один за другим прибежали запыхавшиеся ребята. Они с недоумением смотрели то на лодку, то на Ваню.
— Всё в порядке, Ваня? — крикнул Саша.
— Не выдумал же дед…
Ребята подошли к берегу. Ветер трепал подолы рубах, до боли гудел в ушах. Брызги летели в лицо.
— Это называется шторм! — прокричал Саша. — Здо-оровый!
— Вот она! — крикнул Костя, заметив у берега что-то длинное.
Действительно, чью-то лодку било о камни.
— Тихона Михайловича! — крикнул Саша, когда они подошли ближе.
Все ребята знали старенькую лодку конюха, особенно заметную по светлой заплатке на правом борту. Волны поднимали её, бросали на берег и сейчас же уносили назад… Ещё немного — и от лодки останутся одни щепки.
Ваня, не раздумывая, как был в одежде, вошёл в воду, нащупал на носу лодки цепь и вместе с вырванным колом передал её ребятам.
— Держите крепко! — крикнул он.
Ребята поняли, что он хочет делать, и уцепились за конец. Никому не хотелось купаться в холодной воде, но, к счастью, цепь была достаточно длинная.
Хотя Ваня и зашёл в первый раз неглубоко, но волны окатили его по грудь. Теперь он был мокрый, и ему было всё равно. Он упёрся в корму и начал толчками разворачивать лодку. Холодная вода захватывала дыхание, ветер упорствовал, волны толкали, дёргали лодку, но мальчик не отступал. Он знал, что, когда ему удастся развернуть лодку, волны же и помогут вытащить её на берег.
Так и случилось. Когда лодка была в безопасности, общими усилиями её приподняли за один борт, вылили воду и оттащили ещё дальше. Лодка была спасена. Где-то поблизости плавали мостки, скамейки, но это всё пустяки, и никто о них не думал.
Через полчаса Ваня, уже переодетый во всё сухое, выпив горячего чаю, крепко спал дома.
Мальчики отправились на конюшню сообщить конюху о спасении лодки, но Тихона Михайловича там не было, и они вернулись к шалашу. Встревоженные девочки ждали; с ними была и Мария Ивановна.
— Ну что там случилось? — спросила она.
— А ничего такого… Ти́шину лодку сорвало, — небрежно ответил Саша.
Говоря таким тоном, Саша не притворялся. Действительно, закон рыбаков обязывает помогать друг другу. И ничего в этом особенного нет. Сегодня ребята спасли лодку конюха, а завтра представится случай, и Тихон Михайлович выручит или поможет им.
— Ваня с головой выкупался, — сказал Боря.
— Как выкупался? — спросила Мария Ивановна.
Пришлось рассказывать со всеми подробностями.
…Очень уютно сидеть у костра, смотреть на белые, красные, жёлтые, синие огоньки, слушать, как потрескивают сучья, следить, как струйки дыма сливаются вместе, поднимаются вверх и исчезают, растворяясь в воздухе. И всё это нисколько не мешает разговору. Наоборот, как-то задушевней делается беседа и лучше запоминаются хорошие мысли. И то, что сказала сегодня Мария Ивановна, врезалось в памяти ребят надолго, может быть, на всю жизнь.
