Анвер Бикчентаев - Прощайте, серебристые дожди...

Одной из овчарок Любимов успел нанести ножом смертельный удар, а вторая мощными клыками вцепилась в шею комиссара.

Азат Байгужин изо всех сил хватил овчарку автоматом по голове, и та рухнула.

И тут Мишка увидел, что немцы дают от них стрекача. Чего это они испугались?

Топот позади заставил Мишку оглянуться. На помощь им бежали партизаны, впереди всех Hyp Загидуллин.

Через несколько часов на руках Ивана Ивановича, не приходя в сознание, скончался комиссар Любимов. О том, какого замечательного человека потеряли, отряд узнал лишь после похорон. Любимов, как сообщила командир отряда Оксана Белокурая, до появления в их отряде был прославленным разведчиком в глубоком тылу врага. О том, какие он подвиги совершал, Оксана Белокурая не стала распространяться, только сказала: такого страха Любимов нагнал на фашистов, что те оценили его голову в миллион марок.

«Вот кого не уберег! — казнил себя Мишка. — И все из-за этой гниды!»

Лишь позже, под большим секретом Микола Федорович сообщил ему, что труп гниды предали земле, а могильный бугорок сровняли с землей.

…В командирском шалаше Мишка-новарснок подробно рассказал обо всем, что знал. Однако Оксане Белокурой так и осталось неясно, какая же драма разыгралась в доме лесника?

В кармашке жакетки пленной женщины обнаружили пропуск, выданный комендатурой полевой жандармерии. Но кем был человек, убитый возле дома лесника? И вообще, что произошло там средь бела дня?..

Азат Байгужин весь день метался в жару.

— С Байгужиным. непорядок, — доложил дядя Ваня командиру отряда.

Этой или следующей ночью ждали самолет, а на нем решили эвакуировать всех мальчишек и больных на Большую землю. Центральный штаб уже дал на это свое согласие. А как отправишь Байгужина, если он единственный свидетель происшедшего в доме лесника, но пока ничего не может рассказать?

К вечеру адъютанту стало лучше, о чем Иван Иванович немедленно доложил командиру, но перегружать разговором не посоветовал.

Оксана Белокурая поспешила в госпиталь.

— Как себя чувствуешь, Азат? — спросила она.

— Ну был жар. Велика важность! — отмахнулся Байгужин. — Теперь ничего.

— Сможешь ответить на мои вопросы? Если чувствуешь себя плохо, разговор отложим до утра. Спешить не будем…

Азат весь как-то съежился, пробормотал что-то невнятное, а потом, взяв себя в руки, спросил:

— Можно, вам расскажу все по порядку? Ладно?

— Хорошо, Азат.

— Перед выходом на разведку я сказал Мишке: «Чего это ротный Туманов никого с собой на задание не берет, а меня берет?» А Мишка отвечает: «Может, потому, что ты остался сиротою? — «Как это сиротою?» А Мишка понял, что проговорился, замолчал… «Ну-ка повтори!» — заорал я на него и чуть не хватанул палкой. А он чуть не ревет… «Я, — говорит, — думал, ты знаешь, что твою маму казнили… В отряде все уже знают…»

Я тут упал как сломленный и перестал белый свет видеть. Мишка рядом плюхнулся. «Прости! — говорит. — Дай мне по морде». А я в ту минуту одного хотел — умереть!

Оксана Белокурая растерянно молчала. Азат справился с волнением и продолжал:

— Я расскажу вам про маму, чтобы вы знали, какая она у меня была… Я еще тогда понял, что вижу ее в последний раз. Мы жили в то время в чужом доме, мама спала на деревянной кровати, а я на сундуке. В ту ночь окна были занавешены, потому что наступил комендантский час. Где-то все время палили из автомата. Я знал: кто чуть замешкается на улице, сразу пулю в лоб получает. А когда на улице завизжали немецкие овчарки, у меня появилось недоброе предчувствие. Я говорю маме: «Спать пора!» А она словно не слышит. Чуть приоткрыла штору и все смотрит, смотрит в ночь, будто кого-то ожидает. Вдруг мама говорит: «Все это мне не по душе!». Я спрашиваю: «Ты, мам, немножечко трусишь, да?» Мама удивилась: «С какой стати мне трусить!» — «Они могли сцапать того дядьку, который приходил к нам за аптечкой». — «Тебе лучше забыть о нем». — «Я уже забыл о нем, мам, — отвечаю я. — И о тетке забыл, которая унесла пять пистолетов». — «Вот и умница!» — «Мам, а мам, — спрашиваю я, — а почему дрожит твоя рука? Ты озябла, да?» — «Устала, сынок!» Тут кто-то четыре раза стукнул в нашу дверь. Это был пароль. «Свои, — сказала мама, — отопри!»

Вошел незнакомый дядя, но мама его знала. «За вами не было погони?» — спросила она. «За мной нет, — отвечает тот. — Фашисты оцепили все улицы, а я через забор, через забор…» Сам говорит и делает какие-то знаки маме. «При нем можно. Он у меня молодец!» — успокоила мама. «Они обыскивают дом за домом, надо унести чемодан, — сказал дядя. — Да вы не беспокойтесь. Мне перебежать через два двора, а там и след мой простыл!» Уже с чемоданом он задержался на пороге: «Если в течение трех минут не услышите выстрела, считайте, что я ушел. Прощайте!» Как только за ним захлопнулась дверь, мама предупредила: «Постарайся забыть и его!» — «Я сроду и не видел его, мам», — отвечаю.

Мама села на сундук, и мы стали ждать. Минут через пять мама спросила: «Тебе, Азат, не показалось, что стреляют?» — «Нет, мам. Успел дядя. Ушел». И тут под нашим окном овчарки залаяли. «Слушай меня внимательно, — сказала мама. — Гестаповцы могут меня увести с собой, а ты скройся, пока и тебя не хватились». — «Хорошо, мам. С этой минуты я глух и нем. Ладно, мам?» Раздался сильный удар в дверь. «Входите! — крикнула мама. — Дверь не заперта!» Гестаповцев было пятеро.

«Фрау Байгужина?» — спросил офицер. — «Да», — подтвердила мама. «Обыскать!» — приказал фашист. Я завизжал как резаный: «Ой-йый! Ио-йый!» — «На каком языке?» — быстро обернулся офицер к маме. «Да он у меня немой от рождения», — ответила мама.

Гестаповцы ничего не обнаружили, потому что искали не там, где надо. «Одевайтесь, фрау Байгужина!» — приказал офицер. «За что вы меня арестовываете?. — спросила мама. — Мои документы в порядке». — «Идите!» — крикнул офицер. Я бросился к маме, но какой-то фриц так саданул меня, что дух вышиб…

Азат побледнел, и Оксана Белокурая решила прекратить расспросы.

У входа выросла фигура радиста Голосуева.

— Радиограмма.

Оксана Белокурая прочитала: «Завтра ждите самолет после двадцати двух часов». Значит, времени не остается и надо обязательно сегодня расспросить Азата о том, что же произошло в доме лесника.

— …Мне здорово захотелось отомстить фашистам, но я еще не знал как, — продолжил свой рассказ Азат Байгужин. — Большак прошли мы с Тумановым уже под дождем. Ливень нам помог, лучшую маскировку не придумаешь. Шли мы без остановки, где ползком, где перебежками.

Потом плашмя лежали под кустами, наблюдая в бинокль за домом лесника. Он казался необитаемым. Я здорово волновался. Мне все казалось, будто кто-то наблюдает за нами.

«У тебя зубы болят, что ли?» — спросил Туманов. «Ничего у меня не болит», — ответил я. «А чего ерзаешь?»

Я видел, что и ему не по себе. И его прямо-таки распирает от злости. Потом он сказал:

«Пропади все пропадом! Я пошел, а ты давай за мной и следи за моими сигналами».

Я сказал Туманову, что дом вполне может быть населен. Он не цыкнул, хотя имел на то право, и сделал мне знак — мол, поползли!! Елозил Туманов ох как ловко. Эдак ужом да ужом оторвется метров на пять вперед, махнет мне рукой: чего, дескать, плетешься, сокращай расстояние. Что далее было? — Азат потер глаза, точно снимая пелену… — Ну так вот, в кустарнике, метрах в пятидесяти от большака, пришлось нам замереть. Услышали мы грохот, который все нарастал. Потом показались две брюхатые машины, набитые немцами. Ладно еще, фрицы сидели, а не стояли в кузове. Я лежал на спине среди кустарника и благодарил бога за то, что тот не удосужился превратить небо в зеркало. Иначе никто бы не сумел укрыться… — Иной раз Азат позволял себе философствовать.

Оксана Белокурая, с беспокойством следившая за лицом Азата с как бы отрешенными от этого мира глазами, нарушила паузу:

— Я слушаю тебя, Азат…

— Что было дальше? Дальше, — спохватился Азат, — распахнули мы дверь, ворвались в дом. Сперва Туманов, затем я. Увидели женщину. Стояла она как раз напротив двери, возле печи. Бледная-бледная.

— Запомнил ты ее лицо? — спросила Оксана Белокурая.

— Я сразу заметил, что она красивая. А Туманов, как увидел ее, зеленым сделался. «Неужто это ты, Томочка?» — воскликнул.

— Так они знали друг друга?

— Конечно, знали. «Откуда ты? Как здесь очутилась?» — стал он ее расспрашивать. А она ответила: «Не дай бог никому испытать то, что я испытала».

Туманов отослал меня на пост. «С этой минуты, — сказал он, — твоя задача, Байгужин, караульная. Выбери себе удобное для наблюдения место. Уловил?» — «Уловил!» — подтвердил я. «Выбери с таким расчетом, чтобы обзор открывался на большак и на подступы к дому. И лес, между прочим, должен оставаться в твоем поле зрения. Постиг?» — «Постиг!»