Герман Матвеев - Первая весна
— Стойте! А как мы другие-то возьмём? — крикнул Костя за воротами.
— А что?
— Бишка не пустит.
— Опять кошку подбросим! — сказал Саша.
— Второй раз не поверит.
Собака всё еще бегала вокруг дерева, но уже не с таким азартом, как вначале. Опасения Кости были основательны.
— Кладите доски! — скомандовал Ваня, сбрасывая спою доску на землю. — Давайте вынесем все на улицу.
Все восемь досок вытащили со двора и положили на улице около палисадника. И как раз во́-время. Бишке надоело попусту лаять, и он, оставив кота в покое, вернулся домой. Пробегая мимо ребят, пёс грозно оскалил зубы, хотя и сделал вид, что не узнал вынесенных досок. Поджав хвост, подлез под порота и, когда почувствовал себя дома, поднял истошный лай.
— Да он просто трус, а мы боимся! — сказал Саша.
Через полчаса доски лежали на участке. Решили делать четыре парника: два — на делянке девочек и дна — у мальчиков.
Первым делом тщательно выровняли поверхность земли и разложили доски на месте. Ширина парников зависела от длины рам, и поэтому сначала решили принести рамы. Но первые доски, поставленные на ребро, можно было уже укреплять. Боря сбегал за топором и ножовкой. Вася принёс несколько старых тонких жердей, которые сейчас же начал распиливать на колья. Боря их заострял. Остальные разошлись по домам за рамами.
Всё шло как нельзя лучше. Никаких возражений против выемки зимних рам дома не было. Не возражали и против того, чтобы на десять-пятнадцать дней ребята унесли рамы на свой участок. Одним словом, всё шло хорошо, пока не случилась неприятность.
Получив разрешение, Тося быстро содрала бумажки, заклеивавшие щели по краям рам, вытащила два гвоздика и с помощью матери осторожно вынула первую раму. Рама была большая, тяжёлая, но девочка решила нести её сама и как можно скорей, чтобы отличиться перед ребятами.
— Тяжело, Тося… Погоди, придёт отец, — сказала мать.
— Нисколько не тяжело! Надо скорей, мама…
Обхватив раму обеими руками, она подняла её выше колен и, держа перед собой, понесла по улице. Было тяжело, неудобно, коленки при каждом шаге ударялись об острый край, рама ползла вниз, но Тося упорно несла, надеясь встретить кого-нибудь из мальчиков и взять раму плашмя, как носилки.
Пройдя половину дороги, как раз против дома Нестеровых, Тося споткнулась и грохнулась на землю. В раме, конечно, не осталось ни одного стекла, а кроме того, девочка сильно порезала руку.
Дарья Андреевна в этот момент вытирала окно и видела, как на улице показалась девочка с тяжёлой рамой. Не успела она подумать „не уронила бы…“, как рама оказалась на земле, а сверху неё Тося.
— Ой, батюшки! Так и есть! Все стёкла вдребезги! — всплеснула руками Дарья Андреевна и, повернувшись к дочери, строго сказала: — Не тронь раму! Я сама отнесу на чердак!
— Мама, нам же надо… Если кто-то один сломал, так не все же сломают…
— Не хватало бы, чтобы все… Не тронь! Стёкол набьёте столько, что и картошка ваша не сто́ит…
Такой разговор начался и у других. Звон разбитых стёкол услышали во многих домах. Правда, более настойчивым ребятам — Ване, Саше и Кате — удалось убедить родных, что стёкла будут в целости. На улице дети появились одновременно.
— А чего мы так несём! Давайте понесём на палках, — предложил Ваня.
Так и сделали. Принесли две длинных жерди, на которых летом сносят сено к стогу, и положили на них рамы.
— Гоп! Взяли! — скомандовал Ваня.
Жерди пружинили, рамы слегка покачивались, но нести было удобно и легко.
Тосе между тем промыли и забинтовали руку. Перемазанное платье она сменила и собралась идти на участок.
— Мама, а рамы? — робко спросила она.
— Какие еще рамы?
— Мы с мальчиками придём… они помогут.
— Никаких рам! Мало тебе одной? Все хочешь переколотить? Отправляйся!
Смущённая отказом матери, сознавая свою вину и чувствуя, что над ней будут смеяться, Тося пришла на участок с заплаканными глазами. Там шла работа. Все были заняты делом.
— Ну что, Тося, попало? — сочувственно спросила Нюша.
— Не очень…
— А что у тебя с рукой?
— Порезала.
— Сильно?
— Здо́рово! Прямо до кости! — жалобно, но с явным оттенком гордости, сказала Тося.
— Сама виновата. Надо смотреть под ноги. Теперь и работать не сможешь.
— Скоро заживёт! — улыбнулась девочка, — Только мама не даёт рамы…
— И не надо.
Рам уже хватало. Все они были разложены и подогнаны по длине досок. Теперь оставалось укрепить кольями вторую сторону, заделать бока, а кругом привалить землю.
В дружной работе, с шутками, смехом, время летело незаметно. К вечеру, как Ваня и обещал, парники были готовы.
41. Уха
Строение возле берёз скромно именовалось шалашом, но по солидности постройки, вместительности и великолепному внешнему виду достойно было называться иначе. Всё, что можно было придумать и сделать, было придумано и сделано. На прибитом шесте висел красный флажок, по бокам темнели два маленьких четырёхугольных окошечка со стёклами: одно — обращено в сторону деревни, другое — к опушке леса. Попасть в шалаш можно было только на четвереньках. Вход в него плотно закрывался сплетённой из ивовых прутьев дверью. На утоптанном „полу“ толстым слоем лежала солома. Взрослый человек мог стоять не нагибаясь. К сожалению, шалаш почему-то нравился комарам, и их набиралось туда великое множество. Комаров били, выкуривали дымом, но скоро они снова набирались и безжалостно „пикировали“, как выражались ребята.
Около шалаша горел костёр, и над ним на двух рогульках висело ведро с водой. Кругом костра, на толстых чурках, поленьях, натасканных отовсюду, сидели юннаты.
На широком выструганном обрезке доски лежали приготовленные картошка, три луковицы, две морковки, соль и куски хлеба.
Была задумана уха, и все ждали возвращения рыбаков.
Погода испортилась. Неожиданно подул западный ветер, и хотя он, по рыбачьим приметам, считался „клёвым“, но был опасным. Этот ветер в несколько минут разводил на озере такую волну, что не долго было и лодке перевернуться.
Правда, никто из ребят не беспокоился за жизнь таких опытных рыбаков, как Ваня и Саша, но выгребать против западного ветра было тяжело, и, видимо, поэтому они задерживались.
Солнце уже скрылось. С берега вернулся Боря и сообщил, что „ничего в волнах не видно“.
Томительно тянулись минуты. Разговор не клеился.
Наконец на дороге показались два мальчика.
— Есть уха! — крикнул Костя, увидев в руках Саши связку рыбы.
— Нюша, Оля, Тося, живо чистить! — засуетилась Поля Замятина. — Мальчики, давайте ножи! Вода скоро закипит. — Поля была общепризнанной поварихой.
— Ну что, досталось? — крикнул Боря.
— Ну и ветрило! — еще издали весело ответил Саша. — Только клёв начался, а он как рванёт… Лодку с камнем потащил… Здоровый задул! Еле-еле догребли!
Передав пойманную рыбу девочкам, Саша заглянул в ведро, потёр руки над костром и опрокинул на землю Борю. И всё это сделал подряд, без перерыва, каким-то одним движением.
— За мной шагом марш! — крикнул он. — Борька, Костя, Вася! Пошли за топливом! Я вам говорил, — запасы делать.
Мальчики ушли в лес. Девочки отправились чистить рыбу в сторону от шалаша. Ваня подошёл к парникам. Здесь, за лесом, ветер только угадывался по шуму сосен и не мог ничего испортить; но проверить никогда не мешает.
Всё оказалось в порядке. Рамы наложены ровно и сдвинуты плотно. Днём они снимались, и только часть растений, не успевших укорениться, оставалась закрытой под сильно закрашенными стёклами.
Почему-то здесь, в самодельных парниках, черенки чувствовали себя хуже и дольше не выбрасывали корней. То ли им не нравился состав земли, то ли земля была холодна, то ли не хватало влаги.
Чем больше темнело, тем ярче и красивей горел костёр. Поля стояла над ведром и помешивала в нём палочкой. Рядом сидела на корточках Катя и подкладывала в огонь сучья.
Ваня глядел на сосредоточенное выражение лица поварихи, освещённого красным светом, прислушивался к нарастающему свисту ветра, и ему стало казаться, что они находятся где-то очень далеко, в дикой, неисследованной тайге.
Он залез в шалаш, лёг на спину и, заложив руки за голову, задумался.
Несмотря на свист ветра и отдалённый шум озера, было слышно, как потрескивали сучья, да изредка доносились голоса из деревни.
Вчера Ваня получил письмо от Светланы, в котором она сообщала, что вся их бригада отправилась в туристский поход, а она с Серёжей осталась из-за картофеля. Она обещала приехать в конце июля, но как-то неопределенно: „Если отпустит мама“.
Вернулись из леса мальчики, притащив большие охапки валежника. Костя приволок целое дерево. Свалив топливо в кучу, ребята подвинули свои чурки поближе к костру, уселись и уставились на огонь.
