Юрий Томин - Восемь дней в неделю

Юрий Геннадиевич Томин

Восемь дней в неделю

В этот день у Анны Ивановны был перерыв в уроках — «окно». Она сидела одна в пустой учительской и, вместо того чтобы заниматься каким-нибудь полезным учительским делом, совершенно ничем не занималась.

Было тихо. Еще не рассеялся, плавал в воздухе голубой пласт дыма, оставленный учителем географии. Анна Ивановна наблюдала, как медленно, нехотя расширялся, сплющивался этот пласт, и мысли уносили ее то в далекое, то в не очень далекое, то в совсем вчерашнее прошлое.

— Здравствуйте, Анна Ивановна!

Анна Ивановна тряхнула головой, отвлекаясь от своих мыслей. Перед ней стояла Светочка, Светлана Семеновна, молодая учительница географии.

— Здравствуйте, Светлана Семеновна. У вас тоже пустой урок?

— Да, — вздохнула Светлана Семеновна. — Не хватает нагрузки. Просто ужасно!

— Ну, уж так и ужасно, — указала Анна Ивановна. — У меня вот хватает — до часу ночи сижу над тетрадями. Невелика радость.

— Но это же прекрасно — сидеть до часу ночи за любимым делом! — воскликнула Светочка. — Я вам так завидую! У меня вот никак до часу не выходит, всегда раньше справляюсь. Просто не знаю… Это хорошо или плохо, Анна Ивановна?

— Успеете еще, насидитесь, — успокоила ее Анна Ивановна, спохватилась, что попусту сейчас теряет время, и принялась за тетради.

Светочка подошла к шкафу и начала рыться в картах. Напевая, она разворачивала свернутые в трубки материки и океаны.

— Анна Ивановна, вам нравится работать в школе?

— В школе? — машинально повторила Анна Ивановна. — Что вы сказали?

— Вам нравится работать в школе?

— Ну да, — сказала Анна Ивановна, — конечно.

— А мне так ужасно нравится! Особенно, пятые — шестые. Они уже воображают себя взрослыми, но в них еще, столько детского! И такие искренние!

— Угу, — согласилась Анна Ивановна.

— Вы наблюдали когда-нибудь за их лицами? У них все на лицах написано. И в то же время — все разные.

— Лица… — повторила Анна Ивановна, не отрываясь от тетради, — Да, лица, конечно, разные…

— Впрочем, что это я вам говорю, — спохватилась Светочка. — Вы сколько лет преподаете?

— Тридцать второй.

— Так вам это все давно уже, наверное, надоело, — торжествующе заявила Светочка.

— Почему же? — спросила Анна Ивановна, подняв голову.

— Не знаю. Просто я так подумала. Глупости, да?

Анна Ивановна промолчала. Светочка была так безмятежно и постоянно счастлива, что с ней совершенно не хотелось спорить.

— Анна Ивановна, а вот мне воспитательского класса не дают. Это хорошо или плохо?

Анна Ивановна улыбнулась.

— Это очень хорошо, Светлана Семеновна.

— Почему?

Анна Ивановна оторвалась от тетради и посмотрела на Светочку, на ее лицо, на котором все переживании отражались мгновенно, как в зеркале. Да попади Светочка классным руководителем к ее горлопанам, они из нее будут веревки нить. Но обидеть сейчас Светочку проще простого. По этой причине Анна Ивановна и ответила не совсем так, как думала:

— Знаете, очень это трудно — принимать класс в середине года.

— Ну да, трудно!.. — не поверила Светочка. — Какая разница!

Анна Ивановна не стала объяснять разницу.

— Да вы не думайте, что такое уж счастье — быть классным руководителем, — сказала она. — У меня половина времени только на это и уходит.

— Да хоть все время пускай уходит! Зато чувствуешь, что их заботы — твои заботы. А ведь это так важно!

— Это уж точно, — согласилась Анна Ивановна. — Это чувствуешь.

— Вон какой у вас замечательный класс! Такие внимательные, дружные. Только Кукин немного отстает. Но я их, кажется, всех люблю, даже Кукина. Он такой застенчивый, угловатый.

— Лентяй он огромный, — сердито сказала Анна Ивановна, вспомнив про вечное кукинское списывание.

— Лентяй, а сердце доброе, — заступилась Светочка. — Они вообще все, по-моему, добрые. Мне все классы нравятся. Знаете, как ребята со мной здороваются? Идешь по коридору, а кто-нибудь бежит навстречу и еще издали кричит: «Здравствуйте, Светлана Семеновна!» И всегда у них так весело получается. Мне это очень нравится — «Светлана Семеновна»! Полгода назад меня все еще Светой звали, а сейчас — Светлана Семеновна.

— Да они вас как раз больше Светой зовут.

— Да нет же! — горячо возразила Светочка. — Честное слово, нет, ни разу не слышала!

— И не услышите, — улыбнулась Анна Ивановна. — Вы еще по коридору идете, а они в классе: «Атас! Света идет!»

— А что такое «атас»? — изумилась Светочка.

— Сигнал опасности.

— Это я — опасность? — возмутилась Светочка.

— Конечно, — мягко сказала Анна Ивановна. — И я — тоже. Все мы — опасность.

Светочка задумалась.

— А это хорошо или плохо, что они меня Светой зовут?

— Во всяком случае, это не страшно, — сказала Анна Ивановна. — Ведь вы к ним хорошо относитесь?

— Конечно! — воскликнула Светочка. — Даже очень хорошо!

— Они к вам — тоже. Только по-своему.

— Ой, правда? — обрадовалась Светочка.

— Правда.

Светочка радостно улыбнулась, но тут же вспомнила, что она — учительница.

— Все же я скажу им, чтобы они меня так не звали, — сказала она, безуспешно пытаясь нахмуриться.

— Пожалуй, не стоит говорить, — посоветовала Анна Ивановна.

— Почему? Они же поймут, что мне это не нравится.

— Поймут. Именно поэтому и будут.

— Как, мне назло?! — возмутилась Светочка.

— Да вовсе и не назло, — вздохнула Анна Ивановна. — Просто им так интереснее.

— Что интереснее? — сурово спросила Светочка. — Придумывать для учителей клички?

— Нет, не это, — сказала Анна Ивановна. — Интереснее делать то, что запрещается.

Светочка задумалась. В мечтах она давно уже видела себя окруженной преданными и послушными учениками. В мечтах все это почему-то происходило на перемене, после урока, когда класс, не обращая внимания на звонок, затаив дыхание, слушал ее — горячую, порывистую, увлеченную. Класс не хотел ее отпускать, и лица ребят выражали поклонение и восторг.

Но все это, к сожалению, было только в мечтах.

Пока Светочка машинально перебирала карты, Анна Ивановна успела проверить две тетради, а к тому времени, когда Светочка сделала свое первое педагогическое открытие, тетрадей было проверено целых пять.

— Анна Ивановна! — воскликнула Светочка. — А ведь это мысль! Если их интересует запретное, то нужно запрещать им как можно меньше!

Анна Ивановна с интересом взглянула на Светочку. Мысль, конечно, не новая, но Анне Ивановне понравилась Светочкина решимость.

— Ну что ж, попробуйте, — сказала Анна Ивановна.

Светочка решительно тряхнула головой.

— Обязательно попробую. Меньше запрещать, больше разрешать — это идея!

— Только не разрешайте им не делать уроки, — улыбнулась Анна Ивановна.

— Послушаются с удовольствием.

— Вы думаете? Нет, Анна Ивановна, вы в чем-то неправы. Я только не могу объяснить.

— Возможно, — согласилась Анна Ивановна.

Анна Ивановна подумала о том, что молодой учительнице вовсе не нужны ее советы. Советы давать легко, а выполнять гораздо труднее. Пусть пройдет все сама. Еще не раз принесут ей ребята и радости и обиды, прежде чем она поймет, что любит их такими, какие они есть, а не такими, какими она их выдумала.

А Светочка, окрыленная своим великим открытием, уже стояла у двери. Указку, портфель и карты она держала в охапке и пыталась открыть дверь ногой.

Анна Ивановна быстро поднялась и, подойдя к Светочке, повернула дверную ручку.

— А все-таки это прекрасно! — сказала Светочка.

— Что прекрасно?

— Все прекрасно, — сказала Светочка и, цокая каблучками, устремилась вперед по светлому коридору.

Анна Ивановна вернулась к своим тетрадям. Но едва она взялась за красный с синим карандаш, дверь отворилась и на пороге появился директор.

— Анна Ивановна, очень хорошо, что вы здесь.

— Я вас слушаю, Сережа, — сказала Анна Ивановна.

Директору было тридцать лет. Для всех остальных он давно превратился в Сергея Михайловича. Для всех, кроме Анны Ивановны.

Директор полез в карман пиджака, достал лист бумаги и протянул его Анне Ивановне.

— Прочитайте, пожалуйста.

Анна Ивановна положила письмо на стол, откинула голову назад, и глаза ее заскользили вдоль ровных строчек машинописи.

«Дорогая редакция!

Мне скоро тринадцать лет. Я учусь в шестом классе. В нашем классе есть мальчик Володя. Я его люблю, а он меня нет…»

Анна Ивановна читала письмо, написанное, очевидно, какой-то девочкой. Девочка эта жаловалась на класс, который, по ее словам, был очень недружным. Она писала о своей любви к Володе, а затем снова принималась ругать класс и самого Володю. Тут были рассуждения о дружбе, честности и товариществе. Но о чем бы девочка ни писала, она упорно возвращалась к тому, какой плохой у них класс, и выходило так, будто только класс и был виноват в ее бедах. Между делом девочка сообщала, что класс премирован летним походом, которого совершенно не заслуживает.