Анвер Бикчентаев - Прощайте, серебристые дожди...

— Куда подевали моего знатного земляка? — громовым голосом спросил он.

— Никуда он не девался, — недовольно буркнул Микола Фёдорович, выглянув из шалаша. — У Азата режим!

— Чего ты меня пугаешь режимом? — рассердился разведчик. — Мне всего-навсего на пару слов…

— На пару слов разрешаю, но не более! И то под свою личную ответственность. Узнает Иван Иванович, обоим попадёт. А мне за самовольство на полную катушку.

— Ладно, — согласился Махмут Загидуллин. — Только не стой над душой. Понял? Прогуляйся куда-нибудь, пока я с земляком посекретничаю.

Ворвавшись в шалаш, где лежал Азат, Махмут Загидуллин крикнул:

— Почему из госпиталя не вылезаешь? Лентяя празднуешь, а?

— Я бы охотно, да дядя Ваня не отпускает.

— Слыхал, слыхал. Поздравляю! — И Махмут хлопнул Азата по спине.

— С чем поздравляешь? — удивился адъютант.

— Скромность, конечно, украшает человека, но с земляком скрытничать не подобает!

— О чём вы дядя Махмут?

— Орден-то полагается обмыть!

— Ну вас! Какой ещё орден? Я знаю, разыгрывать вы мастак! — обиделся Азат.

Махмут приподнял Азата. — Заслуженному герою «ура!». Командир справедливо поступил, что не пожадничал, отвалив тебе полный куш.

— Да вы о чём? — вырывался Азат из могучих объятий.

Махмут Загидуллин прошептал:

— Награда к награде! Это тебе от меня! Часы со звоном!

У Азата от радости загорелись глаза.

— Спасибо!

Загидуллин с довольным видом глядел на Азата. Открыв крышку часов, Азат побледнел.

— На, забирай обратно! — насупился он, протягивая часы Махмуту.

— Ты чего? — удивился тот. — В своём уме? Кто от подарка отказывается?

— Ни за что не возьму! Часы не твои! Комиссаровы! — выдавил из себя Байгужин. — Такая нажива никому не нужна…

— Ах вон ты о чём… — беззаботно усмехнулся Махмут. — Сам посуди, зачем комиссару на том свете, часы?

— Уходи! — простонал Азат.

— Как знаешь, неволить не стану, — Махмут спрятал часы в карман. — Если бы не я, другой бы взял, — растерянно сказал Загидуллин, не ожидавший такого поворота событий.

— Мародер ты, вот кто! — заплакал Байгужин, размахивая руками. — Убирайся. Махмут затрясся от ярости.

— Это я, партизанский разведчик, мародёр? Это я? Ну-ка повтори ещё разок!

— Отваливай отсюда!

Махмут, залепив Азату пощёчину, выбежал из шалаша.

На скандал прибежал помощник фельдшера.

— Что у вас тут произошло? — с удивлением спросил Микола Фёдорович.

— Ничего не произошло… С чего взял?

— Поскандалили, что ли?

Так ничего и не добившись от Азата, Микола оставил друга в покое. Что ему больше всех, что ли, нужно? Что он, судья?

Над насторожившимся лесом, над безмолвствующими сёлами, над щербатыми, израненными взрывами дорогами, над поездами-призраками, без гудков, исподволь проскальзывающими мимо затаившихся станций, над людьми, живыми и мёртвыми, плыла полноликая луна. Ночное светило обливало всё призрачным мерцающим светом. Как непохожа лужайка, расписанная лунными бликами, на себя дневную. Деревья тоже потеряли свои реальные силуэты.

Идёт человек и не отдаёт себе отчёта, попадает в плен сказочному свечению. И нет у него сил, чтобы вырваться из чарующего лунного света. Человек в нём упоённо купается и упоённо тонет, и нет у него сил вырваться из цепких серебристых паутинок.

В такое сказочное пленение попадают и суровые воины, помногу раз в день встречающие смерть на равных.

Вот и Оксана Белокурая попала в лунный плен — вся ушла в воспоминания. Откуда-то из небытия предстала перед ней её родная бабуся, седая, высокая, гордая. Сказочница она была изумительная. Как она умела мечтать и вселять надежду в других! Для одних героев она находила ласковые и возвышенные слова, дабы подчеркнуть: он-де как жемчужный лоск на серебре! Он-де светоч из высокопробного серебра. А вот для мерзких отступников у ней было припасено лишь одно выражение: «Кошачье серебро!»

Под гипнозом воспоминаний, под воздействием прекрасной ночи можно потерять власть над собой. Оксана Белокурая начинает ходить вокруг шалаша, тереть виски, чтобы прогнать наваждение. Нет в такой ночи тишины! Нет в ней и покоя!

И вдруг её пронзила мысль: «Не повинна ли она сама в гибели Туманова? Где она оплошала? Где? Где? Где?»

А голубой туман льётся и льётся с небосвода.

Неожиданно из лунного мира возник вполне реальный разведчик Махмут Загидуллин, младший из братьев, и молча протянул Оксане Белокурой большие карманные часы, отливающие серебром.

— Что это такое? — изумилась она, окончательно ещё не успев вернуться в реальный мир.

— Часы.

— Вижу, часы. Зачем их принёс мне?

— Комиссаровские.

— Тем более. Отдай старшине. Пусть переправит часы семье.

Махмут переступал с ноги на ногу, не уходил.

— Что ещё?

— Такая вот история приключилась. Хотел подарить их вашему адъютанту, да не взял он. Одним словом, отверг подарочек мой. К тому же мародёром обозвал.

— Пожаловаться на него пришёл?

— Погорячился я малость, стукнул его за такие неудобные слова. Пусть вперёд подбирает подходящие.

— Ты хочешь, чтобы я тебя оправдала?

— Да нет!

— Тогда объясни, зачем пожаловал?

— Мальчишку зря обидел. Душа вот болит.

— Ах, вон оно что!

Оксана Белокурая задумалась. И вдруг в её глазах забегали усмешечки.

— Так вот тебе мой совет. Пойдёшь к нему и передашь мой приказ: пусть он вернёт тебе удар. Это будет справедливо и по-мужски.

— А он осмелится?

— Это уж его дело…

— Есть передать приказ! — вытянулся во фронт Махмут Загидуллин и как будто даже обрадовался. — Бегу!

А Иван Иванович в это время собирал мальчишек в путь-дорогу. Ребята, между прочим, и не догадывались, что это за сборы. Обычно кормят сытно перед трудным боем. Никому из них и в голову не взбрело, что их насовсем куда-то отправляют. Только после того как дядя Ваня расщедрился и одарил всех трофейными перочинными ножичками, Мишка-поварёнок подумал: «С чего бы это? Такого не было, чтобы дядя Ваня так по-царски расщедрился!»

Но он так и не успел высказать вслух своё удивление, появился запыхавшийся Махмут Загидуллин, по всему видно, сам не свой.

— Чего это с тобой? — нахмурился Микола Фёдорович. Он недолюбливал младшего Загидуллина.

— Вдарь! — прокричал Махмут, обращаясь к Азату, и подставил грудь.

— С какой стати? Чего ради я буду с тобой драться? Азат глядел на разведчика с некоторым опасением,

другие ошарашенно. Микола Фёдорович вытянул шею от любопытства: «Сдурел, что ли?»

— Ну жду! Чего вылупил глаза? Приказ командира отряда. Исполняй! — опять крикнул Махмут.

И тут Азат Байгужин смело двинулся на знаменитого разведчика, засучив рукава. Мишутка тоже сделал два шага вперёд, чтобы при случае пособить.

Вдруг Азат опустил руки.

— Нет, не могу, — тихо сказал он, весь сникнув. — Я ведь тоже виноватый был.

Дядя Ваня, всё это время державший нейтралитет, внезапно скомандовал:

— Уходи, Загидуллин! Мы сейчас тут важную задачу решаем. Ты мешаешь! Иди!

…Ивану Ивановичу всегда везёт с нелёгкими поручениями. Он всё ещё не знает, как подступиться к парнишкам, исполняя командирский приказ. С большой тяжестью в душе он начинает наконец нелёгкий разговор:

— Вот что, пацаны. Пришло ваше время распрощаться с отрядом…

Такого ошеломляющего эффекта, какой вызвали его слова, Иван Иванович не ожидал: мальчишки, где стояли, там и присели.

— Как так?! — прошептал Азат Байгужин.

— Так ведь не шутят, дядя Ваня! — побледнев, жалко улыбнулся Мишка-поварёнок.

Лишь Микола Фёдорович удручённо молчал, он-то хорошо знал, что дядя Ваня не мастак шутить.

— Какая там шутка! — воскликнул Иван Иванович. — Приказ командира, видишь ли, не обсуждается. Он исполняется.

Этим заявлением он вроде бы дал понять — не его, мол, воля!

Первым пришёл в себя Микола:

— Когда будем отправляться?

— Нынче ночью. Самолёт с Большой земли прилетит.

— Неправда! — воскликнул Мишка-поварёнок. — Не верю!

— Прекратить разговорчики! — нарочито сухо скомандовал Иван Иванович. — На сборы даю тридцать минут!

Ребята, как только остались одни, дали торжественную клятву обязательно снова вернуться в отряд Оксаны Белокурой.

В скорбном молчании мальчишки собирались в путь-дорожку. Азат Байгужин с остервенением набивал свой вещевой мешок. Всякого барахла набралось немало. Мишка-поварёнок во что бы то ни стало решил увезти диск с патронами. Наверное, чтобы похвалиться перед сверстниками там, где он будет жить.

Только Микола сидел пригорюнившись и не собирался в дорогу. Он тяжелее всех переживал отъезд на Большую землю. Нет ему жизни вне отряда! Украдкой поцеловал Микола винтовку, осторожненько поставил её в угол, где уже стояли другие автоматы и карабины. «За что нас выгоняют? За что казнят?» — недоумевал он.