Леонид Моргун - Грис-космоплаватель
– Покажи, а?
Княгиня сделала знак свите. Девушки стянули покрывало. Под ним оказалась громоздкая деревянная клетка, на дне которой валялся весь измятый и грязный мешок…
– Пшук! Пшук, миленький! – воскликнул Грис, бросившись к клетке. – Как же это они тебя?
– Почему ты решила, что это фактор? – удивился Ставр. – Это же просто мешок.
– Не «просто», а летучий, болтающий, читающий мысли, да вдобавок еще и выпендривающийся, мол, во мне всякое такое лежит. Ну, мы его поймали, в клетку посадили и решили на Сход отвезли.
– А что же такое там лежит? Неужто не посмотрели?
– Да хотели посмотреть, но наша светлейшая с перепугу в него свои ночные страхи упрятала, а ей по ночам такое снится, что не приведи Дитя… Их и я не расколдую. Вот мы и решили его от греха подальше в Разлюляй свозить. Пусть Младенцы его расколдовывают.
– Пшук, добрый мой, старый дружище, – говорил между тем Грис, поглаживая мокрый и грязный бок своего верного спутника. – Видать, не сладко тебе пришлось.
– Да, куда уж хуже, – вздыхал Пшук. – Сперва они хотели мною вымыть полы. Потом, когда я начал возмущаться, решили было вышить цветными нитками. Конечно, это было бы красиво, но иголки меня очень щекотали. Я стал смеяться, и тогда меня захотели раскрыть, не взирая на мои призывы к их чести и порядочности. А они перепугались, и какая-то, самая маленькая паршивка запихала в меня такое… такое… такую гадость, что об этом даже вспомнить противно, а не то что таскать в себе. От нее у меня постоянные желудочные колики…
– Бедняга…
– Итак, это и есть второй фактор нестабильности, – заключила Власта, указав на Гриса.
– Да, к сожалению, – подтвердил Ставр.
– Так и думала, что это окажется какой-нибудь паршивый мальчишка!.. – зло сощурилась Власта.
– Знаешь что! – вспыхнул князь.
– Что? – холодно осведомилась княгиня.
В небесах грянул гром, земля задрожала, почву прорезала змеиная ломаная линия. Две молнии ударили рядом, два смерча двинулись друг на друга с разных сторон и, столкнувшись, бессильно опали.
– То-то же, – заключил князь.
– Вот именно, – подтвердила княгиня и, повернулась к Грису, сказала: – Езжай своей дорогой, малый, а у нас свой путь.
– Не покидай меня, друг! – зарыдал Пшук. – Ты – моя единственная защита! Знал бы ты, как они без тебя надо мной издевались…
– Я не брошу его! – воскликнул Грис. – Ни за что не брошу! Ну так полезай же к нему! – зло усмехнулась Власта.
Грис и опомниться не успел, как за ним захлопнулась тяжелая решетка.
– Ты что делаешь? – возмутился Ставр. – Выпусти его немедленно.
– И не подумаю, – жестко ответила девочка-княгиня. – Он сам напросился, пусть там и остается. Твори, князь! – и она со смешком хлопнула в ладоши.
– Ах ты… – Ставр не успел договорить. А дослушать его было некому. В тот же миг, как раздался хлопок, земля расступилась и поглотила колдунью и весь ее кортеж.
Спешившись, княжич Славен лег на землю и, приложив ухо, прислушался.
– Плывут, – сказал он спустя минуту. – Река там подземная, вот по ней и плывут. Почитай, раньше нашего прибудут.
– А еще чего слышно? – спросил Ставр.
– Чего? Хохочут они… Аж земля дрожит, как хохочут!..
Глава 19
– Эй, фактор, ты кушать хочешь?
Грис вздрогнул и обернулся. Перед клеткой стояла чумазая девица лет пятнадцати в затрапезном платьице, не достигавшем ее сбитых костлявых коленок, стояла и грызла яблоко. И от всего ее облика, от зеленых прищуренных глаз, от подбоченившейся ее фигуры исходило такое абсолютное пренебрежение и равнодушие, что мальчик сжал кулаки и закричал:
– Не хочу! Подавись своим яблоком! Ничего мне от вас не нужно!..
– Да тише ты! – зашипела она. – Не хочешь, ну и не надо, а кричать-то зачем? – и фыркнула: – Тоже мне – фактор!
– Сама ты фактор!
– Я не фактор, я княжна Отрада.
– Да уж, как же, княжна, – усмехнулся Грис. – Ты такая же княжна, как я папа римский. Ишь ведь выдумали, князьями да баронами друг дружку величать. А сказать кто вы на самом деле?
– Кто?
– Соплячье самое натуральное, вот кто! – Тоже мне, волшебники. Только вам взрослый дядька сверху пригрозил, как вы тут же в штаны наложили!
– А ты бы не наложил? – Отрада подошла к клетке и схватилась за прутья. – Если бы твой дом, твою страну враги начали бы распиливать лазерами и гразерами, забросали бы атомными бомбами, залили бы ядом, сожгли б весь воздух, испарили бы моря – ты бы не испугался?
– Тише ты, – Грис оглянулся, – своих разбудишь.
Это была последняя ночевка перед завтрашним прибытием в младенческий город Разлюляй. Девушки отдыхали возле догоравших костров. Их лошадки, стреноженные, бродили вокруг, тыкались мордами в кустарник. Повозки стояли поодаль. На крайней в покосившейся клетке и сидели Грис со Пшуком.
– Что разбужу, это мое дело, – отмахнулась девушка. – А ты ответь мне, ты бы не испугался пусть не за себя, но за родных своих и близких, не испугался бы?
– Разве здесь у вас есть родные и близкие? Вы же тут без отцов-матерей, как трава в поле растете.
– Глупый ты, – сказала Отрада. – Есть у них отцы, есть и матери. И любят они своих детей могучих до жути. Любят и бояться. А потому и скрываются от них, и служат им рабски… А ты говоришь, трава.
– Прости, я не знал.
– Да, пусть даже и как трава. Но и траве своего поля жалко. Вот и считай, что легче, поступиться одной травинкой или всему полю сгореть?
– Поступитесь одной – потребуют и других, – возразил Грис. – Увидят они, что вы их боитесь – всей силой навалятся! Как ты не понимаешь?
– Я-то понимаю. И лично мне вовсе не хочется отдавать тебя милитарийцам.
– Кому?
– Неужели ты не знаешь, что из-за тебя здесь собралась половина звездного флота Милитарии? – усмехнулась девушка. – Эх ты, а еще пират… звездоплаватель…
– Да никакой я не пират. Я, правда, познакомился с командором Вергойном…
– Ах, с этим кровожадным разбойником, – нахмурилась Отрада.
– Никакой он не разбойник, а смелый и благородный человек. Я, конечно не успел его хорошо узнать, но если он и в самом деле сражается против твоей Милитарии, то правильно и делает.
– А с чего ты взял, что она моя? – напряженным голосом спросила Отрада.
– Какое имеет значение, чья она? Они собрались убить меня без суда и следствия, как фашисты какие-нибудь!
– А вот и ошибаешься, – возразила девушка. – У них в отношении законности полный военный порядок, суд там процедура обязательная.
– А за что меня судить?
– Да хотя бы за этот катер, который ты разломал на кусочки. А ведь там были люди.
– Я же тебе объясняю, это вовсе не я, а Супербот мой сумасшедший. Клянусь тебе, сколько я ни читал фантастических романов, везде роботы с их электронными мозгами были самыми трезвыми и рассудительными созданиями. А мне попался какой-то псих, да вдобавок еще и поэт.
– А что это такое? – спросила она.
– Что? Псих?
– Нет, поэт? Поэт – это тот, кто сочиняет стихи.
– Что? Что это такое?
– Это… – Грис растерялся, до сих пор ему не приходилось объяснять, что такое поэзия ни себе, ни кому бы то ни было другому. – Это… ну, когда слова так по особенному складываются, чтобы красиво получалось. Ну, например, «я вас любил, любовь еще, быть может, в душе моей угасла не совсем, но пусть она вас больше не тревожит, я не хочу печалить вас ничем…» – он осекся и взглянул на Отраду, которая, глядела на него, раскрыв рот от изумления.
– Это… это правда? – вспыхнув, прошептала она.
Гриса бросило в краску.
– Да нет же, это я так, к примеру. Это Пушкин написал, наш великий поэт.
– А еще что-нибудь он написал?
– Ну… «буря мглою небо кроет, вихри снежные крутя…» – затараторил он, отводя взор.
– А что такое «снежные»?
– Снег… это замерзшая вода, вернее нет, вода, когда замерзнет, становится льдом, а снежинки – это маленькие замерзшие дождинки, похожие на звездочки. Их выпадает много-много, и тогда они как будто застилают и землю, и дома, и деревья белым ковром.
– Правда?
– Конечно, правда.
– И все это бывает в твоем мире?
– Да, у нас на Земле этого добра хоть отбавляй. А разве здесь не бывает зимы?
– Не знаю, здесь всегда такая ровная и приятная погода. Но и она ведь порой надоедает. Как и все эти чудеса. Так хочется нормальной спокойной жизни.
– Мне тоже… – вздохнул Грис.
– И тебе уже совсем не хочется носиться по космосу, поднимать униженных, спасать погибающих, сражаться с врагами?
– Да ну их… – Грис махнул рукой и отвернулся. Какими глупыми и напыщенными казались ему теперь россказни о собственных мифических подвигах, которыми он еще недавно потчевал друзей, слушавших его с разинутыми ртами.
– Да, странно… – Отрада в задумчивости провела рукой по волосам и тогда только Грис увидел на ее лбу черный обруч. Угольно черный, будто сотканный из самой черной ночи. Ему показалось, что где-то там, в этой черноте сверкают отблески далеких звездочек.
