Мария Халаши - На последней парте

Кати быстренько пошвыряла в сумку книжки и тетради. Сегодня тетя Лаки обещала научить ее гладить. Постельное белье гладить легко, и Кати сможет тогда помогать ей.

Все остались в классе, только Кати вихрем помчалась вниз по лестнице.

Повернув на первый этаж, Ката увидела вдруг на лестничной площадке Мари Золтанку. Она стояла к лестнице спиной, прижавшись лицом к оконному стеклу и, казалось, внимательно разглядывала двор. Что такое, почему она здесь, а не на сборе? Неожиданно Кати взяла Золтанку за плечи и слегка повернула ее к себе.

У Мари были заплаканные, красные глаза.

Она тотчас же отвернулась, чтобы ни Кати и никто другой не видел ее слез.

- Что с тобой? - спросила Кати.

- Ничего.

- Нет, правда...

- Оставь меня в покое!

Несколько минут Кати растерянно топталась у Золтанки за спиной, глядя, как та прижимает к глазам скомканный платочек. Вдруг, не сказав ни слова, обхватила ее рукой за плечи и потащила в темный уголок, за дежурку, прижала к стене, словно метлу, сама стала напротив и снова спросила:

- Ну, говори теперь, кто тебя?

- Сбор у них... - громко всхлипнула Золтанка.

Кати не могла взять в толк, как это сбор отряда может довести до слез, поэтому она решила подождать, когда Золтанка немного успокоится и расскажет все по порядку.

- Я ведь не член отряда! - простонала наконец Мари и так горько всхлипнула, что сердце у Кати сжалось.

- Выгнали? - участливо спросила она.

Мари затрясла головой.

- Не приняли?

Но Золтанка опять отчаянно затрясла головой и, наконец, прерывающимся голосом выговорила:

- Мама не позволила.

Долго еще рассказывала Золтанка в темном закутке о своем горе, но Кати, честно говоря, не очень поняла, что к чему. Папа у Мари Золтанки был реформатским священником в маленькой задунайской деревушке. Это был суровый, молчаливый человек, Мари почти и не помнит его, потому что он давно умер, а мама вместе с Мари переехала в Будапешт, к мужниной сестре. И теперь тетя во всем ссылается на своего умершего брата, который на смертном одре завещал, чтобы Марику воспитали в духе, угодном богу. Потому-то ей и не позволили вступить в отряд: тетя считает, что это было бы неугодно богу. Ну, а что же тогда богу угодно? Может, то, что вот она стоит и захлебывается сейчас от слез, потому что все ребята остались в классе, а ей, только ей, приходится плестись прочь? Или, может, ему угодно, чтобы мама и на елке не позволила Марике выступать? А ведь Мари записалась в танцевальную группу! Неужто этого желал суровый, молчаливый священник из задунайской деревушки, прежде чем навеки закрыл глаза? А если бы он сейчас открыл их и увидел свою дочку, заплаканную, взволнованную, дрожащую с головы до ног, - интересно, что бы он сказал?!

Марика уже не плакала. Выговорившись, она немного успокоилась.

А Кати вдруг загрустила. Странно даже: ведь только что она вылетела из класса, веселая, счастливая, радовалась, что будет сейчас учиться гладить, и уже ощущала чудесный запах чистого, влажного белья...

Выходит, это просто беда, если тебя не принимают в отряд маленьких барабанщиков!

Да, конечно, беда, и большая. Кати почувствовала это по-настоящему только сейчас, когда ей сообщили решение сбора отряда о том, что в мае ее не примут в пионеры и в поход не возьмут. Это сказал ей Кладек на большой перемене, но тотчас же добавил:

- А заниматься мы будем вместе. Я сам буду заходить за тобой, так что не увильнешь!

Кладек сдержал свое обещание. В тот же день вместе с Персиком пришел к Кати, и они занимались втроем, пока каждый не выучил заданного назубок. С тех пор они собирались после уроков каждый день - иногда у Гарашей, где тетя Гараш всегда встречала их пенистым горячим какао, а иногда и у Кладека.

Кати особенно любила ходить к Кладекам. Поначалу даже заниматься толком не могла, так ее все там волновало, - попробуй тут запомнить рассказ про юность Ракоци...18

Кати прислушивалась к голосам, просачивавшимся из смежной комнаты: "Улыбнитесь, пожалуйста... Наклоните голову чуть набок, пожалуйста..." - и ей было решительно безразлично, как ведет себя и что делает маленький Ракоци. Она не успокоилась до тех пор, пока Пишта не повел ее в соседнюю комнату, в фотокабинет Кароя Кладека.

Молодой человек в очках, который только что наклонял голову набок, а после этого заказал шесть открыток, уже ушел.

Дядя Карой вылез из-под черного покрывала и пообещал Кати сфотографировать ее, когда будет поменьше заказов. Он спросил даже:

- А тебе какую карточку хотелось бы? Чтобы ты сидела? Или стояла? Или, может, с мячом тебя снять?

Кати не хотела спешить с ответом, она сосредоточенно осматривалась. От ее внимания не ускользнул ни мяч, весь пятнистый, ни маленькая скамеечка с турецким гобеленом, на которую дядя Карой усаживает девочек с длинными волосами и заставляет их мечтательно смотреть в потолок; ни подставка для цветов с роскошным искусственным букетом. Она заметила в углу желтого мишку с глупой мордой, явно ожидавшего, когда ему позволят заглянуть в объектив фотоаппарата в объятиях какого-нибудь мальчонки с таким же глупым видом. Кати сразу же отвернулась от мишки. Она терпеть не могла этих мишек. Вот если бы слон - слон совсем другое дело...

Все стены в кабинете были сплошь увешаны фотографиями. Кого только здесь не было! Даже испанская дама под черной вуалью, прятавшая за огромным веером чарующую улыбку. Еще были там смешные девочки в белых платьях, с крохотными миртовыми венчиками на головах и в коротких, до колен, чулочках на прямых, как палки, ногах. И какая-то старушка с узенькой черной ленточкой на шее. Кати спросила:

- Эту тетю задушить хотели?

- Ну что ты! - засмеялся дядя Карой. - В старину была такая мода у старушек - чтобы скрывать морщины на шее. Этих всех еще мой отец снимал, дедушка Пишты.

Кати понимала, что минута настала и пора выбрать - сказать, как ей хотелось бы сняться. И она указала на фотографию, окаймленную золотой рамкой.

Дядя Карой смеялся так, что Кати на всякий случай отошла подальше.

То была фотография какой-то девицы в подвенечном наряде с длинной белой фатой.

Тетя Дёрди ничего не понимала. Очень радовалась, но ничего не понимала. С каждым днем Кати отвечала все лучше, внимательно слушала на уроках, изредка и сама вызывалась отвечать. Особенно ладилось у нее с арифметикой, и прежде всего с устным счетом; решать примеры на доске ей было труднее. Когда тетя Дёрди вызывала ее и читала задачу, Кати, почти не задумываясь, тут же давала ответ. А вот записать задачу не могла, и тете Дёрди никак не удавалось втолковать ей, что нужно уметь решать задачи и письменно, чтобы понемногу учиться математическому мышлению. Придет время, и они столкнутся с такими задачами, решить которые в уме будет невозможно, поэтому нужно уже сейчас учиться решать их письменно. Читала Кати еще, правда, с грехом пополам, в грамматике тоже не блистала, зато по географии почти всегда отвечала хорошо. Что же случилось с Кати?

О том, что с ней случилось, было известно только Персику и Пиште; знали они уже и о том, что другим было неизвестно, - то есть что Феттер только обещала ей помогать, но так ни разу и не удосужилась.

Кладек сразу же захотел выложить все ребятам, но Марика была против.

- Феттер обязалась заниматься с Кати перед всем отрядом - вот на отрядном сборе мы про все и расскажем!

Однако на первом сборе они позабыли об этом.

Следующий сбор весь прошел в играх.

А потом - потом в классе только и было речи, что о походе. Уговорились так: все возьмут с собой рюкзаки и фляжки; два звена - звено девочек "Бабочка" и звено мальчиков "Лев" - получат различные задания. Каждое звено будет добираться к месту сбора - опушке на вершине горы - своим путем. Пойдут тридцать пять человек, потому что Золтанка и Лакатош...

Да, Лакатош...

Кладек поднял руку, но Эмё Табори сказала, что времени сейчас в обрез, отвлекаться некогда и пусть говорят только те, кто может что-либо добавить относительно похода. К тому же накануне экскурсии будет еще один короткий сбор, на котором опять напомнят, кому что делать.

На этом сборе присутствовала и тетя Дёрди. Эмё еще раз повторила то, что ребята знали уже назубок: встреча завтра перед школой в семь часов утра; пусть никто не забудет взять с собой свисток... Феттер собрала деньги на трамвай, Феттер распределила обязанности, Феттер...

Феттер...

Кладек изо всех сил тянул руку.

- Ты об экскурсии? - строго спросила Эмё.

- Не совсем, но это очень-очень важно, - решительно вскочил с места Кладек.

- Ну, говори побыстрее!

- Феттер совсем не занималась с Кати Лакатош...

- Какое это имеет отношение к сбору, к нашей экскурсии? - прервала его Эмё.

- Какое отношение... - заторопилась и Феттер, но Кладек не смешался.