Оскар Хавкин - Всегда вместе

Перевалили! Кругом под нами сплошное, без конца и края, колеблемое ветром море тайги. Огромные каменные осыпи стерегут вершину Яблонки. На гребне много мертвого сухостоя.

Начинаем спуск. Попадаем на северном склоне в царство даурской лиственницы, буйных зарослей багульника, ольхи, таволги, ивы.

Поем продолжение «Походного марша»:

Бей молоткомКаменный дом,И в скалы всмотрись хорошо!Где стланик кедровый,Где шли звероловы,Там юный разведчик прошел.Отдыхали у содистого ключа Иван-Талый.

Ключ совсем затерялся в зарослях тальника. Кислую пузырящуюся воду набираем в ладони.

— Кисловодск! Бесплатная путевка! — острит Трофим.

А Линда сидит на траве и охает. За два километра от ключа она ушибла ногу. Кеша и Ванюша несли ее до Иван-Талого на руках. Решили устроить ночевку. Зарисовал Ваню Гладких за зубрежкой алгебры: в одной руке кружка с «нарзаном», в другой — книга…

Вчера вечером пришли в Иенду.

Нас поселили в пендинской школе. Утром, только мы позавтракали, Зоя говорит:

— Пойдем к Троше в гости.

— Может, неудобно? — Захар вопросительно смотрит на меня.

— Ага! Он у меня в Урюме гостил? Я хочу с его мамой познакомиться.

Молодец Зоя! Мне кажется, что мы думаем об одном и тем же: может быть, Трошиной маме надо помочь!

— Андрей Аркадьевич, Александра Григорьевна, вы с нами? — спрашивает Зоя.

— С вами, — улыбается Андрей Аркадьевич.

Пошли. Домик старенький, в два окна, маленький огород. В нем мы и застали Дарью Федоровну и Трошу. Они были озабочены.

— Огород под уклон, — прищурил глаза Захар. — Размыло после дождей грядки…

Троша, увидев нас, смутился. Дарья Федоровна засуетилась:

— Заходите, заходите, гости дорогие…

Лицо у нее изможденное, глубокие морщинки на лбу и щеках, а голос молодой, ласковый.

— Вы посидите, а я сейчас козочку подою, молочком угощу…

Еле отговорили. Это, наверно, у всех мам такой обычай: молоком угощать. Если ко мне Захар или Толя придут, мама уж несет кувшинчик: «холодное, с ледника», или: «парное, только отдоила». И отказаться нельзя!

Андрей Аркадьевич сразу насчет здоровья стал спрашивать.

— Да так здоровая, только вот ревматизм. Кости ломит, опухаю… Измаялась…

— Да что же вы не лечитесь?

— Лечусь. Отруби напарю и отвожусь ими… Да ведь работа у меня такая — все с водой.

— Вы где работаете?

— В приискоме здешнем. Уборщицей.

— Мама, — с досадой сказал Троша, — ладно тебе…

— Троша, — вдруг перебила его Зоя, — покажи мне дом.

Трофим нехотя поднялся, и они вышли.

— Стесняется, — с горечью сказала Дарья Федоровна. — У других вот родители — инженеры, врачи, старатели, забойщики, а у него — уборщица. А мне с моим образованием и здоровьем — куда? Он у меня гордый. И самостоятельный. Отец от простуды помер. Троше тогда десять годков было, и он с той поры мне помогать стал по хозяйству… Семь классов здесь окончил, хотел на работу устраиваться: «Никуда от тебя не уеду! Кто тебе воды наносит, дров привезет?» Силком отправила на рудник в восьмой класс.

Вернулись Зоя с Трошей. На загорелом Зоином лице было выражение отчаянной решимости. Она схватила меня за руку и оттащила в угол комнаты:

— Ты Троше товарищ?

— Да.

— Надо починить крышу.

— Да.

— Надо поправить стайку[5].

— Да.

— Надо привезти дров.

— Да.

— Ой, Кеша, я ведь никогда в тебе не сомневалась!

Утром собрал свою партию.

— Ребята, — говорю, — когда мы пришли в Иенду, у меня было скверное настроение. Ведь мы пришли с пустыми руками. Но теперь у меня хорошее настроение. Мне кажется, что мы нашли тот самый минерал, о котором говорил, провожая нас, Платон Сергеевич. Мы без слов понимаем друг друга. Это бывает при настоящей дружбе.

Смотрю, у ребят глаза разгорелись, а у Зои уже слова на языке.

— Ну, Зоя, что же вы придумали, как вы решили помочь матери своего товарища?

— Кеша и Захар подправят стайку и крыльцо. Ваня со мной и Линдой поедет по дрова. Троша с Толей крышу починят. Пока наши вернутся, мы управимся.

Шура Овечкина напустилась на Зою:

— А нам с Андреем Аркадьевичем работы не нашли?

— Подождите, Александра Григорьевна, — говорю, — Зоя просто не досказала. Во-первых, мы должны в приискоме лошадь выпросить, чтобы дрова вывезти; во-вторых, там, кажется, надо еще ограду подновить. Так?

Зоя покраснела:

— Так…

Трофим молчал, потом поднялся, сжал пальцы так, что они хрустнули:

— Ну, товарищи…

И больше ничего не мог выговорить.

Эти три дня слегка моросило, а сегодня с ночи припустил ливень. Сейчас в Забайкалье время дождей. Хорошо, что мы успели все сделать в Трошином хозяйстве. Я никогда не знал, что на душе может быть так хорошо, когда поможешь товарищу — не словами, а делом. Мышцы ноют, все тело болит, а на сердце радость… Все было бы хорошо, но беспокоимся за группу Кузьмы Савельевича.

— Если завтра не придут, — сказал Кеша, — надо итти навстречу, на розыски!

— Сеня такой слабенький, — Линда даже прослезилась, — у него малярия. Вдруг приступ?

— Член спасательной экспедиции Трофим Зубарев готов выступить в любое время дня и ночи, — заявляет Троша.

— Подождем, ребята, не волнуйтесь, — говорит Андрей Аркадьевич.

Но и он обеспокоен.

Вчера вечером Андрей Аркадьевич рассказывал нам о жизни декабристов в Забайкалье — в Читинском остроге и Петровском каземате. Оказывается, когда в конце 1826 года декабристы (их было восемьдесят два человека) прибыли в Читу, это была маленькая деревушка. При декабристах были выстроены новые домики, а шесть из них, где жили жены декабристов, образовали улицу под названием «Дамская». Декабрист Горбачевский после каторги поселился на Петровском заводе, где и умер. Декабрист Завалишин остался в Чите и много сделал для ее благоустройства.

А мы знали о декабристах только то, что в учебнике. Вернусь — обязательно достану книги о жизни декабристов в Сибири…

С утра ребята стали осаждать Андрея Аркадьевича: «Пойдемте обратно к Яблонке на выручку». Александра Григорьевна поддержала нас.

Андрей Аркадьевич засмеялся:

— Вот заполошные! Говорю вам, что там, где Брынов, беды не случится. А вы промокнете, заболеете!

— Ну, хорошо, — предложил Кеша, — тогда отпустите только нас двоих: меня и Зуба рева.

— Посмотрим, — наконец согласился он. — Подождем до вечера.

Ребята ходят повесив носы, у Зои красные глаза, разговоры не клеятся… Дневник и то вести не хочется.

Под вечер Андрей Аркадьевич распорядился: он с Кешей, Трофимом и Ванюшей идет на розыски наших товарищей. Александра Григорьевна остается с нами…

Хромов и ребята довольно быстро преодолевали пологий подъем на Яблоновый, ночь провели в зимовушке и утром двинулись с крутизны по направлению к Голубой пади. Ливень стих. Они шли весь день, иногда оглашая таежную чащу громкими возгласами. Но им никто не отвечал. Учитель и ребята охрипли от крика. К вечеру незаметно для себя спустились в падь.

Они пошли по-двое, обшаривая долину. Условились сойтись у высокой каменной гряды в западной стороне Голубой пади.

— Ау! — время от времени кричали Хромов и Кеша.

— Ау! Ау! — откликались Ваня и Трофим.

Они вышли к ручью, перешли его по камням и направились по его правому берегу. Вскоре Трофим и Ваня достигли места, где хаотически разбросанные в русле ручья каменные глыбы разбили его на узкие протоки. То, что они увидели, заставило их поспешно позвать товарищей.

— Вы видите, видите! — говорил Ванюша заплетающимся от ужаса языком. — Там… палатка…

Истерзанная, придавленная камнями, распласталась по земле палатка. Кое-где брезент вздувался, словно силился сбросить с себя каменный груз. Невдалеке мирно пасся Волчок.

Кеша и Хромов уже шарили под брезентом. Зубарев и Гладких бросились к ним.

Кеша наткнулся на раздавленный туесок, в котором грибы превратились в кашицу. В другом месте Троша заметил вдавленную в землю металлическую пуговицу.

— Что с тобой, Ваня? — вдруг спросил Хромов.

Ваня Гладких откинул край брезента и сел на мокрую землю; он открывал и закрывал рот, не в силах ничего сказать, и только показывал на лежащего под брезентом на плаще Сережу Бурдинского. Хромов бросился к нему, и не успел он прикоснуться к Бурдинскому, как тот вскочил на ноги, протер глаза и уставился на своих товарищей:

— Как вы попали сюда?

— Где Кузьма Савельевич, где ребята?

17. Голубая падь

Расставшись с товарищами, группа Брынова сразу углубилась в таежную чащу. Узкая тропа то ныряла в сине-зеленую мглу лиственниц, даурского багульника и болотного вереска, то, круто забирая вверх, выводила школьников в нагорный мир стланика, мелкорослых берез и кустов малины.