Софья Могилевская - Восемь голубых дорожек
— Понятно. Так и запишем, — сказал Ашот и повернулся к Тусе спиной.
Трудна работа тренера
Сегодня Зоя Ивановна не узнавала своих ребят. Они были на себя не похожи. Понуро стояли на построении в зале. Вяло делали гимнастику, обычную перед уроком. Не озоровали, не фыркали от смеха. Точно подменили их.
У Туси было кислое лицо. Она то и дело поджимала губы, дулась, что ли, на всех?
Ашот почему-то гневно косился в ее сторону.
Костя язвительно хмыкал, а у братьев-близнецов по-одинаковому и как бы удивленно были вскинуты светлые бровки.
И Маринка стояла унылая, даже вроде бы подавленная.
И тихая Галя уж очень пристально смотрела себе под ноги.
Что случилось с ее дружной веселой семеркой? Почему приуныли, присмирели ребята?
Из многих малышовых групп, с которыми Зое Ивановне приходилось работать в спортивной школе бассейна, эта группа была самой успевающей. Ребята подобрались способные, здоровые и, главное, трудолюбивые. Аккуратно, без пропусков, они посещали занятия и плавали уже лучше, чем ребята в остальных группах. Зоя Ивановна даже подумывала, чтобы весной (в мае, что ли?) выпустить всю группу на одну из курсовок. Так назывались в бассейне классификационные соревнования, которые устраивались в конце каждого месяца.
Интересна работа тренера, но какое нужно терпение! И не только терпение. И любовь, и заботливость, и чуткость. Без этого толку не будет.
А сколько бывает огорчений!
Вот, скажем, Антон Черных. Она работает с ним третий год. Способный мальчик. Из него может получиться пловец, как говорится, первого класса. Много ее сил, уменья и времени вложено в работу с ним.
И вдруг почти накануне соревнования он пропускает одну тренировку за другой. А сегодня наконец пришел и объявил:
— У меня двойка, Зоя Ивановна. По поведению.
Еле сдерживая досаду, Зоя Ивановна спросила:
— А ты знаешь, что с двойкой я не могу допустить тебя к соревнованию?
Он ответил:
— Знаю.
И добавил с видом собственной правоты:
— Но ведь я не мог вам не сказать об этой двойке?
Почему-то Зое Ивановне вспомнился в эту минуту Антон Черных таким, каким он впервые пришел в бассейн три года назад. Разбойного вида был мальчуган! Но лицо смышленое, глаза живые, с любопытством сновали по сторонам. Все ему хотелось увидеть, узнать. И, конечно, поозорничать. И озорничал же он в первое время! Так и сыпались на него жалобы: то кого-нибудь отколотит, с кем-нибудь подерется, то с кого-нибудь шапочку сдернет во время плавания.
Потом выровнялся. Чем дальше, тем целеустремленнее и собраннее становился на занятиях. Все меньше было на него жалоб. Способный оказался мальчик! И не только способный, но, что важнее всего, трудолюбивый.
А теперь, стоя перед ней в вестибюле, он переминался с ноги на ногу и, насупившись, молчал. Будто ждал чего-то. И хоть знала Зоя Ивановна, что не имеет права с двойкой допустить Антона даже к обычному уроку, она не выдержала. Чуть грубовато сказала:
— Ну, чего стоишь? Завтра буду говорить о тебе на тренерском совете. А сейчас, уж если ты здесь, ступай в воду.
Как просияло его лицо! Видно, он не ждал такого поворота.
— Можно? — не спросил — выдохнул он.
А в глазах ликование, словно вдруг он ухватил за хвост какую-то сказочную жар-птицу! Сияющий, сломя голову кинулся к окошку регистратуры. Сунул пропуск, схватил жетон и бегом в раздевалку. Оглянуться она не успела, как он уже ждет ее у воды.
И вот он поплыл. Руки сильными гребками посылают тело вперед, вперед, вперед…
Здорово идет!
Отлично!
И сердиться ей уже не хочется на Антона. Она любуется им. Как свободно вытянуто его тело у поверхности воды. Как красиво и четко работают руки. Как точно и размеренно дыхание.
Проклятая двойка, И угораздило же его!
Да, трудна работа тренера. Много нужно терпения. Много бывает и огорчений и разочарований.
…Позже, когда Зоя Ивановна окончила занятия с малышовой семеркой, все ребята группы, вместо того чтобы бежать в душевую, стайкой окружили ее. Все, кроме Туси. Туся почему-то сразу ушла. И тут началось неожиданное для Зои Ивановны. Перебивая друг друга, каждый, стараясь перекричать остальных, принялся втолковывать ей, что двойка у Антона Черных вовсе и не двойка. Что она, то есть двойка по поведению, поставлена Антону несправедливо. И что она, то есть Зоя Ивановна, не должна обращать внимание на эту неправильную двойку. И она, то есть опять эта дурацкая двойка, не должна помешать Антону участвовать в соревнованиях. И пусть она, то есть снова Зоя Ивановна…
До того они разволновались, до того раскричались, что понять ровным счетом ничего не возможно.
Наконец Зое Ивановне удалось вставить:
— Погодите-ка, ребята. Да Антон мне сам сказал про двойку.
— Мало ли что! — запальчиво крикнула Маринка. — Сказал, потому что соврал. Соврал, и больше ничего! — И, тут же спохватившись, что так заговорила об Антоне, быстро поправилась: — И все равно он очень честный, ужасно благородный человек!
— Значит, сегодня Антон уже занимался в бассейне? — медленно соображая, спросил Костя. Его близорукие глаза без очков смешно моргали. — Тогда, значит, все понятно…
А что тут было понятного, сам Костя не понимал. А уж Зоя Ивановна и подавно.
В конце концов ребята все же рассказали ей довольно вразумительно обо всей этой истории. И Зоя Ивановна обещала им сегодня же позвонить в школу и выяснить, как дело было и с окном, и с двойкой, и с Сергеем Ястребцевым. («Хотя он и отличник, а дрянь!» — ввернула свое словцо Маринка.) А пока что Зоя Ивановна успокоила ребят: она разрешит Антону тренироваться, а на его несправедливую двойку не будет обращать внимание.
Все они у крыльца
На субботний вечер у Антона было множество различных планов. Прежде всего он приготовит уроки за те дни, которые пропустил в школе. Если время позволит, надо будет сходить к Голубевым. Они очень звали — и Маринка и дедушка. А Маринка, прощаясь с ним в прошлый раз, добавила:
— Приходи, будем телевизор смотреть. По субботам можно, уроков в школе не задают.
— Ладно, — сказал тогда Антон, — приду.
Однако все планы его рухнули, разлетелись вдребезги, едва он вошел к себе в дом.
Его встретила соседка Людмила Васильевна. Вернее, не встретила: она просто стояла на кухне. Голова у нее была закутана теплым платком, на ногах — старые папины калоши. В таком виде она обычно выносила мусорное ведро. Но на этот раз мусорное ведро было ни при чем.
Увидев Антона, Людмила Васильевна странно на него поглядела и произнесла дрогнувшим голосом:
— Антоша…
Антон опешил: никогда она его так не называла. А Людмила Васильевна жалобно повторила:
— Антошенька…
Нет, нет, это неспроста! И не тиран он сегодня и не грубиян, а уже почему-то Антошенька.
Вдруг у Антона сердце покатилось прямо в пятки: что случилось? Не из Барнаула ли ей написали что-нибудь? Папе хуже…
Но тут Людмила Васильевна совсем несчастным голосом спросила:
— Ты не видел котика, Антоша?
— Котикса?
Антон сразу повеселел.
— А как же! — с живостью ответил он. — Ясно, видел! Вы же его сами кормили сметаной. Неужели забыли?
— Вчера, это верно… А сегодня его нет. С самого утра его ищу. Хожу, хожу. — И Людмила Васильевна неожиданно заплакала.
Антон растерялся. Если какая-нибудь девчонка ревет, и то бывает неприятно. Но когда совершенно взрослый человек…
Скинув на табурет свой рюкзак, Антон твердо, по-мужски спросил:
— У нас в комнате искали кота?
— Смотрела.
— Ну?
— Нет его там. Форточка открыта, а котика нет.
— Так и знал, что удерет! Все взаперти его держите да взаперти! Думаете, животному легко без свежего воздуха?
Антону и жаль соседку, и досадно, что нельзя сразу сесть за уроки, а потом пойти к Марине. Телевизор бы там посмотрел.
— Перестаньте плакать, Людмила Васильевна, — строго сказал он. — Слезами горю не поможете. А котика я вам найду.
— Найдешь?
Лицо Людмилы Васильевны светлеет, и она действительно перестает плакать.
— Думаешь, не украли?
— Ха! Кому он нужен?
— Как это — кому? — обиделась Людмила Васильевна. — Такой красавец кот…
— Ворюга он, а не красавец, — проворчал Антон.
Вместе они выходят из дому. Долго ходят по двору. На все лады зовут и манят Котикса. На всякий случай заглядывают на соседний двор. Смотрят там во все закоулки.
Нигде!
Сгинул Котикс. Как в воду канул…
А стало уже совсем темно, и вдруг пошел снег. Даже не пошел, а прямо повалил — густой, колючий, с ветром. Началась не то метель, не то пурга.
Зимняя метель и в городе бывает злой. Снег с ветром бьет в лицо, обжигает морозом щеки, лоб, нос. Особенно достается рукам, если, как назло, варежки забыты на кухонном табурете. Уж Антон дышал на руки, согревал их в карманах: все равно мерзнут!
