Рудо Мориц - Его большой день
Для землянки выбрали место на крутом берегу под большой елкой. К вечеру просторная землянка была готова. Сверху ее прикрыли ветками и забросали землей. Снаружи все обложили дерном. Пол внутри выстлали ароматной хвоей, заглушавшей шаги, как толстый ковер. Вдоль одной из стен соорудили нары и покрыли их мхом, еловыми ветками и черничником.
Когда землянка была готова, Выдра, очень довольный сделанной работой, воскликнул:
— Одно слово — дворец! А как здесь пахнет!
Все радостно засмеялись. Один Ганзелик не унимался:
— Кто знает, сколько нам здесь придется прожить. Может, и всю зиму.
— А что, разве не проживем? — спросил Шимак.
— Печки не хватает.
— Гм, печки-то действительно нет, — подтвердил Хорват и почесал за ухом. — Хорошо бы хоть небольшую печурку.
— Ничего, что-нибудь придумаем, — поддержал его Шимак. — Было бы куда дыму уходить, а печь построим.
Партизаны не унывали. Ночи еще не очень холодные, пока можно обойтись и без печки. Завтра навесят двери, и в землянке будет тепло, как в старом обжитом доме.
Вечером они уже собрались перед своим новым жильем отдохнуть после тяжелой работы и посоветоваться.
Хорват думал о Никите.
— Я считаю, что внизу Никите оставаться опасно. Приходили раз, придут и второй. Ищейка всегда возвращается на старый след.
— Это верно! — подтвердил учитель. — Надо забрать его сюда.
— Поднимем сюда и оружие. Оно должно быть при нас. А то вдруг эти черти рогатые найдут его во «Взрыве»!
Надо было решить, как наладить связь с Никитой, с селом, кирпичным заводом и лесопилкой. Узнать, кого забрали, а кто остался на свободе. На кого можно в будущем рассчитывать.
— Но из нас ведь никто не может спуститься вниз, — сказал стрелочник Выдра.
— Да, Штефан, ты прав. Сучаны сейчас как осиное гнездо. Иуды всегда найдутся, — согласился с Выдрой Шимак.
— Кто же тогда?
— Пойти может только Брнчала или пастух.
Позвали Причалу.
Бача сначала косо смотрел на пришельцев. С их приходом жизнь его круто переменилась. Раньше в овчарне было тихо, а теперь то и дело слышались удары кирки, стук топора, громкая речь. Все это было для него так непривычно, что сначала он ходил как потерянный. Даже есть не хотелось. Настроение у него исправилось только под вечер, когда Ганзелик сказал:
— Послушай-ка, Адам, а не починить ли нам твою овчарню? А то она у тебя развалится я овцы так разбредутся, что и не соберешь.
— Чините, если вам охота, — проворчал бача, думая, что Ганзелик просто шутит.
Но тот весело похлопал его по плечу и сказал:
— Починим и новую построим. Вот выроем землянку и за овчарню возьмемся.
Брнчала смягчился. Как только ему посулили помощь, он сразу стал ласковее.
— Ну, чего вы хотели?.. Овцу зарезать, что ли?
— Ты все боишься, что мы тебя объедим, — засмеялся Хорват. — Нет, нет, Адамко! Сходи-ка вниз, в село.
— Ну что ж, это можно, тем более у меня там дела, — кивнул бача. — Надо хозяевам сыр отнести.
— Хорошо, Адам, заодно и наши дела уладишь.
— Но я не хочу вмешиваться в ваши разбойничьи дела, — возразил Брнчала, догадываясь, какое поручение ему дадут.
— Да какие же мы разбойники! — улыбнулся Шимак в редкие усы. — И потом, это дела не только наши. Мы ведь боремся за справедливость. И стараемся не только для себя, но и для вас, Брнчала! Чтобы вам не доводилось ходить в рваных штанах. Вот и вы нам помогите…
Бача смутился. Он поглядел на свои штаны и почесал заросший затылок. Гм, может, они и в самом деле борются и за него? Но как же они борются, если все пришли сюда, думал он.
— Ну ладно уж, говорите, что вам там надобно! — После недолгих размышлений он согласился быть связным между селом и революционным комитетом.
— Осмотришься, узнаешь, кого за последнее время арестовали, разведаешь, что об этом говорят люди, а потом сходишь во «Взрыв», к нашим. Скажешь жене или сыну, что мы скоро придем. А Никита пусть готовится в путь. Не забудь имя: Никита!..
Рано на рассвете бача взвалил на спину плетенную из лыка корзину, наполненную сыром и оштепками, в руку взял суковатую палку и подался в путь.
Хорватова как раз возилась у плиты, когда бача постучал палкой в дверь. Она до смерти перепугалась. Ее посеревшее от страданий лицо стало бледным как мел. Вчера в дом снова нагрянули непрошеные гости, которые молча отвернули лацканы пиджаков и показали блестящие значки. Спрашивали, не вернулся ли ее муж. Хотели узнать, что за люди собирались во «Взрыве».
— Да не знаю я, господа хорошие, — твердила перепуганная женщина.
Ничего не добившись от матери, они стали расспрашивать Йожо. Но мальчик не сказал ни слова. Он помнил о крепком отцовском рукопожатии, когда давал ему слово молчать. Сдержать это слово он теперь обязан больше, чем когда-либо раньше. И как раз перед этими людьми надо держать язык за зубами, что бы то ни было! Они долго мучили его придирчивыми вопросами, угрожали. Ничего не добившись, снова взялись за Хорватову.
— Да не знаю я, где он… Сюда никто не приходил, никого я не видела. За что мне такие мучения?
С уходом Хорвата на нее навалилась новая беда. Хорват не успел получить зарплату, а она не осмелилась за ней пойти. С ужасом думала она о будущем: скоро они останутся без гроша. А дети?
И теперь, когда снова раздался стук в дверь, мать Йожо вся затряслась от страха. И еще больше испугалась, когда увидела мужчину.
— Дай вам бог добрый день, — поздоровался бача, теребя в заскорузлых пальцах засаленную шляпу.
— Будьте здоровы… С чем пожаловали, добрый человек? — спросила мать, присмотревшись к пришедшему. Увидев, что пришел простой крестьянин, она успокоилась.
— Копченого сыру не купите? — спросил бача.
— Да где там!.. Мы ведь не господа. Откуда у нас деньги на такое лакомство, — махнула рукой Хорватова.
Йожо в это время как раз закончил колоть дрова. Он внес в кухню большую охапку дров и сложил их у плиты.
— Здравствуйте! — поздоровался он с бачей, которого видел в доме впервые.
Хотя Хорватова и сказала, что сыр не купит, Брнчала не уходил. Наоборот, закрыл дверь и сел на шаткую табуретку. Хорватова удивленно посмотрела на него. Не задумал ли он чего? Но тут же решила, что он устал. «Пускай себе сидит», — подумала она и снова взялась за работу.
— Есть не хотите? — прервала она вскоре молчание.
— Есть?.. Да нет, я по дороге поел хлеба с сыром. Нет, добрая душа, я не голоден.
— Тогда посидите, отдохните, — сказала мать и повернулась к сыну: — Поищи Зузку! Пусть идет обедать.
Йожо хотел было выбежать, но Брнчала сделал знак рукой, чтобы он остался.
— Меня Ондро к вам прислал.
У матери от неожиданности выпала миска из рук. Боже мой, неужели что-то случилось? Две пары глаз уставились на бачу.
— Они там, наверху, в горах. У них все в порядке. (Теперь Хорватова узнала бачу.) — А он продолжал: — Чувствуют себя хорошо… Просили передать, что придут. И что, мол, этот… ну, как его… Никита пусть готовится. Пойдет с ними.
Йожо подошел к баче и пожал ему руку. И у матери лицо просияло. Ведь весточка от отца — первая весточка — была такой радостной!
— Придут? А когда придут? — интересовалась мать.
— Не знаю. Не сказали… Ждите. Скорее всего, ночью.
Бача встал и собрался уходить.
— Погодите, поешьте хоть супу, — приглашала его Хорватова.
— Да мне не хочется. Я разносил хозяевам сыр, и хозяйки меня угощали… Да, чтоб не забыть, вот и для вас принес.
Он выложил на стол сухой коричневый кружок копченого сыра, запах которого наполнил кухню.
— Передайте мужу, что мы шлем ему привет и ждем.
— Передам, передам, — кивнул бача, выходя.
Со двора они услышали, как он успокаивает лающего Грома.
Мать разрезала сыр на три части. Одну дала Зузанке, вторую — Йожо, а третью велела отнести Никите.
— А тебе, мама? — спросил мальчик.
— Да я… не люблю такой сыр, — ответила она.
— Любишь, мама, только хочешь, чтобы нам досталось больше. Возьми у меня, — настаивал Йожо.
И напрасно мама отказывалась, ей пришлось все-таки уступить сыну и отломить кусочек от его доли.
После обеда Йожо понес треть сыра Никите. Тот взял нож и тонко его нарезал. Один ломтик — себе, один — Йожо, хотя мальчик сопротивлялся. Ломтики сыра таяли на языке. Тем временем Йожо рассказал Никите о весточке с гор.
Никита обрадовался:
— Ну вот и хорошо! По крайней мере не буду торчать дни и ночи в этой сырой дыре. В лесу привольнее и дышится легче. Эхма! Скорее бы пришли!
Йожо в тот день пробыл у Никиты недолго. Надо было еще забежать к Габо.
Сообщить и ему, что скоро отправятся в лес и они, потому что Йожо верил: отец возьмет и его с собой…
В ту ночь, часов в одиннадцать, тишину нарушил гул самолетов. В этом не было ничего удивительного. Ведь самолеты летали каждую ночь, нарушай тишину своей монотонной мелодией: у-у-у-у-у…
