Юрий Иванов - Роман-газета для юношества, 1989, №3-4
— А, черт с ним. Быстро собирайте все: оружие, продукты и — в машины! — Командир потрошил кожаную сумку Рольфа. — Володя, а ты что? Идем, малый… Те, двое, твои? — Володя кивнул, и командир приказал кому-то: — Похоронить старика и девушку.
Командир кинул на пол сумку Рольфа. Володя поднял ее, напихал в сумку письма и фотографии Рольфа, рассыпанные по всему полу: «Я приду в твой город!»
Прощайте все. Дед Иван, Люба… Прощайте!
По щекам катились слезы. Он в последний раз взглянул на свежий холмик земли и, спотыкаясь, побрел к машинам.
3
— Мама!
— Володя… Вернулся, вернулся! Ты… что это… ты! У тебя седая прядь!
— Успокойся, мамочка. Просто волосы выцвели.
Мама схватила Володю, прижала его голову к груди, что-то шептала, целовала, вглядывалась в его лицо и опять прижимала к себе. Потом отпустила и, держась руками за стену, побрела в комнату, а Володя обнял бабушку, по ее морщинистым щекам катились слезы, и Володя чувствовал, как вся она дрожит, словно от холода.
Мама села на диван. Кусая губы, разглядывала его, потом со стоном вздохнула и выдернула из лежащей на столе пачки папиросу. Спички ломались, наконец одна вспыхнула, мама глубоко затянулась, бабушка осуждающе поглядела на нее, но мама махнула рукой. Мазнув ладонью по влажным глазам, криво улыбнулась:
— Какой едкий дым, все глаза выел… Что же ты молчишь?
— С дедом Иваном все в порядке, — торопливо проговорил Володя, соврал он, решил: маме ни слова о том, что… — Он… он сказал: к партизанам пойдет. А я вместе с боевой группой капитана Кедрина в Ленинград прорвался. Под Красным Селом к своим вышли. Ух, наши там и врезали фашистам. Это убийцы, убийцы! Мама, а где отец? — спросил Володя.
— Воюет наш папка. Сегодня же ему напишу. — Она закурила новую папиросу, встала и, обхватив себя руками за плечи, прошлась по комнате. Большие ее глаза стали еще больше, лицо осунулось. — Ты прости, что никак не могла за тобой приехать. Вдруг сразу столько обрушилось. Думаю, вот завтра еду, а завтра — эвакуация зверей.
— Зверей? Куда?
— Наиболее ценных. В Казань. А потом кинулась на вокзал, а поезда уже не ходят. Думала, с ума сойду.
— Заставь ее лечь и уснуть, — сказала бабушка. Она сгорбилась, вид был виноватым. Не поднимая глаз, попросила Володю:
— Не говори мне больше ничего… про немцев. Не могу понять.
— Сейчас пообедаешь и ляжешь, — строго сказал Володя.
— Не спит по ночам. Все ходит и ходит. — Бабушка потерла рукой лоб. — Ах да, куда-то мне надо идти.
Бабушка уже ждала его с наглаженной, еще пахнущей горячим утюгом рубашкой. Володя вошел в ванную, зажег свет. Повернулся и вздрогнул: кто это смотрит на него?
Володя уставился на свое изображение: это был он и… не он. Какой-то колючий взгляд, искривленные губы. Володя приблизил лицо к зеркалу и потрогал волосы — действительно поседел… — и улыбнулся: ничего, все позади, но улыбка получилась вымученной. Все позади?!
Одевшись, Володя прошел к себе в комнату. Все тут было как и всегда: полки с книгами, аквариум с толстыми неповоротливыми рыбками, Мур. Он терся о ноги, мурлыкал. Ждал, что Володя вот сейчас схватит его и подкинет над кроватью с криком: «Мур, сальто!» Володя поднял его, Мур закрыл глаза, съежился. Володя опустил его на пол, подошел к полке с книгами, провел рукой по корешкам: «Нет, я не отдам вам карту!» Горько усмехнулся: какие то были детские переживания.
Он глянул в окно, все стекла были заклеены бумажками крест-накрест, и казалось, будто большие пауки оплели квартиру толстой белой паутиной. И окна других, видных отсюда квартир. Вот-вот и эта паутина оплетет все дома, улицы, город… Война плетет свою паутину. Быстро поев, сказал бабушке, что пойдет разыскивать своих друзей.
Сосед Петр Николаевич Ваганов медленно поднимался по лестнице. Лицо у него было осунувшимся, под глазами синевато бугрились мешки. Протянул руку.
— Вернулся, пропащий? А у нас, Вовка, работы по горло. Три ночи не спал, вот отпустили на два часа…
Стукнула дверь в квартире рядом. Боком, по — крабьи вылез из квартиры Комаров, был он в шинели и фуражке. Кивнул.
— Вот ведь прет фашист, а? — сказал он. — Не остановить.
— Остановим, — буркнул Ваганов.
— И то верно, — согласился Комаров. — А меня в военизированную охрану взяли… Вовка, а ты где мотался?
Володя сбежал вниз по лестнице.
— Обходь подале, — крикнул часовой, когда, выбежав во двор, он направился к орудиям.
Часовой был какой-то щуплый, и Володя подумал, что по росту и щуплости они, пожалуй, одинаковы, но он просто мальчишка, а этот «щупляк» — боец, и в руках у него винтовка.
— Да пускай топает к нам, — послышался веселый голос. Володя повернулся и увидел высокого и широкоплечего парня. Он стоял на краю щели, которую рыли артиллеристы, и лопата в его руках казалась игрушечной. — Помогай.
Володя пробежал мимо часового и схватил лопату. Спрыгнул в щель и начал выбрасывать наружу землю. К сожалению, почти все уже было сделано, зенитчики подчищали земляные края щели. Боец-великан окликнул его, протянул руку и, как пушинку, выдернул из укрытия.
— Сашкой меня звать.
Курили и тихо переговаривались зенитчики. Шаркал по стволу орудия тряпкой Саша, ходил взад-вперед часовой. Из подвала торчала железная труба и дымила: там, видно, было оборудовано жилье для зенитчиков. Силой и спокойствием веяло от этих грозных орудий и от зенитчиков. Однако пора!
Володя шел с улицы в улицу, такое тут все-все привычное, родное… И дома, и звуки, и запахи. Володя вышел на набережную Невы. Река все так же спокойно и вольно катила свои воды мимо дворцов и памятников. Он перешел мост Строителей и как на добрых знакомых поглядел на Нептуна и Геру у подножий ростральных колонн… И такую красоту фашисты хотят превратить в труху?!
Показалась большая колонна зеленых грузовиков с вооруженными бойцами. Володя вышел к Неве и увидел на ней боевые корабли. Он шел по мосту, глядел на орудийные башни, на матросов, и все в его душе ликовало: какая силища!
Он часа два просидел в вестибюле громадного здания, прежде чем получил пропуск и попал в кабинет майора Громова. Володе казалось, что стоит ему лишь рассказать о Любе, о ее страшной гибели и винтовках, спрятанных в лесу, как майор начнет звонить куда-нибудь, отдавать приказания, чтобы эти винтовки немедленно нашли, выкопали и отдали бойцам. Но ничего подобного не случилось Суровый, чем-то похожий на ежа короткой стрижкой, волосы топорщились, как колючки, — майор внимательно выслушал Володю, посмотрел несколько документов из сумки Рольфа и отложил их в сторону.
— Спасибо тебе за все, — сказал он, когда Володя замолк.
Майор закурил.
— Значит, вся группа погибла. Дела! — Он глотнул из стакана черного, как деготь, чая. Остро и изучающе взглянул на мальчика. — Показать место сможешь?
— Смогу. — Володя вскочил со стула, одернул рубашку.
— Сиди, сиди, — усмехнулся майор. — Не до этого нам сейчас. — Лицо Володи искривилось: Люба погибла, а он — «не до этого». Майор посуровел: — Дел слишком много, дружок, других, более важных… Но будь уверен: настанет пора, и Любины винтовки попадут в нужные руки. Я записал твой адрес. Я разыщу тебя. Волков Сергей Петрович — твой отец?
— Мой. На фронте он… А мать — в зоопарке.
— Вот и ты иди туда, помогай матери сохранить животных.
В зоопарк? Все воюют, а он?!
Володя брел по Литейному. Но ведь майор сказал: «Настанет время». И записал его адрес. Володя немного взбодрился, оглянулся: а, трамвай! «Ребят надо разыскать. И Нину», — подумал он.
Цирк был закрыт. На стук в дверь долго никто не отзывался, потом за стеклом показалось усатое лицо вахтера.
— Все вакуировались, — сказал он, приоткрыв дверь. — С неделю уж… Кажись, через Лугу.
«В Госнардом. К Герке», — решил Володя и, будто опасаясь, что и Герка вот-вот куда-нибудь денется, побежал: хоть бы Герка Рогов никуда не подевался.
Народу в Госнардоме было довольно много, и казалось, что и нет никакой войны, что все как было, так и осталось. Смеялись девушки, в глубине парка играла музыка, люди входили в двери Стеклянного театра, с «американок», как и всегда, доносился то затихающий, то нарастающий грохот скатывающихся вагонеток и восторженный рев катающейся публики.
Там воюют, там взрывы, кровь, смерть, а тут?..
— Волк? Черт побери — ты? — услышал он и в тот же момент увидел, как, расталкивая столпившихся людей, к нему идет Герка.
— Герка!
— Товарищи, рассаживайтесь! — крикнул Герка и стал бесцеремонно расталкивать людей. — Поехали!
Герка потянул на себя рычаг, и, глухо загудев колесами, вагонетка начала набирать скорость. Володя вцепился руками в железные подлокотники, Герка ухмыльнулся, толкнул его локтем.
