Голубая цапля - Цецилия Вейт Джемисон
Паровоз свистнул, поезд тихо тронулся с места, и в памяти молодого человека запечатлелись две изящные фигуры матери и дочери, спускавшиеся к реке.
— Какой я неловкий! Какой глупый! — с досадой упрекал он себя, возвращаясь на свое место в вагоне. — Почему я не узнал их фамилии или хоть адреса, куда они отправились? Почему не пошел я их проводить? Как можно было отпускать больную с ребенком в незнакомый город! Мать такая слабая, едва передвигает ноги, а тут еще пришлось нести чемодан. Если бы я проводил их, то по крайней мере узнал бы, кто они такие! Совестно было как-то приставать к ним с расспросами!.. Отчего я с ними не пошел? Ах, да они что-то забыли!
И он бросился к тому дивану, где сидела мать девочки. Там под подушкой он нашел книгу, переплетенную в красную русскую кожу, с серебряными застежками и монограммой J. и С. Пассажир раскрыл ее. На заглавном листе было написано мужской рукой по-английски: «Jane Chetwind».
— «Jane Chetwind»! Так, верно, зовут мать. Едва ли эта книга принадлежит девочке. Ей всего лет пять, не больше. Ага! Вот и фотографическая семейная группа.
На карточке были изображены отец, мать и дочь. Отец с открытым, мужественным, красивым лицом, мать не бледная, не с заплаканными глазами, а свежая, привлекательная, с улыбкой на губах и с веселыми глазами; девочка, «леди Джэн», лет трех, припала головой к плечу отца. Узнать ее было нетрудно: те же кудрявые волосы, та же улыбка и те же глаза!
Сердце молодого человека дрогнуло от радости при виде знакомого детского личика, сразу очаровавшего его.
— Как бы я был рад оставить карточку у себя! — подумал он. — Да нельзя, она чужая, ее надо возвратить. Бедная женщина, как она будет горевать, что потеряла эти вещи! Напечатаю завтра же в газетах о своей находке. Таким образом мне, может быть, удастся обнаружить их адрес!
На следующее утро читатели одной из главных газет Нового Орлеана встретили в отделе «Потеряно и найдено» следующее странное объявление:
«НАЙДЕНА
книга, переплетенная в красную русскую кожу, с серебряными застежками и монограмой J. С.
Адрес: Голубая Цапля П. О. № 1121».
Объявление это печаталось ровно неделю на одном и том же столбце газеты, но никто не отозвался на него и никто не явился за получением утерянного.
ГЛАВА 2
Мадам Жозен
адам Жозен отличалась угловатыми манерами и мускулистой фигурой. У нее были большие бархатистые черные глаза, нос клювом, и губы до того узкие, что они казались двумя красными полосками. Несмотря, однако, на отталкивающие черты нижней половины лица, верхняя часть его была иногда привлекательной благодаря кротким большим глазам, которые Жозен любила подымать кверху, точно с мольбой.
У Жозен были две слабости: безграничная и слепая любовь к негодяю-сыну Эдрасту и пламенное желание, чтобы все считали ее светской дамой. Она из сил выбивалась, чтобы составить себе репутацию уважаемой женщины. В прошлом ее жизнь была чрезвычайно тяжелой и ей пришлось много испытать, особенно со времени замужества.
У мужа ее оказался бешеный характер. Однажды, в минуту запальчивости, муж столкнул ее с лестницы — она сломала себе ногу и на всю жизнь осталась калекой. А тут на ее голову обрушилось другое страшное горе — мужа ее уличили в тяжких преступлениях и приговорили к пожизненному тюремному заключению. Муж вскоре умер, и она осталась в нищете с маленьким сыном. Мадам Жозен стала «прачкой тонкого белья» и наняла квартиру в предместье Нового Орлеана — Грэтне.
Она занимала одноэтажный домик, где было всего две комнаты и каморка, служившая кухней. Вход был прямо с улицы; стоило только подняться на две ступеньки, чтобы войти в дверь, окрашенную зеленой краской.
В описываемый нами вечер мадам Жозен сидела у себя на крыльце и беседовала с соседками. Дом, где она жила, выходил одним углом на ту улицу, которая вела к спуску на паром. Мадам Жозен находила большое удовольствие в том, чтобы сидеть на ступеньках своего крыльца и наблюдать за проходящими.
Душно было в этот июльский вечер. Мадам Жозен чувствовала какую-то непонятную усталость и была в прескверном расположении духа.
Соседки скоро разошлись. Она осталась совершенно одна и принялась зевать.
В эту минуту раздался свисток подъезжавшего поезда.
— Немного сегодня приехало, — сказала Жозен, вглядываясь в небольшую группу пассажиров, с мешками и узлами спешивших к перевозу.
Прошло несколько минут, движение мимо дома прекратилось. Постепенно стало темнеть.
— Кто же это? — раздумывала Жозен, всматриваясь в приближающихся к ее дому мать в трауре с маленькой девочкой. — Это также приезжие; только отчего же они не торопятся? Паром без них уйдет… Наверное, опоздают!
В нескольких шагах от дома показались знакомые нам мать и блондинка-дочь, которые только что сошли с поезда. Девочка тащила в одной руке корзину, а другой крепко держалась за платье матери. Было очевидно, что они обе как будто растерялись, попав в чужое, незнакомое место. Мать хотела было повернуть в сторону, но девочка удержала ее.
— Остановимся здесь, мама! Отдохни! — проговорила она умоляющим голосом.
Дама в трауре подняла вуаль и тут только заметила мадам Жо-зен, вперившую в нее свои кроткие выразительные глаза.
— Позвольте мне отдохнуть здесь немного, я совсем больна и чувствую, что мне делается дурно… — проговорила слабым голосом молодая женщина. — Нельзя ли мне попросить стакан воды?
— Сейчас, сейчас! — засуетилась Жозен, забыв о своей хромой ноге. — Зайдите, прошу вас, в комнату и сядьте в мое кресло-качалку. На перевоз вы уже опоздали.
Измученная молодая женщина охотно вошла в комнату. Там было тихо и прохладно. Широкая кровать с безукоризненно чистою постелью так и манила к себе.
Молодая женщина упала в кресло, положила голову на подушки кровати и выпустила из рук дорожный мешок. Девочка поставила корзину с птицей на ближайший стул и нежно припала к матери, с испугом
