Нина Кочубей - Артем Скворцов — рабочий человек
— Ага! И еще дачи детсадовские.
— Вот-вот.
— А вы бывали в Раменье?
— И не один раз. Там председателем колхоза один мой старинный друг, воевали мы с ним вместе. Я и родителей Степана хорошо знаю.
— Этого рыжего?
— Его, — усмехнулся Коваль. — Да…
Николай Семенович о чем-то задумался. Сцепив руки за спиной, он шагал своим широким размашистым шагом так, что Артемка еле успевал за ним.
До самого дома Коваль не обронил больше ни слова, но у дверей подъезда вдруг спросил:
— Возле гастронома тебя сегодня больше никто не ждал?
— Никто, — уверенно ответил Артемка и вопросительно посмотрел на Николая Семеновича. — А что?
Но тот, не ответив на Артемкин вопрос, вдруг сердито сказал:
— Горе вы мое, горе… Конспираторы несчастные!..
В Раменье!
Мама пришла с работы расстроенная:
— Ты подумай, Артемка, путевку в пионерский лагерь на тебя нынче не дают! Говорят, ты уже большой, четырнадцать лет.
— Конечно, большой, — согласился Артемка. — Маленький, что ли?
— Как теперь быть? Все лето беспризорником?
— Я работать буду.
— Как работать? — испугалась мама. — Да ты что?! Отдыхать тебе надо, а не работать. Придумал!
— Боишься, надорвусь?
— И надорвешься! Маленький ты еще работать.
— Вот видишь! — словно обрадовался вдруг Артемка. — То говорите, что мы, нынешние, какие-то не такие. И слабые, и хилые, и в пеленках долго сидим, а то сами же уговариваете, что мы еще маленькие, дохленькие и работать нам нельзя. А я решил твердо: буду работать. Целое лето просидеть без дела — отупеть же можно!
— Ну подожди, — вроде бы начала сдаваться мама, — что ты собираешься делать?
— Например, почту разносить! Мне полезно, другим — нужно.
— Ну почту, — уже совсем капитулировала мама, — еще куда ни шло…
И тут в квартиру кто-то позвонил.
Артемка отпер дверь.
На пороге стоял Коваль.
— Добрый вечер. Не помешаю?
— Что вы, Николай Семенович! — обрадовалась Артемкина мама. — Вы всегда приходите вовремя, всегда, когда нужно. Присаживайтесь.
— Что-то произошло?
— Семейный совет у нас. Мне нынче на Артемку путевку в лагерь не дали. Ну вот, сидим думаем, что делать, чем летом заняться…
Коваль засмеялся:
— И я, представляете себе, пришел из-за этого же. Думал, думал и кое-что придумал…
— Что же?
Артемка с матерью выжидательно посмотрели на Николая Семеновича.
— Предлагаю тебе, Артем, поехать со мной в Раменье. В деревню.
— Отдыхать? — обрадовалась мама предложению Николая Семеновича.
— Не совсем… Конечно, деревенский воздух свое дело сделает, и полезное совместится с приятным. Но главная наша цель — работа, помощь колхозу.
— Что мы будем делать? — поинтересовался Артемка. — Копать картошку?
Коваль громко рассмеялся:
— Картошку копать еще рано! Ты подожди с картошкой. Нет, мы будем строить.
— Строить?
— У них там строительство большое развернулось. Животноводческие помещения, птицеферма… Рабочие позарез нужны. Я по телефону с председателем поговорил. Рады они каждому новому человеку. У меня — отпуск, у тебя каникулы. Поедем поможем колхозникам.
— Но я никогда ничего не строил, — растерялся Артемка. — Не умею…
— Научишься! Потом в жизни это пригодится. Ты вот спроси у меня, чего я не умею. Все умею! А учился так же — то случай, то нужда заставят. Не жалею. Ну так как?
Артемка вопросительно посмотрел на маму.
— С Николаем Семеновичем я тебя отпускаю, — сказала она.
— Вот и прекрасно, — поднялся со стула Коваль. — Завтра же и отправимся.
— Завтра? — всполошилась мама.
— А чего тянуть? Раньше приедем — больше успеем сделать, — Уже взявшись за скобу дверей, он остановился. — Митьку еще прихватим. Чего ему все лето возле бабки сидеть? Ты как, не возражаешь? — обратился Коваль к Артемке.
— Не возражаю.
— Ну и славно. Утром будь готов. Еды с собой никакой брать не надо, денег — тоже. Что-нибудь из одежды, в чем работать будешь. Ну и мелочь там… мыло, зубную щетку… Понял?
И Коваль ушел.
Знакомство
Коваль стукнул в крышу кабины, заглянул к шоферу:
— Спасибо, друг! Приехали…
Водитель притормозил машину, и в зеленую придорожную траву полетели из кузова рюкзаки, котомки. Только небольшой ящичек с инструментом Николай Семенович не стал бросать, а осторожно передал спрыгнувшему на землю Митьке.
Грузовик помчался по проселку дальше, а они остались у обочины дороги.
Справа, сразу же от дороги, уходило вдаль широкое хлебное поле, слева — высокие, в пояс, травы с яркими головками цветов перемежались перелесками, хранящими тень и прохладу. Стрекотали, звенели кузнечики. Пропел совсем рядом шмель.
— Тишина-то какая… — тихо сказал Николай Семенович, будто остерегаясь кого-то разбудить.
— А пахнет слышите как? — так же тихо отозвался Артемка.
— Это с лугов. — Коваль перешагнул через дорогу, взял в руки колючий колосок, положил его на свою широкую жесткую ладонь, другой ладонью бережно погладил. — Озимые нынче хорошие. Добрый хлеб будет…
Они постояли еще немножко, потом вскинули на плечи рюкзаки и отправились гуськом еле приметной в высокой траве тропинкой через луг, через шаткий мостик над узкой в этом месте Раменкой туда, где виднелись крыши деревни. За речкой снова увидели ноле и остановились, пораженные. Огромное, широкое, оно было непривычного синего цвета.
— Это что, сразу столько васильков? — спросил Артемка.
Коваль посмотрел на него, на Митьку.
— Лен цветет…
— Кра-си-во… — Артемка щелкнул языком.
— Как море, — сказал Митька.
У крайней избы на ошкуренном бревне сидел белобородый дед. Увидев незнакомых людей, он вытянул шею, напряженно всматриваясь.
— Здравствуй, дед Антип! Не признал? — приветливо поздоровался с ним Коваль.
Дед тяжело привстал, опираясь на палку.
— Никак, Миколай Семенович?
— Он самый!
— Здравствуй, Семеныч… Не признал я тебя сперва, верно. Давненько не был ты у нас… Давненько. — Он посмотрел на Артемку с Митькой. — А это что за молодцы?
— Моя бригада, — засмеялся Коваль. — На помощь вам везу. Слышал, строите вы нынче много…
— Верно. Много строим. А строители-то вишь какие… — Он развел руками, засмеялся беззубым ртом. — Какой от нас прок?
— Здоровье как?..
— Помаленьку! — уселся опять на бревно дед.
И они пошли дальше.
Остановились возле дома с яблоней под окнами. Николай Семенович нажал щеколду, отворил калитку, и они вошли на прохладный двор. В нос ударило сыростью, сеном, парным молоком.
На крылечке показалась пожилая женщина в цветастом переднике, в белом платке:
— С прибытием, Николай Семенович! Здравствуйте, проходите в избу… Как хороню, что дома я оказалась… На минутку прибежала: забыла утром кур выпустить. Косеть мы начали. Травы нынче хорошие, похоже, два укоса возьмем.
— Да, травы стоят — заглядение.
— Вы тут располагайтесь, отдыхайте с дороги… Сейчас я вам на стол соберу…
— Алексей-то Кузьмич в бригадах?
— Ой, не говорите! В пять утра уехал и не обедал еще. Травы поспели, ягоды собирать надо — у нас ведь питомник большой, — а тут еще это строительство затеяли…
— Да вы не хлопочите, Валентина Ивановна…
— А я и не хлопочу. Долго ля собрать-то?
Она сновала из избы в сенцы и обратно, отодвинув заслонку, доставала из печи чугунки, крынки. На столе появились хлеб, яйца, квашеная капуста, топленое молоко, запахло щами…
— Управляйтесь уж без меня. Ребята, — обратилась она весело к Артемке с Митькой, — а вы что стоите, как виноватые? Мойте руки, садитесь за стол. Николай Семеныч, вы ведь знаете, где у нас что, распоряжайтесь, а я побегу. Сене ворошить надо. Хорошо бы высушить да в копны сметать, пока вёдро стоит…
С обедом управились быстро. Потом вымыли посуду, расставили и разложили все, куда надо, и Коваль сказал, обращаясь к Артемке и Митьке:
— До вечера вы свободны. Знакомьтесь с деревней, с ребятами, а я пойду председателя поищу.
Не сговариваясь, Митька с Артемкой, помчались к речке.
У самого берега, по колено в воде, стояла, замерев, с удочкой в руках девчонка лет десяти в красном платье. Она оглянулась, заслышав топот, выдернула леску из воды, бросила на песок свою удочку-самоделку и кинулась со всех ног в деревню. Оглядываясь на бегу, девчонка что-то кричала.
— Чего это она? — недоуменно сказал Артемка. — Может, нас испугалась?
— Похоже… — согласился Митька.
Они скинули одежду и упали на горячий мелкий песок.
Высоко в небе звенел жаворонок. Еле уловимый ветерок с реки шевелил волосы, чуть слышно плескалась волна о прибрежную гальку.
