Николай Шундик - На Севере дальнем
Неподалеку от идолов был привязан к перекладине длинный шест. Конец шеста, почти упиравшийся в крышу, был увенчан мертвой головой оленя. Подняв кверху головы, мальчики со все возрастающим страхом смотрели в мертвые глаза оленя, не в силах шелохнуться.
— А вот, посмотри! — приглушенно воскликнул Том, дергая Чочоя за рукав кухлянки.
Чочой посмотрел в том направлении, куда показывал Том, и увидел огромное моржовое чучело. Длинные желтые клыки моржа угрожающе нацеливались на мальчиков.
— Не бойся, это неживой морж! — успокаивал Тома Чочой. — Я видел однажды на празднике моржа, как шаман с бубном плясал на этом чучеле.
В одном из уголков склада друзья увидели целую коллекцию шаманских бубнов самой различной величины. Одни из них имели овальную форму, другие — круглую, третьи — форму яйца. Все они были увешаны колокольчиками, трензельками, медными и железными бляхами.
Окончив общий осмотр склада, мальчики принялись за поиски лука.
— Мама говорила, что лук дедушки Ако украшен широкими костяными кольцами, а на кольцах вырезаны человеческие и звериные фигуры, — пояснил Чочой, заглядывая в самые укромные места.
Долго они шарили в складе, но ничего не нашли. Постепенно друзья добрались до противоположной стороны склада.
— Это всего лишь перегородка, — объяснял Тому Чочой. — Там, за этой перегородкой, начинается склад мистера Кэмби...
Он не успел договорить. За перегородкой послышались хлопанье двери и громкие возгласы Адольфа и Дэвида.
—Ты хорошо сделал, Дэвид, что уговорил отца оборудовать этот уголок в складе под наш боевой штаб. Уютно, прохладно, а главное, не на глазах у матери. Надоела она мне со своими нежностями!
— Неплохо, неплохо, — согласился с братом Дэвид. — По крайней мере, здесь никто нам не будет мешать — делай что хочешь.
Осторожно осмотрев перегородку, Чочой заметил в одном месте щель и бесшумно припал к ней. Через мгновение он махнул рукой Тому, подзывая его к себе.
Стены «штаба» были увешаны картинами, оружием, охотничьей одеждой. По обе стороны небольшого стола, заваленного книгами и журналами, стояли неряшливо убранные кровати. В одном из углов виднелось что-то прикрытое одеялом. Чочою на миг показалось, что одеялом накрыт человек.
Дэвид повалился на кровать, забросив ноги в огромных резиновых сапогах на спинку кровати.
— Сними сапоги, — укоризненно заметил Адольф.
Дэвид немного помедлил, снял сапоги и снова положил ноги на спинку кровати.
— В общем-то, ты прав, Дэвид, когда говоришь, что дома у нас скучища невероятная. — Адольф зевнул, устраиваясь на своей кровати. — Город — совсем другое дело. Сколько там развлечений!
— В последнее время, знаешь, пошла мода танцевать в ресторанах босиком... да-да, босиком! — засмеялся Дэвид. — Представляешь, дочь или сын какого-нибудь банкира — и вдруг танцует босиком. И ничего, привыкают. Я сам однажды попробовал.
— Ты танцевал босиком? — изумился Адольф.
— Конечно, не сразу решился, — отозвался Дэвид. — Сначала, понимаешь, как-то стыдно было. Но, когда я прочел об этом в газете статью, которая называлась «Вызов условностям!», и попробовал танцевать, — знаешь, ничего...
— Нелепо! Глупо! Дико! — попробовал возмутиться Адольф. — Чего только у нас иногда не выдумывают! Вот, например, эта возмутительная анкета, которую по колледжам послали: «За сколько долларов вы плюнете в лицо вашей матери?» Кстати, я все собираюсь спросить у тебя: ты принимал участие в этой анкете?
— Хотел было переплюнуть всех в колледже, — после некоторого раздумья сознался Дэвид, — решил написать, что готов плюнуть в лицо матери за один цент. Понимаешь, за один цент! Потом понял, что буду одним из героев колледжа, об этом напишут в газетах, и почему-то стало жалко мать...
— А все же ты негодяй, Дэвид! — мрачно заметил Адольф. — Ну, пусть там за тысячу долларов, за две еще можно было бы на это решиться. На это, в конце концов, мама, наверное, и сама согласилась бы. А тебе пришло в голову — за один цент!
Чочой выпрямился, на миг оторвался от щели и прошептал:
— Плевать в лицо своей матери! Как так можно, а? Понимаешь ли ты, о чем они говорят?
— Разве ты не знаешь, кто это говорит? — спросил Том и снова припал к щели.
А за перегородкой сыновья Кэмби продолжали свой разговор.
— Вот я расскажу обо всем матери! — погрозил брату Адольф.
— Не скажешь, — лениво ответил Дэвид.
— Это почему же?
— Потому что ты знаешь, насколько тяжелы мои кулаки. Ведь признайся, дорогой братец: ты очень боишься меня, хотя и старше на целых два года.
— Не боюсь, а просто не хочу с тобой связываться, — ответил Адольф и потянулся к журналу. — «Лайф»![22] — громко прочел он название журнала.
Перелистав несколько страниц, Адольф всмотрелся в какую-то фотографию, вскочил на ноги.
— Или вот еще, полюбуйся! — с негодованием потряс он журналом. — Вот под этими фотографиями написано, что среди богатой молодежи Америки пошла новая мода прически.
— Ну и что же? — Дэвид лениво повернулся на бок.
— Да ты посмотри, посмотри на эти фотографии: спереди все выстрижено, а сзади космы. Вот полюбуйся, какой вид у этого молодчика с новой прической!
— Неси сюда журнал, покажи, — зевая, предложил Дэвид.
Адольф нахмурился, но ослушаться младшего брата не решился. Он подсел к нему на кровать и показал фотографию в журнале «Лайф». Дэвид долго смотрел на фотографию, прочел текст под ней, оживившись, спрыгнул с кровати:
— Адольф, тащи ножницы, сейчас мы себе точно такие же прически сделаем.
— Ты с ума сошел! — запротестовал Адольф. — Да я скорее голову позволю себе отрезать, чем подстричься таким образом.
— Чудак ты, право! Кто нас тут увидит? Сам же говоришь, что скука страшная, хоть посмеялись бы, — попробовал уговорить брата Дэвид.
— Скучища — это верно ты говоришь... — Голос у Адольфа дрогнул. — Но нельзя же допускать такие дикие выходки!
— А хочешь, я сам принесу ножницы?
Адольф заглянул в глаза брату, посмотрел в зеркало на свои темные длинные волосы и, вздохнув, сказал:
— Ну ладно, черт с тобой! Разве только на один день, что ли, так подстричься. Завтра я и сзади состригу.
Дэвид быстро натянул сапоги, бросился за ножницами. Вскоре он вернулся.
— Давай я тебя первого подстригу, — предложил младшему брату Адольф.
Дэвид перевернул кверху дном какой-то ящик и приказал:
— Садись!
Адольф, безмолвно опустив руки, уселся. Дэвид принялся стричь ему голову. Порой он приглядывался к фотографии в журнале «Лайф» и снова принимался за стрижку. Адольф морщился, стонал, просил брата быть поосторожнее. Минут через десять Дэвид объявил:
— Ну, кажется, кончил. Встань-ка, я на тебя полюбуюсь.
Адольф встал. Вид у него был безобразный.
— Ну-ка, давай стриги совсем, — не очень настойчиво попросил он брата.
— Это еще что такое?! — возмутился Дэвид. — Почему ты такой? Ну, просто кисель какой-то, а не человек... Давай лучше стриги меня.
Вскоре новая прическа была и у Дэвида. Похлопав себя по темени, Дэвид больно боднул брата стриженной спереди головой, заглянул в зеркало.
— Ну что ж, получилось ничуть не хуже, чем на фотографии в журнале, — удовлетворенно заключил он.
Братья снова уселись на кровати. Несколько минут они сидели со скучающим видом, не зная, чем им заняться.
— Уехать надо отсюда куда глаза глядят. — Адольф тяжело вздохнул.
А Дэвид, неожиданно встал и направился к щели в перегородке, отделяющей склад Кэмби от склада шамана Мэнгылю.
Чочой и Том отшатнулись в сторону, припали к земле. Послышался скрип отдираемой жести. Чочой схватил руку Тома, крепко сжал.
— Темно и вонь невыносимая. — Дэвид недовольно поморщился. — Надо будет нам эту стену заделать как следует.
— Пойдем побродим с ружьями по озерам, что ли, — предложил Адольф.
Дэвид согласился.
Когда сыновья Кэмби ушли, Чочой и Том наконец встали на ноги.
— Ох, и боялся я: думал, сердце выскочит! — признался Чочой, дотрагиваясь рукой до груди.
— А я тоже так боялся, что думал — весь в землю влипну, — сказал Том, стряхивая пыль с одежды.
— Ну что ж, давай скорее уходить отсюда, — предложил Чочой, подталкивая Тома в бок.
Мальчики направились к окну с железной решеткой. Убедившись, что у склада никого близко нет, они торопливо, но без шума выбрались на улицу и побежали в хижину негра.
ПОДВИГ МАЛЬЧИКОВ
В поселок Кэймид пришел индеец Шеррид. Остановился он у своего старого друга Гоомо.
Сидя у костра, Шеррид смотрел воспаленными от бессонницы глазами на огонь. В зубах у него была длинная дымящаяся трубка.
Много горя было за спиной у Шеррида. Уже с детства ему пришлось быть изгнанником. Американцы угоняли его племя из родных мест все дальше и дальше на север, на бесплодные, суровые земли. Индейцы гибли. У Шеррида никого не осталось из родных. Отец Шеррида, вождь племени, покончил с собой, когда его насильно угнали американцы в какой-то город, пытаясь сделать из него балаганного актера. Предприимчивые янки хотели заработать на нем большие деньги. Шутка сказать — вождь индейского племени в своем индейском наряде показывает на подмостках балагана сцены из былой вольной жизни!
