Павел Бляхин - Москва в огне. Повесть о былом
Мы еще не кончили последнюю строфу, как чей-то тревожный голос оборвал песню:
— Товарищи! «Аквариум» окружен солдатами!
— Никакой паники! — загремел со сцены голос Седого. — Пошлем делегатов для переговоров.
Все остались на месте. Митинг продолжался.
Вскоре вернулись посланные для переговоров товарищи и сообщили, что командир части обещал беспрепятственно пропустить всех безоружных участников митинга, если не будет оказано сопротивление, — иначе…
Дальше следовала угроза открыть огонь. Несколько сот безоружных людей оказались в окружении войск. Принимать бой было бы безумием. Собрание решило подчиниться, и все пошли к выходам.
Вместе с Седым и боевой дружиной мы тоже вышли во двор.
Главный выход со стороны площади оказался прегражденным войсками. Две шеренги драгун выстроились от ворот «Аквариума» в сторону Бронной улицы, направив винтовки на толпу народа, двигавшуюся из сада к воротам.
Расставаться с оружием дружинники не хотели. При непременном участии Сережки, который знал здесь все входы и выходы, нам удалось устроить пролом в заборе и перебраться во двор Комиссаровского технического училища.
Сережка ликовал:
— Вот видишь, как все замечательно получается! Сейчас через калитку мы выйдем в переулки — и поминай как звали…
Однако разведка обнаружила, что переулок занят сильной воинской частью и полицией. Таким образом, около ста вооруженных, преимущественно большевистских, дружинников вместе с группой агитаторов попались в ловушку. Что делать?
К счастью, директор училища оказался своим человеком и, по предложению Седого, укрыл нас в мастерских, у где мы и пробыли до утра. После я узнал, что жена директора, Зинаида Ивановна Яшнова, была членом финансовой комиссии Московского комитета партии и немало помогала нам по сбору средств.
Поговорить с Седым мне не удалось, обстановка оказалась неподходящей. До ста человек сбилось в одном помещении, в абсолютной темноте. Люди старались не шуметь, чтобы не выдать своего убежища врагу. А рано утром вездесущий Сережка первым проведал и сообщил нам, что войска и полиция ушли из переулка и выход свободен. Мы тоже не стали мешкать и незаметно поодиночке и попарно покинули Комиссаровское училище. Можно было только удивляться, как это войска и полиция сумели упустить сто вооруженных дружинников, попавших в ловушку, окруженных со всех сторон.
Разгоном митинга в «Аквариуме» Дубасов начал активные действия против забастовщиков. Можно было ожидать, что на следующий день мы сами перейдем в наступление. Однако этого не случилось. 9 декабря, так же, как и вчера, повсюду продолжались митинги и массовые шествия к казармам, разоружение городовых и жандармов, мелкие стычки с казаками и драгунами. Почти вся пехота сидела в казармах запертой и обезоруженной, под охраной драгун, казаков, артиллерии. Вооруженное восстание все еще не развернулось.
Но самая большая неудача в этот день постигла нас на Серпуховской улице. Здесь проходила воинская часть, недавно вернувшаяся с Дальнего Востока. Она шла на соединение с рабочими типографии Сытина. Оркестр гремел «Марсельезу», над головами солдат реяло красное знамя. Если бы в этом районе были уже баррикады, солдаты наверняка примкнули бы к восстанию. Но баррикад еще не было, а наши люди, посланные навстречу части, опоздали.
На несколько минут раньше сюда прискакал генерал Малахов, остановил часть и обратился к солдатам с речью, обещая удовлетворить все их требования. Оркестр замолк. Солдаты заколебались. А тем временем примчались сумские казаки, окружили часть и загнали ее в ближайшие казармы.
Именно об этом эпизоде взволнованно писал позднее Ленин: «Малахов успел приехать, а мы не успели… Малахов окружил солдат драгунами, а мы не окружили Малаховых бомбистами».
Да, мы не успели. У нас еще не было опыта, и мы еще не понимали, как важно в первый же день захватить инициативу и сразу наступать, не давая врагу опомниться.
Марфа бастует
После волнующих двух дней стачки и бессонной ночи в «Аквариуме» я шел по улицам как пьяный, с трудом передвигая отяжелевшие ноги. Но прежде, чем где-нибудь передохнуть и собраться с силами, я решил сходить к Вере Сергеевне. Она имела прямую связь с комитетом и могла бы познакомить меня с положением в городе.
На Малую Бронную я добрался с большим трудом. В центре было неспокойно. То и дело встречались разъезды драгун и казаков. На постах стояли усиленные наряды полиции.
Квартиру Веры Сергеевны я нашел без особого труда. Парадная дверь оказалась запертой. Я позвонил. После долгой паузы вышла молоденькая девушка в белом фартуке.
— Вам кого? — спросила она с испугом.
— Анну Петровну, — ответил я не очень твердо.
Девушка просветлела:
— Ах, вы к нашей квартирантке? Ну, так бы и сказали. Ее нет дома. Зайдите попозже.
И перед самым моим носом дверь захлопнулась.
Что же теперь делать? Идти в Оружейный — далеко, на Пресню — еще дальше. Вспомнил черный ход в кухню к Елене Егоровне. До Никитских ворот отсюда рукой подать и, наверно, безопасно. Хозяйка магазина — бывшая помещица и пока у полиции вне подозрений.
Елена Егоровна, как обычно, встретила меня приветливо и тотчас усадила за стол.
— Ты что это, как рыба, вялый? Выпей-ка чаю стаканчик.
Чай действительно приободрил меня. Я поинтересовался, как откликнулась на призыв Совета домашняя прислуга. Елена Егоровна охотно рассказала:
— В двенадцать часов дня, когда завыли гудки, часть столовых и ресторанов закрылась безо всякого принуждения со стороны. Официанты, лакеи и подавальщицы побросали свои полотенца и фартуки и толпами вышли на улицы. Вслед за ними уходили швейцары, предоставляя самой публике разбираться, где и чья одежда висит на вешалках. Первые забастовщики группами ходили по ресторанам и гостиницам снимать своих товарищей. Кое-где они врывались на кухни, опрокидывали вверх дном все варево и парево. Во многих богатых домах забастовала и домашняя прислуга.
Я спросил насчет Марфы и лакея Ивана, которые так замечательно выступали на митинге домашней прислуги в «Аквариуме». Елена Егоровна знала обоих и очень живо рассказала некоторые подробности их забастовки:
— Марфа подняла целое восстание, предъявив хозяйке ультиматум: повысить жалованье на сорок процентов, впредь называть ее по имени-отчеству, не ругаться и самой таскать собаку с пятого этажа. «Я, говорит, вам не рабыня какая-нибудь, я тоже свободы желаю, и все праздники чтобы как у людей были». Хозяйка сразу не согласилась. Тогда Марфа схватила кочергу и давай молотить на кухне все горшки и тарелки. Хозяйка взвыла и сдалась.
Мы оба посмеялись.
Лакей Иван поступил несколько иначе. Накануне забастовки он написал длинный перечень требований, а 7 декабря ровно в двенадцать часов преподнес их своей хозяйке на том самом серебряном блюде, на котором обычно подавал ей почту:
— Будьте любезны, сударыня, ознакомьтесь и через час дайте ответ! Иначе вы останетесь без никого-с. Теперь у нас есть союз, и ваше дело плевое.
Можете себе представить, какие глаза сделала барыня… Требования Ивана были почти полностью удовлетворены, и он ходил с гордо поднятой головой.
Все это меня несколько оживило, и я попросил Елену Егоровну кое-что рассказать о хозяйке магазина. Оказывается, хозяек было две, а не одна, — Анна Леонидовна и Ольга Александровна. Обе выходцы из дворянских семей. Рано познакомившись с идеями социализма, они «пошли в народ», стали учительницами. Последние годы учительствовали вместе в Тульской губернии. Из их школы вышло немало будущих революционеров. Позднее на свои средства они открыли у Никитских ворот книжный магазин, где продавалась только прогрессивная литература.
Никаких доходов от магазина не получали, — наоборот, расходы на его содержание оказались гораздо выше прибылей. Магазин оказался очень удобным местом для партийных явок, чем и воспользовался Московский комитет. Больше того — в магазине была продавщица, которая поддерживала связь с военной организацией. Магазином как явкой пользовались, по-видимому, и московские меньшевики, поскольку в те годы в борьбе с самодержавием они пытались идти в одном фарватере с большевиками.
После этого я стал относиться к «буржуйкам» с большим доверием.
— Обе хозяйки и моя дочка уехали в Рузу, так что ты можешь спать хоть до ночи, — сказала Елена Егоровна, заметив мой усталый вид.
Я не заставил себя упрашивать и вскоре лежал уже на знакомом матраце под прилавком книжного магазина.
Пахло книгами, которые, как всегда, мирно лежали на полках, тщетно ожидая покупателей.
Внезапный удар
К Вере Сергеевне мне удалось попасть только ночью. Парадную дверь открыла та же девушка в белом фартуке. Она узнала меня.
