Виктор Александровский - Когда нам семнадцать…
Мы растерянно взглянули друг на друга, на Петровича.
— А вы бы, ребятки, молчали, и точка. От него это дело не зависит, — сказал Петрович. — Если задержка насчет пропуска будет, к Чернышеву пойдем. Тот поможет!
Донесся протяжный гудок. На морщинистом лице слесаря заиграла улыбка:
— Теперь спокойно поработаем. Конец первой смены, начальство-то все поуходит из цеха.
Петрович присел на корточки, открыл дверцу верстака и стал подавать инструмент:
— Резцы победитные тебе, Алексей. Корпус приспособления вместе выточим. Напильник бархатный Василию причитается, он всеми мелкими штучками займется. А тебе, — протянул он руку Игорю, — зубило и молоток, слесарить станешь.
Петрович смерил линейкой чугунное кольцо, лежавшее в углу мастерской, и велел мне катить его прямо в цех.
— Так, так, — подбадривал старик, идя за мной, — двигай прямо к станку Павла.
Вторая смена токарей уже приступила к работе. Мне казалось, что все рабочие смотрят на нас с Петровичем.
Василий с Игорем задерживались в мастерской, и, не дожидаясь их, Петрович приступил к делу. Взявшись за рукоятку станка, он проверил, все ли в порядке. Потом вынул из инструментального ящика специальный ключ, разжал им патрон.
— Подымай, Алеша, — негромко скомандовал слесарь.
Ставя чугунное кольцо в патрон, я предупредил Петровича, что мне еще не приходилось работать на станке.
— Знаю, что не умеешь. Поэтому и в помощники взял. Гляди, — протянул свои жилистые руки Петрович. — Четыре десятка годков они с резцом дружили, а под старость лет пришлось в ремонтники переходить, слесарить.
Склонившись над патроном, он долго и терпеливо устанавливал в нем кольцо, чертыхаясь, что на установку всегда идет много времени.
— Ну вот, теперь можно к обдирочке приступить. Где у тебя чертеж?
Я подал Петровичу свернутый в трубку лист ватманской бумаги. Он долго и сосредоточенно рассматривал чертеж, что-то тихонько напевая, потом зажал в суппорте резец и, сказав: «Дай-то бог», надавил кнопку. Раздалось монотонное гуденье станка.
— Ну, Алексей, начали!
С этими словами Петрович осторожно подвел резец к чугунному кольцу, и на темном теле отливки появился тонкий серебристый поясок. Он становился все шире, светлее. На жестяной противень под станиной станка градом сыпались стружки.
Обточив кольцо раз, другой, Петрович отвел резец и передал мне рукоятку:
— Пробуй-ка, парень!
— Я?
— Ну конечно, ты.
Стараясь не выдать охватившей меня робости, я повернул рукоятку. Резец двинулся к детали. Еще поворот — он впился в нее, и в волосах моих запуталась горячая стружка.
— Не торопись, подачу убавь. Вот так, — густо задымил махоркой Петрович. — Еще проточи разок…
Но вдруг раздался треск, и резец вылетел из державки.
— Перепугался, поди? — Петрович выключил станок. — На первый раз всегда резцы ломают. Попробуй-ка еще. Вот так, так… А у тебя, Алексей, пойдет токарное дело!
Стараясь не выдать охватившей меня робости, я повернул рукоятку. Резец двинулся к детали.
~ ~ ~Оставшиеся дни каникул мы с Игорем почти целиком провели в цехе. Корпус приспособления, над которым трудились вместе с Петровичем, вышел точно по чертежу. Не совсем ладилось вначале с накидной гайкой, но Игорь проявил столько упорства, что получились и гайка и остальные детали приспособления.
— Башковитый у тебя дружок, — сказал мне как-то Петрович.
Здесь, в цехе, за рабочим верстаком, заметил я в Игоре перемену. Сказать, в чем она состояла, мне было еще трудно. Но теперешний Игорь едва ли пустился бы через Байкал на своих лыжах и вряд ли купил бы автоматическую ручку на деньги, предназначенные для радиоприемника.
Работа над приспособлением двигалась к концу. И вот однажды…
— Начнем, что ли? — спросил Василий, бросая недокуренную папиросу.
— А чего ждать-то? Смена на перерыве, начальство из цеху повыходило, мешать некому, — отозвался Петрович.
С помощью Игоря я вставил в патрон корпус приспособления и попросил Петровича проверить установку.
По тому, как Василий засовывал руки в карманы и тотчас вынимал их обратно, по настороженным взглядам, которые он бросал вокруг себя, я чувствовал, что на душе у него было неспокойно.
— Крепи! — отрывисто бросил Петрович и кивнул Лазареву, чтобы тот готовился.
Василий подошел к своему станку, взял из кучи литья втулку, которую надо было обточить, и уставился на часы в руке Игоря.
— Засекай!
Услышав команду Петровича, токарь вставил деталь в патрон, включил станок. Из-под резца брызнули синеватые стружки. Они то каскадами сыпались вниз, то вились ручейками, то, пыхнув дымочком, стремительно отлетали в сторону.
Движения Василия были почти неуловимы, но ведь обточку фланца втулки он проделывал сотни раз. Главное-то состояло не в этом!
Токарь остановил станок, быстрым поворотом ключа разжал патрон и крикнул:
— Держи, Петрович!
— Двенадцать минут! — засек Игорь.
Приняв в руки втулку, слесарь несколько секунд недоверчиво смотрел на нее, как бы решая, что же с ней делать, и вдруг протянул ее мне:
— А давай-ка ты, Алексей!
— Что вы, Петрович!
— Ничего, ничего, учись. С приспособлением легче пойдет, бери!
Слесарь почти бросил мне деталь. Подхватив втулку, я вставил ее фланцем в приспособление, набросил на нее накидную гайку и, схватив поданный Игорем ключ, с силой подтянул ее до отказа.
— Добре сидит, — проверил старик. — Пускай станок.
Не помню, как я нажал электрическую кнопку. Загудел мотор, резец двинулся с места, и по черному телу втулки пополз светловатый поясок. С каждым мгновением он становился все шире, и вдруг деталь как бы исчезла, растворилась в воздухе. Ее присутствие выдавала только сияющая дорожка света, вытянувшаяся вдоль оси. По спине у меня пробежал холодок.
— Выключай станок. Так. А теперь замерь, — командовал Петрович. — Смени резец. Растачивай изнутри. Да чего ты? Не теряй времени.
— Семнадцать минут! — объявил Игорь, когда я снял со станка готовую деталь.
Блестящая, принявшая ровные очертания, она казалась совсем не похожей на своих сестер в общей куче литья.
— Ну что, пот прошиб? — весело посмотрел на меня Петрович. — А руки-то, руки-то дрожат… Матушки!
Вытерев платком мокрое лицо, я от усталости присел на ящик у станка.
— Да, конечно, встряска серьезная, — продолжал подшучивать слесарь. — Ты, поди, думаешь, уже токарем стал? Черта с два! Приспособление всему причина. Ну что, сколько времени вкруговую затратили?
— Двадцать девять минут, — подсчитал Игорь.
— Вот… А если бы за станком стоял Павел? Еще меньше! Эх, братцы, какой мы ему подарочек приготовили! — радовался Василий.
С перерыва стали возвращаться рабочие. Они подходили к станку, разглядывали приспособление, задавали вопросы.
— А ну, показывайте, каким «сквознячком» вы решили продуть наше начальство? — спросил кто-то.
— Показать можно, за это деньги не берут, — рассмеялся Петрович и взглянул на меня: — Начнем, что ли, токарь?
Глава двадцать вторая
Борьба продолжается
Подходил февраль. Как-то утром, вбежав в класс, Тоня подсела ко мне. Она вся сияла от радости.
— Лешка, папа разрешил тебе свидание с братом… Приходите вдвоем с Зиной.
— Когда?
— Да хоть сегодня!
Трудно передать словами охватившую меня радость. Письма, записки, которыми мы обменивались, разве могли заменить встречу? Сколько новостей мне нужно рассказать Павлу!
Но настроению моему суждено было вскоре измениться…
— Что это, твой брат в шкурники записался? — пристал на перемене к Ване Лазареву Маклаков. — Ладно, ладно, не юли, весь завод говорит.
— Мой брат не шкурник! — выкрикнул возмущенный Ваня.
— Го-го! Факт! Куда попрешь… Карточки на хлеб отменили, денежки становятся дороже, отчего не подработать?
— А ну, оставь его! Опять, Маклаков, за старое? — подскочил я к Недорослю.
— Нет, за новое! Вот, почитай! — Маклаков вынул из кармана пиджака лист тонкой папиросной бумаги и швырнул листок мне в лицо.
— «20 января, — прочитал я, — токарь третьего разряда Василий Лазарев, получив срочный наряд на изготовление штучных деталей к комплекту „Г“, отказался выполнить работу и покинул цех. Известно, что Лазарев, несмотря на мое категорическое запрещение, скрытно от всех изготовил какое-то приспособление к станку и стал работать один за двоих. Отказ от выполнения ответственного задания вызван исключительно корыстными побуждениями Лазарева.
Приказываю: за проявленную недисциплинированность токарю Лазареву объявить строгий выговор и понизить его в разряде сроком на три месяца. Осудить „сквозной“ способ работы, как рваческий, создающий разногласия среди рабочих и нарушающий нормальный ритм технологического процесса.
