Юрий Иванов - Роман-газета для юношества, 1989, №3-4
— Вагонеточник — в армии. Повезло мне… А как ты?
— Дур-рак. Ну и дурак! Повезло?!
— Заткнись, сам знаю. Я ведь уже в народном ополчении, понял? Занимаемся в Петровском. Приходи завтра.
— А где Жорик, Колька Рыба? Отец Жекин приехал?
— Да тут они все, только Сыч эвакуировался. Держись!
Вагонетка вскарабкалась на гору, на какое-то мгновенье ее движение почти остановилось. Пламенела Нева, сверкали золотые шпили, так все было обычно и привычно: по улицам шли люди, музыка разносилась над парком, и сверху было видно, как на танцплощадке кружились пары. Странное чувство овладело мальчиком. Казалось, что в событиях, которые ожидают этот город и людей, он забежал вперед и увидел то, что будет, а потом вдруг вернулся назад, из войны, грохота и крови в мирную жизнь…
Но все это было не так. Война — рядом. И как бы в подтверждение этого Володя увидел над крышами домов надутые хвостатые туши аэростатов воздушного заграждения. Поднимаясь со дворов и пустырей, с широких улиц и площадей, они медленно взмывали в воздух и тянули за собой тонкие тросы. Вскоре все небо над городом было забито стадом повернувшихся носами в одном направлении серых туш.
4
Володя немного проспал, и, когда прибежал в Петровский парк, Герки возле ворот уже не было. Он свернул к озеру и увидел на берегу группу парней и девчат. Все устроились на траве и слушали лейтенанта, который стоял к Володе спиной. Голова у лейтенанта была обмотана несвежим бинтом, из-под бинта торчали пряди белесых волос.
— Волк… сюда, — услышал Володя сдавленный шепот и увидел Герку, а рядом с ним Жеку и Жорика.
Лейтенант тут повернулся — так ведь это же секретарь райкома комсомола Толя Пургин. Но как он изменился: жесткий взгляд, сердито сведенные брови. Зачем-то сняв кепку и кивнув ему, Володя опустился на траву рядом с друзьями. — Похудевший, как-то посуровевший на вид, Жека сдержанно кивнул, а Жорик схватил его руку своими мягкими ладонями, стиснул, потом снял очки, стал протирать их носовым платком. Он вроде бы похудел, а лицо его стало строже, значительнее. Володя повернулся к Жеке:
— Как твой отец?
— Уже во Владивостоке. Скоро приедет в Ленинград.
— Сотрудничаю в «Смене», — прошептал Жорик Володе на ухо. — Пишу короткие патриотические стихи. Когда печатают, когда нет. Но только без подписей. Вот, к примеру. «Нам кабалу несет фашист, на суше бей его, танкист! Сулит нам гибель злобный враг — бей на воде его…»
— Моряк!..
— …распахивая дверь в подвал или на чердак, жмись к стене. Не забывай, что из темноты твое тело очень четко видится на фоне раскрытой двери, и враг может тотчас всадить в тебя пулю, — громко говорил лейтенант Пургин, резко взмахивая рукой. — И быстрота. Все решает быстрота!
— Это о борьбе с вражескими лазутчиками, с ракетчиками, — сказал Жека. — Я просился в народное ополчение, но не взяли.
— …и фонарь не прижимай к себе. Враг будет стрелять на его свет и враз тебя укокошит! Держи фонарь на вытянутой руке, тяни его как можно дальше от себя и, еще лучше, высовывай его из-за укрытия…
— «Американки» на днях закрывают. — сообщил Герка. — И все из-за этих фашистских гадов! Завтра нам дадут оружие. Винтовки и ножи.
— Перейдем теперь к метанию гранат. Бойцы, вста-ать!
Гранаты метали в фанерный танк. Правда, Жорику, Жеке и Володе не дали, но зато Герка швырнул гранату лучше всех.
Возвращались молча, потом Володя спросил:
— А что делает Зойка?
— В райкоме комсомола она, в штабе комсомольского отряда самообороны нашего района, — с завистью сказал Герка. — Пистолет ей выдали.
— А химик Динамит? Как другие ребята?
Вдруг взвыли сирены, и строгий резкий голос из черного громкоговорителя объявил воздушную тревогу. Была она совсем коротенькой. Над улицей и всем городом поплыла звонкая песня трубы.
— Гриньков с твоего дома трубит, — сообщил Жорик.
— Кто куда, а мне еще все перегородки на чердаке ломать. Приказ вышел: подвалы расчистить и чердаки, — сказал Герка.
— Мне в зоопарк нужно.
— А мне — в газету, — сообщил Жора. — Жека, а ты куда?
— Волка немного провожу, — буркнул Жека и, когда они остались вдвоем, сказал приятелю: — Мать на Урале. Застряла там после экспедиции. В какой — то Пышме… А я так никуда и не устроился: отца жду. Ключа-то у него от квартиры нет, уйду из дома, а он и приехал. Эх, скорее бы! — Жека поддал ногой коробку из-под папирос. Остановился. — Знаю, вернется отец — и сразу на боевой корабль, ведь он офицер запаса. И я с ним… Ладно, пошел домой. Вдруг он уже ждет.
День был теплый, солнечный. Володя брел вдоль Невы. Прогрохотали по брусчатке три зеленых танка. Колонна машин с сидящими в кузовах красноармейцами проехала. Мужчина в перепачканном комбинезоне наклеивал на стенах плакаты: «Товарищ! Становись в ряды народного ополчения! Враги не пройдут в наш город!»
«Все воюют, все, — с горечью думал Володя. — Жорик стихи патриотические пишет, Герка — уже в отряде ополчения… А я? Сохранить зверей — разве это моя месть фашистам за Любу, за деда Ивана, за всех погибших там?»
А вот и школа. Над входом в школу развевался белый с красным крестом флаг, а в школьном дворе бродили или сидели группками мужчины. Бинты, повязки, костыли… Машина подкатила, выскочили из кабинки шофер и санитар, понесли кого-то на носилках.
— Володя? — услышал он и обернулся. — Ты?
К нему бежала Лена. Она была в белом халате и белой с красным крестом косынке. Белый халат делал ее совсем взрослой.
— Как ты возмужал, — затрещала она. — А что это?.. — Она дотронулась рукой до волос. — Что…
— Ничего со мной не произошло. — Володя мотнул головой.
— Прости, — немного помедлив, сказала Лена. И опять затараторила — А я в госпитале работаю медсестрой. Ты знаешь, сколько девчонок по призыву райкома комсомола направлено в госпитали? Днем мы работаем, а по вечерам учимся на курсах. Устаю — ужас. А ты?.. И мама моя тут же работает… Ну что молчишь, а ты где?
— Я? А я тоже — по призыву… и приказу: в зоопарк.
— В зоопарк?
— А ты что думала? Лена, я видел фашистов… они ставят цель разрушить весь наш город… В крошки, в труху! Они убивают и… раздевают трупы. И отправляют вещи убитых в свою проклятую Германию! — Лена с ужасом глядела на него, а Володя продолжал: — А мы не позволим им тронуть наш город, поняла? Мы не боимся их и… Вот такие дела, старший товарищ.
— Володя, как это ужасно: война. Убитые, раненые… Я тут каждый день… — Она помолчала. — И правильно про зоопарк, ведь он частичка нашего города. Живая частичка.
— Костро-ова! — позвали Лену.
— Меня… Бегу! Увидимся.
А в зоопарке был санитарный день. Сторожиха ария Петровна дремала в будке у главного входа. Она открыла ему дверь, схватила, прижала к себе, но Володя нетерпеливо вывернулся из ее объятий — боялся, что и Мария Петровна начнет расспрашивать, что с ним произошло. Хотелось побыстрее увидеть животных.
Здравствуйте, звери, здравствуйте!
— Простите, кажется, Володя Волков?
Володя обернулся. За ним стоял Ник.
— Николай Николаевич, вы тут?
— Да-да! Видите ли, один из научных сотрудников зоопарка уехал вместе с зверями, и освободилось место, — оживленно проговорил Ник. — И я пришел сюда, чтобы звери остались живыми, чтобы не пришлось из них делать чучела… Надеюсь, что и ты пришел сюда с этим же?.. — Володя кивнул. — Прекрасно! — Ник быстро пошел по аллее. Тепло, солнечно. Небольшой ветер шелестит в кронах деревьев; как всегда, носятся из вольеры в вольеру крикливые стайки воробьев. Володя шел вдоль вольер и с каким-то особым вниманием всматривался в знакомые добрые физиономии животных, пытаясь угадать, что их ожидает. Ведь война!
Были в зоопарке звери, которых Володя любил особенно, любил потому, что много возился с ними, кормил, воспитывал…
— Бетти! Здравствуй, старушка, — позвал он, подойдя к вольере слонихи. — Как здоровье? Не кашляешь?
Та шевельнулась в углу, медленно переставляя ноги, пошла к нему и протянула хобот. Володя потискал упругий, морщинистый хобот, а слониха тихонько, добродушно всхрапнула.
— Здорово, Вовка, — услышал он какой-то шершавый голос Кирилыча. — Вернулся?
— Вернулся, Кирилыч. Здравствуй. Как старушенция?
— Сном старая мучается.
— Да не о Марин Петровне я! О слонихе.
— А! Да все пчихает, — сказал Кирилыч. — И скучно ей. Раньше-то слоновник — это ж самое веселое место было в парке. Все сюда! А теперь?
…Вечером к Володе пришел Герка.
Володя вначале и не узнал его. Открыл дверь, а на лестнице стоит высокий боец в черном комбинезоне. На ремне — подсумок, в руках — винтовка. Герка молча прошел мимо него в комнату, сел, поставил между колен винтовку. Володя протянул руку, И Герка отдал винтовку. Тяжелая какая. Холодная. Дернул затвор, и на пол скакнул матово-золотистый патрон. Володя поднял его, вдавил в патронник и поднял винтовку, целясь в окно.
