Владислав Крапивин - Колыбельная для брата
Она улыбнулась коротко и грустно и вдруг спросила:
– Ты не мог бы сейчас зайти ко мне?
– Зачем?
– Чтобы закончить наш разговор.
Он спросил слегка удивленно:
– Разве нужен еще разговор?
– Нужен… Если не тебе, то мне нужен.
Кирилл опять стал смотреть вниз.
– Хорошо, – сказал он. – Только для чего? Все равно вы мне не верите.
– Да верю! – неожиданно громким голосом воскликнула она. Кирилл даже вздрогнул. – Верю я тебе, Кирюша. Я сразу же поняла, что ошиблась. Я десять раз готова попросить извинения. Но я хочу, чтобы ты понял… Горько мне от твоих слов… Я тебя очень прошу – зайдем.
…Зоя Алексеевна жила в глубине заросшего двора, в старом двухэтажном доме, на первом этаже. Раньше, давным-давно, Кирилл не раз бывал здесь. В подъезде почему-то всегда пахло жареной рыбой. И сейчас Кирилл опять ощутил этот запах. На миг он почувствовал себя третьеклассником, прибежавшим сюда разучивать к первомайскому празднику песню о красном командире.
Велосипед поставили под вешалкой, и Кирилл по мягким домашним половикам вошел в комнату. В знакомую комнату с письменным столом и книгами, с пианино под вязаной накидкой, с узким диваном. С большого фотопортрета строго смотрел пожилой человек в форме железнодорожника – давно умерший муж Зои Алексеевны. Он и раньше так же смотрел со стены, когда Зоя Алексеевна уходила готовить чай, а мальчишки на диване затевали тихую возню…
– Садись, Кирюша, я чайник поставлю.
– Спасибо, мне не надо.
– Кирилл…
– Правда, я не хочу. Я уже пил у Черепановой.
– У Жени? Вы дружите?
– Да нет, я сегодня первый раз к ней зашел. Случайно.
– Она хорошая девочка…
Кирилл улыбнулся. Они посмотрели друг на друга и поняли, что надо вернуться к главному разговору.
– Садись… Вот сюда, на диван. А я в кресло… Так вот, милый мой, храбрый, непреклонный Кирилл, ты был, конечно, прав, когда на меня обиделся. Но все-таки прав не "по-всякому". Ты еще мальчик… Не обижайся, быть мальчиком прекрасно. Только вы, мальчики, обо всем судите слишком решительно. Вы просто еще не знаете, что люди меняются… хотя сами меняетесь каждый день…
Кирилл слушал, опустив голову, и помусоленным пальцем оттирал с колена остатки угольной пыли, которую не смыла даже вода Туринки. Он нерешительно возразил:
– Характер все равно остается…
– И характер меняется, и взгляды… Да посмотри на себя. Разве ты был таким? Ты был молчаливый, застенчивый и… не обижайся уж… боязливый даже. Чуть чего – в слезы. А теперь…
– Но я же не стал гадом! Ой, простите…
– Ничего. Конечно, ты не стал. Но бывают и горькие примеры… Вот посмотри.
Из ящика письменного стола она достала пачку фотографий. Нашла и протянула нужный снимок.
Был сфотографирован класс. Наверно, третий. Видимо, снимок был старый: мальчишки в пиджаках без погончиков, стрижки совсем короткие – чубчики да ежики. И Зоя Алексеевна, сидящая среди ребят, выглядела гораздо моложе.
– Это двенадцать лет назад… Взгляни на этого мальчика…
Рядом с Зоей Алексеевной сидел мальчишка с широким улыбчивым ртом и большущими темными глазами.
– Все его любили, – сказала Зоя Алексеевна. – Проказник был, но добрая душа. За мной по пятам ходил, хотя я и сердилась иногда на его проделки… Получили они квартиру в другом районе, а он с классом расставаться ни в какую не захотел. Так до конца учебного года бабушка и возила его через весь город. Пока не перешел в четвертый… А в восьмом он украл из библиотеки магнитофон. Потом, через два года, целой группой они напали на пенсионера, ограбили и так избили, что он умер… И стал мальчик Миша убийцей. Кто виноват? Наверно, разные люди. И сам он, этот выросший мальчик Миша… И я виновата. А как сделать, чтобы все остались хорошими?
Зоя Алексеевна осторожно взяла у Кирилла снимок.
– И это, Кирюша, не единственный случай, – тихо сказала она. – А теперь взгляни сюда. Узнаешь?
Кирилл взглянул и засмеялся от неожиданности. Еще бы не узнать! Это был их третий "В" в майском походе.
Конечно, прогулка через ближний лесок в пригородный совхоз только называлась походом, но тогда казалось, что маршрут серьезный и даже слегка опасный. Приходилось пробираться через ручей по хлипким жердочкам. Потом через колючий ельник, непроходимый, как тайга. Были и происшествия: тяжелый рюкзак перетянул Валерку Самойлова и опрокинул в яму, а там, несмотря на летнюю погоду, лежал еще грязный снег. Пришлось останавливаться и разводить костер. Их первый пионерский – костер. И кстати говоря, последний…
Сфотографировал их папа Олега Райского, он вместе с Зоей Алексеевной командовал походом. Обещал каждому сделать по карточке, да, видимо, не собрался. Хорошо, что хотя бы Зое Алексеевне сделал. В конце концов класс-то почти весь остался вместе, а Зоя Алексеевна с ними через три дня распрощалась.
Снимок был сделан во время короткого привала, на лугу, у изгороди из толстых березовых жердей. Девчонки преданно расселись вокруг Зои Александровны, а мальчишки – где попало. Многие забрались на жерди, а кое-кто даже повис на них вниз головой. А Кирилл с длинным Климовым (он и тогда был длинный) стояли на верхней жерди, как на буме, и сражались стеблями прошлогоднего репейника…
– Видишь, Кирилл, все хорошие… Но ведь хочешь не хочешь, а кто-то из них, по всей вероятности, виноват. Кроме ребят из вашего класса, никого у раздевалки не было, когда кошелек пропал… Ты меня упрекнул в предательстве. Но тот, кто украл, тоже предал. Меня, ребят… Ну, пусть не эти ребята, а из другого класса, но все равно предали. Учителей, товарищей…
Кирилл не ответил. Он отыскал глазами Чирка. Петька сидел верхом на большом, видимо, чужом, рюкзаке и рассматривал забинтованный локоть: он незадолго до привала споткнулся и ободрал руку.
Чирок был в белой пилотке, парусиновом костюмчике с якорем на нагрудном кармашке – самый маленький из всех, словно первоклассник, которого взяли в поход по знакомству. И как настоящий первоклассник – без пионерского галстука. Один из всех.
– Зоя Алексеевна, а почему Чиркова тогда в пионеры не приняли? – спросил Кирилл.
– Не приняли? – Она пригляделась к фотографии. – Да, в самом деле, я вспоминаю. Кажется, в те дни ему не повезло с оценками. Видимо, так. Поведение-то у него всегда было приличное… – Она вдруг встревожилась: – Но сейчас-то он пионер?
Кирилл кивнул:
– Да, в галстуке ходит.
Зоя Алексеевна улыбнулась:
– А характер? Все такой же или побойчее?
– Все такой же, – усмехнулся Кирилл. – Воды не замутит. На него даже Александр Викентьевич никогда не кричит.
– Почему "даже"? Разве Александр Викентьевич такой сердитый?
Кирилл пожал плечами.
– Если рассказывать, получится, что я жалуюсь. Придите на урок, послушайте… Но, наверно, при вас он будет поспокойнее.
– Он, видимо, просто требовательный.
Кирилл мотнул головой.
– У нас математичка Вера Сергеевна знаете какая требовательная! Но про нее никто ничего плохого не скажет. А чертежник просто злой.
– Ох, Кирюша, Кирюша. Неужели ты думаешь, что кто-то из учителей желает вам зла? Ева Петровна или Александр Викентьевич? Неужели ты так думаешь?
"А в самом деле, – подумал Кирилл, – зачем им хотеть для нас зла?"
– Я не знаю… – растерянно сказал он.
– Вот видишь!
– Нет, я скажу… сейчас… – медленно проговорил Кирилл. – Я просто об этом не думал. А сейчас подумал… Они, конечно, не хотят нам плохого, если не злятся… Но хорошего тоже не хотят, им просто все равно. Им надо, чтобы все было спокойно. Чтобы ученики не получали двоек и всегда слушались.
– А что в этом плохого?
– Да не могу я всегда слушаться! – крикнул Кирилл. – Ну глупо же это! В кино с классом не пошел – запись в дневник: от коллектива отрывается. Петь не хочешь – отдавай портфель! Даже если кошелек не брал – все равно слушайся, признавайся! Делай что говорят! А если ерунду говорят?.. Уроки готовить заставляют – это понятно. Но нельзя же все на свете из-под палки! Человек должен сам выбирать…
– Но сначала надо научится выбирать правильно. Вот вас и учат. Сейчас ты возмущаешься, а потом поймешь, что Ева Петровна хотела добра.
"А что есть добро? – спросил отец Карлос и подпер дряблую щеку верхним концом нагрудного распятия…" – вспомнил Кирилл.
– А что такое добро? Оно разное, – сказал он.
– Разное, но всегда доброе, – наставительно проговорила Зоя Алексеевна.
Кирилл сказал:
– Я одну книжку вспомнил, фантастику. Летом читал. Там средневековый монах попал в наше время. Он был инквизитор… Ну, приключения разные, не в этом дело… Ему стали говорить, что он злодей, людей сжигал, а он заплакал. Говорит, что сам из-за этого страдал, жалко было. Но он думал, что огнем спасает их душу от греха. Верил, что делает добро…
Зоя Алексеевна удивленно и пристально посмотрела на Кирилла.
– Да, в третьем классе вы так не рассуждали…
