Юрий Томин - Восемь дней в неделю

— Да нет, — мрачно отвечает Кукин.

— Успел, что ли?

— Не успел…

— Эх ты, Кукин, — вздыхает Анна Ивановна.

— Он весь класс назад тянет, — заявляет Игорь.

— Заткнись! — шепчет Кукин Игорю. Затеи он встает и еще более мрачно бубнит: — Я больше не буду…

Анна Ивановна безнадежно машет рукой.

— Да ведь будешь. В том-то и дело, что будешь. Сейчас-то хоть слушай как следует.

Анна Ивановна подходит к доске.

— Раньше, когда нам нужно было сложить два числа, мы поступали так…

На доске появляется надпись:

2+3=5

— Теперь давайте заменим цифры буквами. Вместо 2 поставим A, вместо 3 поставим B. Получим: A+B=…

— Эл! — разлается за спиной Анны Ивановны.

— Нет, не «эл», Кузнецов, а получим «це», — говорит Анна Ивановна, не оборачиваясь.

Но Кузнецов не желает сдаваться так просто. Если уж ему захотелось сострить, он и себя не пожалеет, а о других и говорить нечего.

— Неправильно, Анн Ванн! Если складывать «а» и «вэ», то получится «эл».

Теперь Анна Ивановна догадывается, куда клонит Олег. «Ишь ты, — думает она, — уже «эл» их волновать начало. Растут помаленьку». Но урок математики не предназначен для того, чтобы обсуждать проблемы «эл» между «а» и «вэ». Надеясь, что у Олега все же хватит ума остановиться, Анна Ивановна говорит строго, глядя прямо в глаза Кузнецову:

— Я сказала «а» плюс «бэ», а не «а» плюс «вэ». Ты прекрасно знаешь, что русское «вэ» в математике читается как «бэ».

Но Кузнецов уже несется. Он обязательно должен довести до конца свое черное дело.

— Так то в математике… А у нас в классе «а» плюс «в»» значит Ани плюс Володя, а равняется «эл» — значит любовь.

Выпалив все это единым духом, торопливо, пока рот заткнуть не успели, Кузнецов горделиво умолкает. Он смотрит на первую парту в левой колонке. Остальные таращатся в ту же сторону. Очень всем интересно, какие сейчас лица у тех, на первой парте. Лица вполне подходящие. Аня Мельникова уткнулась в тетрадь, делает вид, будто и не про нее речь. Впрочем, делает это плохо, потому что щеки ее все же краснеют. Володя Климов морщится. Лицо у него такое, будто он решает трудную задачу.

По классу прокатывается смех.

— Довольно веселиться, — спокойно говорит Анна Ивановна.

Смех постепенно стихает. Только в дальнем углу подружки Вика и Лиля повизгивают от удовольствия.

— Игнатьева и Богатырева, будем ссориться, — предупреждает Анна Ивановна.

Все успокаиваются.

— Это неумная шутка, Кузнецов, — говорит Анна Ивановна.

— Он умнее не умеет, — подтверждает Игорь, который, впрочем, тоже смеялся.

— Кроме того, это нечестная шутка, — продолжает Анна Ивановна. — Ты должен извиниться.

Извиниться? Пожалуйста. Для любимой учительницы чего только не сделаешь. Кузнецов всегда готов.

— Извините, Анна Ивановна.

— Не передо мной.

Не перед вами? А перед кем же? Перед теми, что ли? Да пожалуйста.

— Извини, пожалуйста, меня, Володя, за то, что я сказал, будто ты любишь Аню. Извини меня, пожалуйста, Аня, за то, что я сказал, будто ты любишь Володю.

На лице Кузнецова столько скорби, столько безудержного горя, что класс снова начинает хихикать.

«Выгонять или не выгонять? — думает Анна Ивановна. — Пожалуй, не стоит. Если выгнать, получится так, будто все это слишком серьезно. Если не выгнать, — скорее забудут. Оставят ребятишек в покое».

— Вот и хорошо, — говорит Анна Ивановна. — Так чему же равно «а» плюс «бэ»?

— Це, — дружно орет класс.

— Вот и прекрасно. Пойдем дальше…

До конца урока больше никаких происшествий не было. До конца дня — тоже.

Отстояла Анна Ивановна у стола еще пять часов в других классах, хотела заглянуть на минутку к своим горлопанам, но вспомнила, что у них сегодня всего четыре урока. Их давно уже и след простыл. Такой народ: в школу шажком, а из школы бегом.

— Это какой же Кузнецов? — спросил Сергей Михайлович. — Тот, который в прошлом году скелет в окно выставил прохожим кланяться?

— Да, — подтвердила Анна Ивановна. — И тот, который в позапрошлом году к кроликам ужа посадил. Бедные зверушки чуть не в обморок попадали. Правда, потом он им целый кочан капусты принес.

— От кроликов — к скелету, от скелета — к любви… — усмехнулся Сергей Михайлович. — Пока — шуточки, а что дальше будет?

— Сейчас как будто шуточки прекратились. Но вот вдруг письмо это… Не понимаю — к чему оно? Есть в нем что-то… — Анна Ивановна поморщилась. Что-то гаденькое. Я уверена, что Аня такого письма написать не могла.

Сергей Михайлович взял письмо, повертел его в руках. Вид у директора сделался задумчивый и нездешний. Как будто мысленно он был не в учительской, а где-то далеко-далеко. По этому виду давно, чуть не двадцать лет назад, безошибочно определяла Анна Ивановна, что смотрит ее ученик Сережа не в учебник, лежащий на парте, а в книжку, прикрытую этим учебником.

— Давайте рассуждать, — сказал Сергей Михайлович. — Письмо отпечатано на машинке. Для чего? Скорее всего, чтобы автора нельзя было узнать по почерку. Но конверт надписывается от руки. Такого почерка, вы говорите, нет ни у кого из ваших. Значит, автор сознательно меняет почерк. Он делает все для того, чтобы скрыть свое имя. Но на конверте полностью подписывается: Аня Мельникова. Абсолютная чушь!

— Если предположить, что письмо писала Аня, — сказала Анна Ивановна. — Но все очень естественно, если его писал кто-то другой.

— Итак — фальшивка!

— Да, похоже, — согласилась Анна Ивановна. — Тем более, что в письме написано… как там?.. «Я его очень люблю, а он меня нет». Так вот, выражаясь словами автора письма, Володя не только «не любит», а очень даже «любит» Аню Мельникову.

— Тогда это не просто шутка, а подлость.

— Я тоже так полагаю, — сказала Анна Ивановна.

— В таком случае автора письма нужно искать, — твердо сказал Сергей Михайлович. — Хотя бы для его собственного блага. Сейчас он подлец маленький, вырастет — станет большой.

— Надо-то надо, — вздохнула Анна Ивановна. — Да вот не соображу сразу, с чего начать.

— А не было ли еще каких-нибудь происшествий, связанных с этой историей?

— Было, — сказала Анна Ивановна, — было еще одно происшествие. Я думала тогда, что это последнее.

Класс Анны Ивановны считал себя самым дружным классом в школе. Началось это давно, еще года два назад, когда они дружно сбежали с урока рисования. Дело было весной. Светило солнце. По водосточным трубам, пугая прохожих, скатывались сосульки. Лужи голубели под небом, в них купались воробьи, отощавшие за зиму. Было чисто, светло и весело.

Они побежали в парк, где было по-весеннему пусто и никто не мог их найти. У пруда они сложили в кучу пальто и портфели, но и без пальто было жарко, потому что булыжники, которые они бросали в пруд, стараясь обрызгать друг друга, оказались довольно тяжелыми. Потом Олег Кузнецов прокатился на обломке льдины. Потом он свалился в воду. Это было просто прекрасно, ибо его спасали все вместе и каждый чувствовал себя чуточку храбрее другого.

Потом, уже на другой день, Олег заболел воспалением легких, но это тоже вышло на пользу: когда стали выяснять, кто зачинщик, то им оказался тот же Олег, а с больного много не спросишь.

С тех пор класс почувствовал себя очень дружным. Старались изо всех сил.

Дружно ходили в кино.

Дружно давали списывать Кукину, чтобы тот не тянул класс назад.

Дружно приходили на воскресники.

Дружно воевали с параллельными классами.

Дружно обсуждали будущий поход по реке Луге.

Поход взбудоражил всех. Вот уже несколько дней на переменах только и было разговоров что о реке Луге. От этих слов пахло грибами, дымом костра; они представлялись в виде водопадов, голубых озер, песчаных островов; там удилища сгибались под тяжестью рыбы, там, как в кино, под гитару пели у костра туристские песни. Там была свобода!

В этот день кричали и спорили так, что даже Кукин на минутку перестал списывать и туманно изрек:

— Там выносливость нужна. Вот!

— А ты, Саня, не волнуйся, тебя это не касается, — мгновенно отозвался Олег.

— Почему не касается?

— Тебя не возьмут, у тебя двойки.

— А у кого двойки, тот не человек, что ли? — угрюмо спросил Кукин.

Олег улыбнулся широко и дружески. Ребята притихли. Все понимали, что Олегу наплевать на Санины двойки. Дело было в чем-то другом.

— Саня, — невинным голосом спросил Олег, — от кого произошел человек?

Кукин помедлил. Он понимал, что готовится подвох. Только не понимал какой.

— Ну, от обезьяны… — неуверенно сказал Кукин.

— Так вот, лично ты еще не произошел! — скромно сказал Олег и обвел класс взглядом победителя.

Все засмеялись. Кукин подумал, подумал и сказал: