Все о моем дедушке - Анна Мансо
У матери тоже был не лучший период. Дедушка дал понять, что в ближайшее время не сможет платить за мою школу, и отец с матерью теперь каждый день из-за этого ругались. Мать считала, что дедушка преувеличил. Что он не разорился подчистую в один день. Но это было еще не самое худшее. Страшнее всего было то, что она переметнулась в лагерь тех, кто обвинял деда в воровстве. Только она это не осуждала и даже находила естественным. Ее раздражало лишь одно: что теперь дед ведет себя так, будто остался без единого цента, и ей с отцом приходится самим оплачивать кучу счетов, которые успели накопиться за это время. Однажды я услышал, как она говорит подруге:
— Кто знает, у него наверняка тайные счета в Швейцарии! С этого шельмеца станется.
«Этот шельмец». Сначала она позволяла ему нас содержать, а теперь он превратился в «этого шельмеца». Сперва на каждое его слово мать ахала: «Я в восторге от этой идеи», а теперь считает его жадной крысой. Я понимаю, что она говорила в сердцах, но мне всё равно было обидно. Может, еще и потому, что она, сама того не зная, выбрала наше с дедушкой особое слово.
Я-то думал, что у матери огромная зарплата: она так говорила о своей работе, будто это важнее, чем председательство в Евросоюзе, всё время пропадала в офисе и не вылезала из командировок. А оказалось, что она не так уж и много получает, а от командировок, которым поначалу так радовалась, уже устала. У меня вообще много что не укладывалось в голове: квартира у нее в хорошем районе, совсем недешевом, и мать целыми днями выбирала всякую мебель и ковры-занавески-безделушки, чтобы обставить ее по своему вкусу, невзирая на цены, потому что «нам не о чем беспокоиться». Но когда я пытался разобраться, правда ли у нас в семье проблемы с деньгами, у меня ничего не получалось. Я слышал только обрывки разговоров да иногда успевал заглянуть в сообщения. К тому же мне не с кем было об этом поговорить.
В школе я потихоньку тускнел, как флюоресцентные браслеты с концерта, которые через несколько дней разряжаются и перестают светить. С Кларой, Лео и Начо, на первый взгляд, всё шло нормально, но они начали от меня отдаляться: отец запретил мне гулять после школы, а домой я их не приглашал. Я сам себе говорил, что не хочу никого обременять. Что Начо с Кларой встречаются и я не стану им мешать. Что Лео не вылезает от репетиторов, потому что родители хотят, чтобы он подтянул все предметы. Что мне стоит больше времени проводить дома, с отцом или матерью. Или одному. Что в любой момент я могу понадобиться дедушке. Что, когда эта история с дедушкой разрешится, всё вернется в норму. В том числе мое обаяние и моя способность контактировать с человечеством.
Я даже начал ботать. Немного так. На мне еще висел долг — реферат про Даниэля Каноседу, и я уже готов был удалить к черту всё, что написал, и начать заново. Марта настояла на том, чтобы я его сдал в печатном виде, а доклад перед классом не делал; но каждый раз, как я садился за реферат, он нависал надо мной как гора, и не из маленьких, а наподобие Эвереста. Я искал информацию, перечитывал написанное, составлял план, что еще надо дописать, — но с места не двигался. Ни вперед, ни назад.
Однажды я после уроков остался в школьной библиотеке. Я знал, что отца не будет дома, а сидеть полдня в одиночестве было неохота. Марта меня уже поторапливала, и я решил, что заставлю себя дописать этот несчастный реферат. Я подумал, что в библиотеке не стану отвлекаться на чтение новостей, да и не будет соблазна включить телик или радио, как дома. Что свершится чудо и я забуду обо всём. У меня даже получилось на какое-то время. Я поработал, почти машинально набирая текст и вычеркивая один за другим пункты своего плана.
Но через полчаса мне пришло сообщение. Отец пару дней назад вернул мне телефон, и тогда меня встретила кучка привычных анонимок. Но тут было кое-что другое.
«У нас есть информация про твоего деда, которая тебя заинтересует. Приходи в спортзал через пять минут. Вторая девчачья раздевалка».
Я хотел его проигнорировать. Кто-то в школе что-то знает про дедушку? Да ясно, что это ловушка. Меня просто хотели выманить в спортзал и унизить лично. Я удалил сообщение.
Но даже стертые с моего телефона, эти биты информации продолжали сверлить мне мозг. А что, если это правда? До сих пор никто не задевал меня напрямую. Почему сейчас должно быть по-другому? В школе учатся дети важных людей. Не таких важных, как мой дедушка, но всё равно из элиты города. Может, у кого-то отец или мать работает адвокатом, или в суде, или в газете, и поэтому знает что-то важное. Да и что я теряю? Я же в школе. Всё равно они не сделают ничего хуже того, что мне уже сделали. А окончательно меня убедило второе сообщение: «Ты в дерьме по горло, как твой дедуля. Хочешь знать подробности, приходи».
Я закрыл компьютер, убрал его в рюкзак и отправился в спортзал. В этот момент мне не хватало рядом Клары, Начо и Лео, но предупредить их и потом дожидаться было некогда. Я хотел поскорее выяснить, что стоит за этими сообщениями и инсинуациями.
Я прошел через спортзал. Там никого не было. Свисали с потолка канаты, валялись маты, мячи, обручи, конусы. Ничто из физкультурного инвентаря не шелохнулось от моих шагов — будто я шел через стоп-кадр. Наверное, это всё шутка. Хорошо бы это была шутка. Я спустился в подвал, к раздевалкам, убеждая себя, что меня там ждет только издевательская записка: а-ха-ха, повелся. Но я ошибался.
Во второй женской раздевалке сидели на скамейках два парня и две девчонки из старших классов. Один из парней был Рафа, брат гламурной грузчицы Паулы. Остальных я знал только в лицо, и лица эти мне не нравились. Я еще мог развернуться и уйти, но любопытство взяло верх, и я остался. Нет, не только любопытство — фатализм, уверенность, что мне не избежать того, что мне уготовано.
— Привет-привет-привет, — нараспев произнесла одна из девчонок, неубедительно строя из себя атаманшу разбойников.
— Ну вот, я пришел. Что у вас за информация?
Атаманша расхохоталась и глянула на остальных, они тоже засмеялись. Эти трое
