Оскар Хавкин - Всегда вместе

— Ты сам растительность! — все еще не могла успокоиться Линда.

Она отошла и вдруг вернулась:

— Что у тебя за белый лист на спине?

Сеня сидел спиной к широкоствольной сосне. Он встал, и на землю упал лист бумаги, висевший, видимо, на сучке.

Сеня поднял листок, мы окружили его, и он вслух прочитал:

— «В десяти километрах к северо-западу от Тунгира много голубицы».

— Ты зачем, Сеня, написал это?

— По рассеянности, наверное, — заметил Трофим. — Боялся — забудет.

— Да не писал я! — воскликнул Сеня. — Что вы! Да откуда же я знаю, что в десяти километрах отсюда ягода!

— Ну, значит, Троша написал. Больше некому.

— А мне зачем?

— Чтобы заставить нас прогуляться!

— Нет, ребята, и я не писал, — серьезно сказал Трофим. — А почерк, между прочим, знакомый.

Кузьма Савельевич обвел всех нас глазами:

— В зимовье кто-то вскипятил для нас чай. Кто-то предупредил Лю Я-ми о нашем приходе, и он встретил нас обедом. Кто-то заранее запасает нам к привалам сушник. Кто-то указывает нам ягодники. Кто же этот «кто-то»? Может быть, вы знаете? Скажите!

Но мы не знаем.

— Странно! — сказал Андрей Аркадьевич.

Он взял под руку Кузьму Савельевича и отвел его в сторону.

Ночевали на левом берегу Тунгира. С Митей Владимирским приключилось происшествие. То ли настил не выдержал, то ли бревно подгнило, но свалился наш Митя в воду, и понесло его течением. Отнесло метров за пятьдесят, там он уцепился за валежник, сидит в воде, только волосы торчат, а Сервис мечется по берегу и заливается.

Кеша подбросил Мите веревку, вдвоем с Трофимом вытянули беднягу. Стоит наш Митя на берегу, дрожит, зубами щелкает, а Трофим, конечно, сочувствие выражает: «Понимаете, подбегаю, смотрю — что-то блестит. Ну, думаю, нашли самородок в валежнике. А вместо золота — Митя!» У Владимирского сразу озноб прошел. Чуть не прибил своего спасителя. Ускакал в тальник сушиться.

Толя с Антоном выловили рыбину-калугу в полпуда весом и несколько тайменей. Варили уху. Лежали возле костра. Сеня Мишарин вдруг говорит со вздохом:

— Что такое СГП? Совет геологического похода. А мне хочется, чтобы эти три буквы девизом нашего похода звучали.

— Пожалуйста! СГП — Сурьма, Гранит, Полиметаллы. — Трофим соображает быстро.

— Нет! — Толин голос дрожит от вдохновения. — Нет, это Страсть, Гордость, Прямодушие!

— А по-моему: Смелость, Героизм, Победа. — Кеша говорит коротко и отрывисто.

— Строительство Грандиозной Пятилетки! — взревел Борис в полном восторге от своей выдумки.

— Советские Граждане-Патриоты, — подумав, предложил я.

— Давайте все это вместе взятое и сделаем нашим девизом, — очень серьезно сказал Кузьма Савельевич. — Держитесь, ребята, скоро начнется Олекминский хребет.

Из-за ягод все и открылось. Ах, какая же я глупая и неосторожная! Ягоды оказалось столько — ступить страшно. Крупная, совсем спелая голубица. Все так увлеклись сбором, что потеряли счет времени.

Мы обиделись на Антона. Поручили ему донести до лагеря полный туесок с ягодами, а он до привала ухитрился на три четверти опорожнить его.

— Я такого обжоры еще не встречала! — рассердилась Поля. — Это только Антон может такое сделать!

— А еще завхоз экспедиции! — заметил Троша. — Разве можно этому товарищу доверять материальные ценности!

Антон закатил глаза и причмокивал синими от ягод губами. Меня это взорвало:

— Лучше бы Ванюша ничего не показывал таким, как ты!

У Антоши глаза округлились, он поставил туесок на землю и даже сел на него. Я прикусила язык, но было уже поздно.

— Ванюша? Какой Ванюша?

— Наш, Ваня Гладких. Который записку написал.

Тут уж я не могла отбиться от вопросов. Пришлось рассказать все, что знаю. Малыш обиделся, что про урюмскую встречу с Ваней я тогда умолчала. Ох, если бы он знал, как я хотела тогда Ваню затащить в избу и чтобы все стало ясно!.. Взяла слово с ребят, что Кузьме Савельевичу и Андрею Аркадьевичу пока ни звука.

Начали восхождение на Олекминский хребет.

На одном из привалов Кузьма Савельевич рассказал, как раньше проводились поиски россыпей в тайге:

— Партии были небольшие, по пять-десять человек. Во главе партии от устроителя поисков ставился доверенный — штейгер. Он получал «попудные деньги» — пай от эксплоатации найденных россыпей. Поиски проводились большей частью зимой. Это не совсем удобно: выходы горных пород завалены снегом и день короток. Зато нет «верховой» воды, затрудняющей шурфовку. Нанимали проводников — эвенков с оленями. Эвенки мастерски налаживают вьюки, раскладывают их по оленям. И вот движется поисковая партия узкой тропой вдоль извилистой речки, меж поваленных бурей деревьев, меж валунов, сорвавшихся со скалистых стен долины. Подойдут к подножию гольца — здесь ночевка. Эвенк-проводник заводит партию в густой ельник, где много сушнику. Через четверть часа вьюки уже сложены рядами, нагребается снег, срублены сухие деревья, и из нескольких кряжей сложен костер. Полукругом настланы толстым слоем молодые, тонкие побеги лиственницы — это таежный «тюфяк». Трещит, вспыхивая порохом, ерник[4], навешаны на таганы котлы, чайники — как вот у нас, — только чай приготовляют не из воды, а из глыб запасенного чистого льда.

Все усаживаются у костра на корточках, на наветренной стороне, очищают оледеневшую обувь. Закипает вода в котелках, туда крошат кирпичный чай. А утром опять идут вьючной тропой.

Кузьма Савельевич рассказывает о метелях, сбивших с пути не одну партию, о гибели многих.

— …Раньше, до революции, когда находили золото, появлялись, как из-под земли, опытные матерые спиртоносы, начиналось соперничество между приисковыми партиями, борьба с таежными волками-захватчиками, которые сами не ищут, но следят за партиями и пытаются отнять у старателей то, что они нашли. Начиналось подпаиванье, слежка друг за другом, хитрости сменялись хитростями — до тех пор, пока площадь с золотом не обставлялась столбами и не вступали в силу «предписанные законом» правила… Вот так и происходил поиск в старое, дореволюционное время.

— Ого, теперь буду знать! — пошутил Трофим Зубарев. — Как бы меня Ваня Гладких не обставил! Я найду, а он заявку подаст!

— Вот то-то и оно, — возразил Кузьма Савельевич. — Разница небольшая: кто бы из вас ни нашел, Родина все равно в выигрыше. А почему именно Ваня Гладких? — внезапно спросил геолог. — Ведь его с нами нет.

Обычно довольно невозмутимый, Зубарев смешался:

— Да это я так, к слову…

Брынов посмотрел на меня и недоверчиво покачал головой. И мне почему-то кажется, что это не простая обмолвка.

С Митей Владимирским был сегодня крутой разговор.

Если не исправится — отправим обратно.

Вчера ночью подошли к правому берегу Олекмы. В маленькой зимовушке начальник экспедиции собрал всех участников похода.

Антон разливал кипяток по кружкам. Все расселись за большим столом посреди комнаты.

— А эта кружка кому? Ты просчитался, Антон! — сказал Андрей Аркадьевич.

Лишняя кружка стояла на столе.

— Сейчас! — ответил Антон.

— Что «сейчас»?

— Зови, — шепнул Антон Зое.

— Теперь за Олекмой мы уклонимся от изведанной главной дороги и углубимся в тайгу, — говорил между тем Кузьма Савельевич. — Одну группу я поведу через Голубую падь, другая группа пойдет через ключ Иван-Талый… Только вот, Андрей Аркадьевич, не знаю, как быть. Хоть вы и географ, но заплутаться — пара пустяков.

Брынов задумался.

— На той тропе, через ключ, мои затески есть, — заметил Кеша. — С отцом охотился за кабаргой.

— Вот ты куда заходил! — обрадованно воскликнул Кузьма Савельевич. — Ну, тогда ты и поможешь Андрею Аркадьевичу вести вторую группу. Группа, которая придет раньше в Иенду, ожидает другую. Встретимся через семь-восемь дней… Завтра с утра поделим снаряжение и перевьючим лошадей… Да что вы сегодня такие беспокойные? Что с вами? Почему чай не пьете?

Зоя вдруг вскочила из-за стола, едва не опрокинула кружку и выбежала в сени. Она вернулась, волоча за руку упиравшегося Ваню Гладких. Можно было пересчитать все веснушки на побледневшем Ванюшином лице.

Гладких вытащил из-за пазухи книгу и протянул ее нашему учителю:

— Вот, проверяйте.

Андрей Аркадьевич машинально взял книгу и поставил ее ребром на стол:

— Что проверять?

— Задачи, правила. По программе.

— Так это ты нас преследовал две недели? — спросил Кузьма Савельевич.

— Я, — признался Ванюша.

— Садись, пей чай, — мягко сказал Андрей Аркадьевич. — Антон тебе уже налил… Ведь он заслужил эту кружку? — обратился учитель к нам.