Виктор Московкин - Как жизнь, Семен?

— Слышу! — словно издалека донесся до него голос Кости.

— А поросенок визжит, слышишь?

— Слышу!

— И я слышу. Ты резко вскочил, он шарахнулся в сторону и заверещал. Что-то с ним случилось.

Костя, виновато моргая, вытащил из ушей вату и заглянул на кухню.

— Эврика! — заорал он. — Валерьянка. Ему валерьянки. Успокоительное средство! Здорово помогает.

— Ты думаешь? — недоверчиво спросил Миша. — Может быть… Где-то была.

Он принес запыленный пузырек валериановых капель. Костя, отчаянно пыхтя, налил пахучей жидкости в блюдце, велел разбавить молоком. Поросенок жадно ткнулся в блюдце, вылакал и… опять заверещал.

— Мало. Давай еще.

Миша покорно кивнул: он доверял авторитету Кости Цветкова.

Поросенок выпил весь пузырек и улегся на пол.

— Здорово помогает, — подмигнул Костя.

Он продиктовал Мише предложение и, пока тот записывал, прокрался на кухню.

Вернулся он бледный, без кровинки в лице.

— Там… там, смотри…

Миша подбежал к перегородке. Поросенок лежал, неестественно вытянув ноги. Мальчик потормошил его. Поросенок противно захрюкал, но вставать даже не попытался.

— Сдохнет — мамка мне голову оторвет, — вдруг сказал Миша.

Костя подавленно молчал.

— Знаешь, — очнувшись, сказал он, — пожалуй, пойду. Все равно не заниматься. Ты тут один лучше справишься. А я только порчу. Я у тебя… Словом, домой надо…

Миша не возражал. Но это-то и удерживало Костю. Он лихорадочно думал, как бы загладить свою вину перед Мишей.

— Слушай! — воскликнул он. — Где у вас телефон?

— Телефон? — удивился Миша. — Сроду не было. Откуда у нас телефон?

…Минут через двадцать трамвай, позванивая на остановках, несся на другой конец города. На задней площадке, бережно прижимая к груди поросенка, завернутого в мешок, стоял Костя Цветков. Ехали в ветеринарный пункт.

В вагоне было тесно, и Миша, как мог, охранял товарища от толчков. Оклемавшись в трамвайной тряске, поросенок вдруг захрюкал. Откуда ни возьмись, появился кондуктор. Женщина подозрительно оглядела пассажиров и спросила:

— Граждане! Кто везет животное? Правила запрещают…

Миша догадался прикрыть Костю спиной.

— Тетенька, — наивно сказал он. — Это я нечаянно хрюкнул…

Вмешался какой-то пассажир со строгим лицом и в роговых очках.

— Тут тебе не свинарник, а трамвай, — с видимым удовольствием пояснил он. — Нашел где хрюкать. — И осуждающе добавил: — Молодежь нынче…

— Будто сам не был таким, — откликнулся на его слова высокий парень в курточке с молнией. — Еще, наверно, почище хрюкал.

— Я не хрюкал, — с достоинством сказал гражданин в роговых очках. — Меня воспитывали по-другому.

— Куда как воспитали, — буркнул парень.

Все внимание пассажиров переключилось теперь на спорящих.

Проехали еще остановку. В вагон вошло много пассажиров. Костю прижали к стене, и поросенок заголосил.

— Мальчик!

Трамвай остановился, и, как ребята ни просили, пришлось выйти.

Остальную дорогу бежали.

Во дворе ветеринарного пункта им встретился рослый мужчина в белом халате.

— Дяденька!..

— Ну, что у вас? — строго спросил он.

— Вот мы… у нас поросенок, — еле слышно прошептал Костя.

— И что же?

— Так… плохо дышит…

Костя с готовностью хотел вывалить поросенка на землю, но строгий гражданин перехватил мешок. Он сам достал поросенка, встряхнул его за задние ноги.

— И давно с ним так?

— Не… только пить дали… после этого.

— Что «пить дали»? Ты, смотрю, говорить разучился. Что же вы ему дали?

— Валерьянку… Он кричал, мы успокаивали.

— И много? — спросил гражданин, хмуря брови.

— Ну… пузырек, — пристыженно сказал Костя.

Человек в белом халате покачал головой и деловито стал засовывать поросенка обратно в мешок.

— Дядя, а он выздоровеет? — спросил молчавший до этого Миша.

— Если ничего больше давать не будете.

Ребята повеселели.

Дома поросенок уже не валился с ног, но все еще изредка противно хрюкал. Но ребят это уже не беспокоило.

— Ты не сердись на меня, — попросил Костя.

— Что ты! — сказал Миша. — Ничего плохого ты не делал. Вместе мы…

— Я у тебя еще напортил… пилку сломал, у лобзика пилку.

— У меня их много. Не жалко.

— И пень твой сломал…

— Какой пень? — не понял Миша.

— Ну там, из пластилина. Ты ушел в аптеку, скучно было. Я гриб хотел сделать. И сломал… Я починю. Завтра, можно, приду?

Миша прошел в переднюю комнату, откинул тряпочку с фанерки и тихо ойкнул. Костя сгорал от стыда.

— Я думал, что умею, — тихо сказал он. — Я когда шел к тебе, думал, что все умею. А получилось, ничего не умею. И диктант не написали…

— Ничего, — прервал его Миша. — Диктант я постараюсь написать, только бы сосредоточиться. Не умею еще я сосредотачиваться. А пень мы завтра такой вылепим, что залюбуешься. А сейчас в школу. Тебе еще за книжками бежать придется.

— За книжками… это я быстро. Один момент, — обрадованно сказал Костя. — А диктантик ты мне сегодня задал, что ахнешь. Не по моим силам твой диктантик. Я думал, что все умею. А оказывается, ничего не умею. За книжками… это я быстро.

На улице около лавочки дремал Фома. Увидев ребят, он лениво поднялся.

— Завтра я тебе, знаешь, сколько семечек принесу — стакан. Щелкай на здоровье, — щедро пообещал Костя.

Фома недоверчиво моргнул, посмотрел на хозяина: как, мол, прикажешь отнестись к столь безответственному, заявлению?

— Он принесет, — заявил Миша.

И тогда Фома встал на задние лапы и нерешительно гавкнул.

Бестолковыши

Снежная зима

На краю деревни стоят друг против друга два дома. В одном живет колхозный кузнец, во втором агроном. И у них ребятишки: Санька и Вадим. Саньке еще нет и шести лет. Когда он наденет на себя пальто, ушанку с кожаным верхом и старые отцовские валенки, разбитые и огромные, то становится круглым, как мячик. Вадим побольше, ему уже семь лет. Одевается он получше: все у него на свой рост.

Летом они купаются, в лес ходят. А зимой скучно. Мороз, хоть на улицу не показывайся. А если даже когда и тепло, все равно долго не нагуляешь: сбегают к Санькиному отцу в кузницу, покидаются снежками с ребятами из детского дома, которые ходят сюда в школу, — и делать нечего. Не было лыж — думали: «Эх, с горы бы покататься!» А как съездил отец Вадима в город, купил там обоим лыжи, кататься сразу расхотелось.

Хорошо, хоть Вадим выдумывать умеет. Все веселее. Раз он пошептал что-то Саньке, а потом они пошли на чердак и спрятались там. Сначала прибежала Вадимова мать к Санькиной матери. «Моего нет у тебя?» — спрашивает. А Санькина мать отвечает: «Сама с ног сбилась, своего разыскивая».

В доме настоящий переполох поднялся, а Санька и Вадим сидят и потихоньку хихикают. Потом, когда матери совсем перепугались, на реку к проруби побежать собрались, ребята слезли с чердака и закричали: «Вот мы!»

А вчера построили они из стульев баррикаду, стали сражаться подушками. Веселье пошло!.. Но тут пришла Санькина мать, нашлепала обоим да еще сказала:

— Ой, какие вы бестолковыши! Путной игры придумать не можете. Другие ребята погуляют, после картинки посмотрят или рисуют. А у вас озорство без конца. Разве подушки для того, чтобы драться?

Санька так рассердился на нее за «бестолковышей», что поел и сразу лег спать. Проспал от обиды до вечера, а там ночь наступила — поневоле опять заснешь.

Глупый петух

Утром пришел Вадим. Залез к Саньке на печку, и стали они про лето разговаривать. До чего хорошая пора! Не надо тебе ни валенок, ни пальто, бегай в одних трусиках сколько хочешь. Летом рыбу ловить можно.

— Давай, — говорит Вадим, — сделаем лески.

Показал он коробку из-под пудры, а в ней кусочки свинца для грузил и крючки разные: толстые — для окуня, потоньше — на плотицу, а самые маленькие — «мушечные» — на уклейку. Потом вынул из кармана моток белого конского волоса — крепкого, не оборвешь.

— Давай, — обрадовался Санька. — Давай сплетем лески самые хорошие.

Вадим отобрал три волоска, связал их узлом и стал плести. То же делал и Санька. Правда, у него не так здорово получалось, как у Вадима, но он старался. Сплетет одно колено, привяжет к другому, и так много раз.

К обеду две лески были готовы. Теперь бы удочки вырезать, да куда пойдешь — кругом сугробы. Хорошо бы, дорога к лесу шла. Но она идет туда, где в полуверсте от деревни среди высоких тополей стоит детский дом. На дороге одни вороны и еще куры во главе с важным петухом, которых выпустили погулять ненадолго. А рядом ни кустика, одно снежное поле.

Вадим смотрел-смотрел из окна, потом и говорит: