Яна Шерер - Мой внутренний Элвис
Гитара плывет перед моими глазами. Я рассматриваю банку, которую держу в руках.
Там и вправду внутри пиво?
— Сыграешь мне что-нибудь?
Я поднимаю глаза. Пит стоит передо мной и протягивает мне гитару.
— О’кей.
О’кей? Но я же не играю перед другими людьми! Непонятно отчего я расчехляю гитару и настраиваю ее. Пит присаживается рядом на мат. Настроив, я секунду просто сижу и не знаю, с чего начать. Потом оглядываюсь и вижу, что в зале полно народу, все пьют пиво, слушают музыку, обнимаются, танцуют. Я знаю, что они тут, но мне не верится, что это взаправду. На самом-то деле я сижу здесь совсем одна, с гитарой и банкой пива.
Я делаю еще глоточек. А потом начинаю играть. «Мы попали в ловушку и не можем выбраться — слишком сильно я люблю тебя, детка…»
Я играю и пою — и мне совершенно наплевать, слушает ли меня кто-нибудь. После второй строчки вдруг слышу, как Пит подпевает. У него неплохо получается — только вот текст совсем другой. Я прекращаю играть.
— Что ты поешь?
Пит смотрит на меня.
— Почему ты остановилась?
— Потому что ты поешь неправильный текст!
Пит смеется.
— Он не неправильный. Он просто другой. Ну, альтернативный.
— Альтернативный?
Пит делает глоток.
— Ты знаешь Эль Веца?
— Не, — я качаю головой.
— Это мексиканский Элвис.
— Гм, — я киваю и делаю вид, что понимаю.
— Играй, — Пит показывает на гитару.
Я играю «Подозревая друг друга» и слушаю, что же поет Пит. В припеве звучит иммиграция и в строке «Я попал в ловушку и не могу выбраться — запутался в колючей проволоке на границе».
— Это про иммиграцию? — спрашиваю я у Пита, когда песня заканчивается. Умный вопрос. Но Пит дружелюбно смотрит на меня и кивает.
— Да. У Эль Веца очень политически насыщенные тексты. Он использует символ американской поп-культуры, чтоб показать, что думает этническое меньшинство. Пока еще меньшинство. Через пару лет латинос будут здесь самой большой этнической группой.
Я смотрю на Пита. Он смотрит на меня. Боже мой, пусть он остановится. Так не пойдет!
— Ты мне нравишься, Анни. Ты мне очень нравишься, — он гладит меня по щеке. Его рука мягкая, совсем как папина. Но так дело не пойдет.
— Ты мне тоже нравишься, — лепечу я.
Рука Пита скользит по моей спине, он притягивает мою голову к себе. Я не успеваю и пошевелиться, как его язык оказывается у меня во рту. Язык и полно слюны. Кажется, Пит и его язык смогут сделать то, чего не получилось у моей зубной щетки. Он какой-то странный на вкус, какой-то пресный. Я пробую вытолкнуть языком его язык изо рта, но он понимает это по-своему и засовывает язык еще глубже, куда-то к горлу. Голову отдернуть теперь не получится, потому что Пит прижал меня к себе.
— Эй, ничего себе! Вы что, решили миловаться прямо на глазах у всех?
Язык Пита подает назад, он ослабляет хватку. Никогда еще я не была так счастлива слышать голос Нелли. Я вытираю тыльной стороной ладони рот и поднимаю глаза.
Перед нами стоят Нелли и Джордж.
— Кажется, они и вправду по-настоящему тискаются, — говорит Джордж, странно глядит на Нелли и садится рядом с Питом. Нелли присаживается ко мне.
— Такого я от тебя не ожидала, — она смотрит на меня так, словно вдруг заделалась моей бабушкой.
— Тебя это не касается.
Я беру себе еще банку пива. Мы молча сидим рядом и пьем. А потом я слышу свой голос: «Давайте во что-нибудь поиграем! Как насчет семейной терапии?»
Нелли вскакивает:
— Уй, давайте! Начинаем! Я чур буду терапевтом! Ты, — она указывает на меня, — будешь фрау Шрёдер, а ты, Пит, — герр Шрёдер.
В это уже не хочу играть я.
— Но я уже замужем за ней, — я достаю из рюкзака розовую собаку.
— Ты замужем за розовой собакой? — спрашивает Пит разочарованно.
— Ерунда, — Нелли вырывает у меня из рук собаку и кидает ее на пол.
Джордж дает ей пинка и собака улетает в угол. Нелли смеется, сбрасывает мой рюкзак на пол и усаживается на него верхом.
— Ну хорошо, герр и фрау Шрёдер, теперь ваша очередь!
Она кивает на маты перед собой. Пит послушно садится туда. Ну ладно. Я встаю и тоже сажусь рядом с ним.
— Какие у вас трудности?
У Клары это явно получается лучше.
— Я хочу ее поцеловать, — лепечет Пит.
Нелли поворачивается ко мне.
— Моника, Вольфганг хочет тебя поцеловать. Что ты на это скажешь?
Я думаю про язык Пита.
— Нет!
— Вольфганг, — Нелли смотрит на Пита, — Моника не хочет тебя целовать. Что ты ей скажешь?
— Я хочу ее поцеловать! — Пит мямлит почти так же, как Клара.
Нелли с сочувствием глядит на него.
— Но Моника не хочет тебя целовать, Вольфганг. Может быть, она хочет поцеловать кого-то другого? Давайте спросим ее саму.
Нелли вперивается в меня взглядом.
— Моника, кого ты хочешь поцеловать?
Я таращусь на нее в ответ.
— Никого.
— Никого? — Нелли не отводит глаз. — И даже… Тони не хочешь?
Нелли показывает на Джорджа.
Тот смеется и выглядит уже совершенно пьяным.
— Нет. — Я качаю головой.
— Почему ты тогда так влюбленно глядишь на него? Почему ты обращаешься со своим супругом, как с законченным идиотом?
— И верно! — вскрикивает Пит.
— Я… я не знаю.
Не могу выдержать взгляд Нелли и смотрю в пол.
— Давай я отвечу за тебя: причина в том, что ты всегда любила Тони. Но когда вы познакомились, ты уже была замужем за Вольфгангом. Ты переспала с Тони и забеременела. Но Вольфганг остался с тобой. Поэтому ты и не ушла от него. Ты была слишком труслива, чтоб начать новую жизнь с Тони. А еще ты знала: Тони слишком ненадежен и легкомыслен, чтобы стать хорошим отцом. Вот почему твоя дочь и выросла дочерью Вольфганга. Когда ты собираешься ей об этом рассказать?
Я смотрю на Нелли.
— Ты выжила из ума?
Нелли качает головой.
— Я всего лишь рассказываю все как есть!
— А с какой стати об этом рассказываешь именно ты? — спрашиваю я.
— Я просто сложила два и два, — с этими словами Нелли достает из рюкзака книгу и принимается читать.
Я выхожу на улицу. На холодном воздухе голова вдруг проясняется. Я прислоняюсь к стене дома и думаю о происходящем.
Нелли совершенно права. Я родилась после того, как мама с папой в тот раз вернулись из Америки. И мама чуть не обалдела от радости, увидев в этот раз Тони.
Папа же радовался меньше. И Тони каждый раз говорит, какая мама красавица. И я тоже.
— Да, — говорю я в ночь, — да. Все так и есть. Тони совершенно не обращал внимания на Клару, а со мной был так мил и обходителен, как никто в жизни. Я его дочь и он увидел меня впервые за пятнадцать лет. Тони мой отец. Наверное, мне надо бы сейчас реветь и злиться из-за того, что меня пятнадцать лет обманывали, но мне не хочется ни реветь, ни злиться.
Наоборот — кажется, огромный камень свалился с души — камень, давивший на меня целых пятнадцать лет. Я не папина дочь. Я не дочь жирного поклонника железнодорожных справочников. Я дочь красивого, обходительного мужчины. Я свободна. А потом слезы наворачиваются мне на глаза. Я вижу, как иду по жизни, белобрысая и длинноволосая, круглолицая Антье, но я не выгляжу ни смешно, ни нелепо.
Я Антье, дочь Тони.
11
— А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а!
Что такое? Я вскакиваю от ужаса — Нелли склонилась надо мной и кричит.
— Ты вся в крови!
— Что?
Я ощупываю лицо. Все вроде в порядке.
— Тише, вы всех перебудите!
Пит высунулся из своего спальника. Нелли орет еще громче. А я — вместе с ней. Пит весь в чем-то красном.
— Ты весь в крови!
Пит ощупывает лицо, как и я только что.
— Что?
Он качает головой, вывинчивается из спальника и уходит. Я секунду смотрю ему вслед, потом поднимаюсь и иду в туалет. Мое лицо и вправду все красное. На голове уныло висит пластиковая шапочка, которую нацепила на меня вчера вечером Нелли, прямо на окрашенные волосы. Я осторожно снимаю ее. Краска на волосах затвердела, пара прядей такие жесткие, что, кажется, их можно просто переломить. Я смотрю на красное лицо в зеркале. Потом включаю воду и с трудом засовываю голову под кран.
Секунду спустя раковина уже вся красная — но я уже могу разлепить пряди волос. Я так ожесточенно терла лицо, что, наверное, сошла вся кожа. Но кое-где краска осталась, красная полоска тянется от корней волос через весь лоб и щеку — до рта. Выгляжу так, словно меня неудачно загримировали для Хеллоуина.
Сую голову под сушилку для рук. Теплый воздух успокаивающе приятен. Поэтому плевать, что я вечность сижу тут, пока волосы высохнут. Когда я выползаю из-под сушилки, рядом со мной стоит светловолосая девочка.
На ней шорты, поэтому видны ее длинные и загорелые ноги.
