Алая чалма - Эмиль Османович Амитов
Осторожно ступал Абдулла и старался не глядеть вниз — голова кружилась. За стену ухватится — руки примерзают к студеному камню. А скала все больше грудь выпячивает, будто норовит столкнуть в пропасть идущих по тропе. Ветер налетает упругими порывами, тянет за собой туда, куда взглянуть-то страшно. Снег залепляет рот и нос — дышать невмоготу. В такие мгновенья Абдулла приседает на корточки, обхватив руками коленки, прячет лицо за воротник, пережидает, когда у ветра сила иссякнет. Едва порыв ослабеет, он опять прижимается спиной к скале и пробирается вслед за овцами…
Вдруг неподалеку что-то ухнуло. Абдуллу обдало упругой волной воздуха и снежной пылью. Это позади рухнул снег с высоты, завалил дорогу. Испугался Абдулла. Забыл на секунду об осторожности. Нога тотчас соскользнула с камня, и его бросило в сторону, в бездну, где выло и хохотало невидимое глазу чудовище. Успел-таки Абдулла вцепиться в затвердевший наст. Повис, а его ветром раскачивает. Из горла сам собой вырвался крик. Абдулла знал, что его все равно никто не услышит — зря только силы растратишь. Закусил губы, чтобы не расплакаться, попробовал сам справиться с бедой. Но колени соскользнули с острых уступов, покрытых ледяной коркой. Наст под рукой крошился. «Пропал… — подумал Абдулла, — не выбраться мне…» Вспомнились слова деда: «Чабан, даже падая в пропасть, не должен падать духом. Может, его чекмень еще зацепится за сук или, может, его подхватит на крыло пролетающий мимо орел…» И глубже впились пальцы в кромку наста. Вот нога нащупала выемку в стене. Совсем маленькую, кончик носка уместился только. Но и этого было достаточно, чтобы подтянуться. Теперь осталось ухватиться за камень. Вон за тот, на котором какая-то овца оставила клок шерсти. Вот так. Теперь все, спасен…
Лишь когда Абдулла оказался на тропе, припал он грудью к отвесной черной стене, заплакал в голос. Ветер мгновенно слизывал с его лица слезы, хлопал по щекам.
Солнце потеряло яркость, обрело цвет уголька, тлеющего в костре. Заснеженные края скал зарумянились. Синие тени, наполнявшие расщелины, потемнели, стали таинственнее. Абдулла огляделся и сообразил, что выбрал совсем неподходящее время, чтобы раскисать. Пошмыгал немножко носом, унимая плач, и стал пробираться вслед за стадом. Где тропка становилась совсем узкой, проползал на четвереньках, уподобясь своим же овцам. В такие моменты ему очень не хотелось, чтобы животные оглядывались — казалось, что они могут над ним посмеяться…
Наконец догнал стадо. Овцы стояли неподвижно, прятали от ветра головы, уткнувшись друг в друга. Передние почему-то со страхом пятились, напирая на задних.
«Неужели там волки?» В холодные зимы они переходили сюда с таманского берега по замерзшему заливу…
— Такку! Вперед, лохматые черти! — прикрикнул Абдулла и щелкнул в воздухе кнутом. Но от холода руки сделались бесчувственными, будто деревянными; кнут причудливо изогнулся, полетел в пропасть. А овцы ни с места. Стоят как вкопанные. Ясно, боятся чего-то. Абдулла сорвал с головы шапку и ею стал настегивать тех, что были в хвосте цепочки… Наконец вожак набрался храбрости, высоко вскинув голову и навострив уши, пошел дальше. Время от времени останавливался, вглядывался в сумерки. Прядал ушами, прислушиваясь. Но Абдулла, как ни всматривался, ничего подозрительного впереди разглядеть не мог.
Вот овцы одна за другой ступили на занесенную снегом яйлю, сбились в кучу. Вдруг вожак, насторожившись, задрал голову и вздрогнул. В одно мгновенье он огромным скачком отпрянул в сторону и… исчез. Лишь спустя какое-то время откуда-то, словно из-под земли, послышался глухой удар — будто пропасть вздохнула. Овцы привычно последовали за вожаком — к пропасти. Абдулла сорвался с места, увязая в снегу, крича и махая шапкой, кинулся им наперерез. Услышав властные окрики чабана, овцы остановились. Абдулла обернулся и оторопел, обмер от страха: огромные сугробы, мягко расцвеченные закатом, пришли в странное движение. Белые изваяния вдруг выросли прямо из-под снега и медленно пошли ему навстречу. Абдулла в страхе попятился. И тотчас услышал предупредительный возглас:
— Мальчик, осторожно!
Оглянулся и увидел, что стоит у самого обрыва, на краю наста, откуда только что рухнул козел-вожак. Чьи-то руки подхватили Абдуллу и понесли. Кто-то набросил на него свою шубу. Слышались голоса:
— Спирту ему дайте!..
— Что ты, он же малыш.
— Всего глоток. Не повредит.
— Сразу не вносите в землянку. Надо снегом оттереть. Ноги отморозил, поди…
Абдуллу кто-то нес на руках. А вокруг хрустел снег под множеством ног… Шли люди в белых маскировочных халатах.
Абдулла очнулся в жарко натопленной землянке. В чугунной печке потрескивали дрова. И совсем по-домашнему шумел и позванивал чайник. Сам он лежал на широких нарах, укрытый лохматой шубой. Над столом висела керосиновая лампа с круглым жестяным абажуром. Какой-то бородатый дядька склонился над картой и размечал что-то карандашом.
— Дяденька, а где овцы? — спросил у него Абдулла.
Бородач обернулся к Абдулле и приветливо улыбнулся.
— A-а, проснулся! — сказал он. — Овцы в порядке. Всех пригнали. Даже того дурня-козла достали, что прыгнул в пропасть…
Мужчина присел на краешек нар, спросил у Абдуллы:
— Ты чей будешь? Из какой деревни?
Абдулла рассказал.
— Спасибо, братишка, — сказал командир партизанского отряда. — Теперь наши ребята наберутся сил и так ударят по врагу, что только пух полетит!
Командир снова сел к столу, торопливо написал что-то на бумажке и, сложив ее вчетверо, протянул Абдулле.
— Передашь своему деду, — сказал он. — Это расписка. После войны все возвратим хозяевам. А сейчас им большое партизанское спасибо…
Тут командир полез в нагрудный карман кителя.
— А это тебе от меня, малыш, — говорит он. — На память. Храни ее и вспоминай дядьку-бородача. Может, еще доведется когда-нибудь свидеться, — и подал Абдулле звездочку. Такую же, какие бойцы на пилотках носят. — Считай, это награда за твой поступок…
Абдулла вернулся домой к полудню следующего дня. Проводили его до самого дома сыновья Зейнеп-апте — Амет и Селямет. Дед уже, оказывается, собирался сам отправиться в горы — на поиски внука. Эх, стоит ли рассказывать, как обрадовались он и мать, когда увидели Абдуллу на пороге дома…
Арба громыхала по узкой искривленной улочке чужого кишлака. Возница умолк. Лошадь почувствовала близкий отдых, вспомнила про душистый клевер, который ожидает ее в кормушке, и ускорила шаги. На улице было безлюдно.
— Абдулла-ака, а где сейчас этот мальчик? — спросил Анвар.
— В нашем колхозе, — отозвался Абдулла-юлдузча и
