Николай Федоров - Сказано — сделано
Между тем Генка покрутил ладонями у моей головы и сказал замогильным голосом:
— Встаньте и идите.
Я встал, медленно, как привидение, побрёл вперёд и чуть было не свалился со сцены из-за проклятых очков. Генка едва успел схватить меня за свитер.
— Вот видите, — сказал он. — Она ничего не соображает. Она крепко спит.
«Сам ты ничего не соображаешь, — уже со злостью подумал я. — Не мог очки послабее найти».
В зале уже слышались смешки. Генка вошёл в раж. Он снова усадил меня на стул и сказал:
— А сейчас мы зададим нашей подопытной несколько вопросов. И хотя она спит глубоким сном, она будет отвечать.
У меня внутри всё прямо закипело. Какие вопросы?! Ни о каких вопросах мы не договаривались. «Ну, ладно же, — со злорадством подумал я. — Я тебе покажу вопросы!»
— Для начала, — продолжал Генка, — скажите нам, подопытная, как вас зовут.
— Травиата, — ответил я басом.
— Прекрасно, — сказал Генка, ничуть не смутившись. — Скажите, Травиата: сколько будет шестью четыре?
— Сто, — сказал я.
— Вот видите, — сказал Генка, — гипноз помог нам выяснить, что наша подопытная слаба в математике.
— По географии спроси! — крикнул кто-то из зала.
— Можно по географии, — сказал Генка, вдохновлённый успехом. — Скажите, какая самая длинная река в мире.
— Карповка, — сказал я.
— А кто написал «Хаджи-Мурат»?
— Робинзон Крузо.
— Ну вот, — сказал совершенно довольный Генка. — Мы выяснили, что наша подопытная, оказывается, круглая двоечница. А такая с виду прилежная девочка. Хоть и рыженькая. Вот что значит гипноз.
Больше я терпеть не мог. Я вскочил со стула и крикнул:
— А ты круглый болван! Сам в одной диктовке по двадцать ошибок делаешь! И забирай свой мерзкий парик!
Я сдёрнул с головы ненавистные рыжие кудри и швырнул их в Генку. Эффект был потрясающий. Зал буквально ревел от хохота, и от аплодисментов дрожали стёкла. А когда мы с Генкой, злые друг на друга, уже спрыгивали со сцены, в зал вбежала Галя. Довольная, что кругом смех и аплодисменты, она вспорхнула на сцену и бодро сказала:
— Итак, вы прослушали басню Крылова «Мартышка и очки». А теперь выступит…
Но кто выступит теперь, было уже невозможно расслышать из-за рёва и хохота.
Ищу человека
Я размахнулся и уже хотел бросить, но Генка вовремя успел схватить меня за руку: прямо под нами, из-под моста, почти неслышно вылетел корпус крылатого «Метеора». Мы подождали, пока корабль проплывёт, и я снова приготовился бросать. Вдруг совсем близко раздался резкий милицейский свисток. Мы обернулись. С другой стороны моста быстрыми шагами к нам приближался милиционер.
— Бежим! — крикнул Генка.
Отдышались мы только тогда, когда уже были далеко от моста.
— Вот уж никак не думал, что бросить бутылку в реку — целая проблема, — сказал Генка.
— Знаешь, — сказал я, — тут недалеко на набережной есть спуск к воде. Там и кинем.
Через минуту мы были у самой воды. Нева отсюда казалась ещё шире и полноводнее.
— Теперь ты бросай, — сказал я, передавая Генке бутылку. — Давай только сургуч проверим.
Мы в который раз осмотрели горлышко бутылки, основательно залитое толстым слоем матового сургуча. Всё было в порядке. Сургуч плотно облегал толстое зелёное стекло и имел такие аппетитные, как на пирожных «буше», коричневые подтёки, что его хотелось лизнуть.
— Подальше бросай, — сказал я.
— Попробую, — сказал Генка. Он размахнулся и вдруг опустил руку. — Нет, не нравится мне тут. Гляди, пароходы всё время снуют, катера носятся. Прибьёт волной к берегу нашу бутылочку — и всё. Или вон та черпалка зачерпнёт в ковш — и привет из Гваделупы.
— А что ты предлагаешь? Сбегать к Бенгальскому заливу и там бросить?
— Зачем так далеко. Финский ближе. И не сбегать, а сесть в лодку, доплыть до парка Победы и там кинуть. Это уж верняк. Пошли на лодочную станцию. Оттуда на лодке до залива всего минут десять.
У входа на лодочную станцию висело объявление: «Для получения лодки напрокат необходим паспорт или иное удостоверение личности».
— М-да, — сказал я. — У тебя есть какое-нибудь удостоверение личности?
— С собой нет, — сказал Генка. — Может, за дневником домой сбегать?
— Ну конечно, — сказал я. — Дневник твою личность удостоверяет. И ещё как! Но здесь твои двойки никому не интересны.
Мы замолчали, не зная, что делать.
Из помещения станции вышел высокий светловолосый парень в синем тренировочном костюме. В одной руке он держал вёсла с уключинами, в другой жёлтую спортивную сумку.
Было что-то очень располагающее в его большой и в то же время лёгкой и упругой фигуре, в простом открытом лице с весёлыми зелёными глазами. «Красивый человек», — даже мелькнуло у меня в голове.
— Простите, товарищ, — обратился к нему Генка. — Вы на лодке едете кататься?
— Верно, товарищ, — ответил парень. — Еду на лодке.
— А в какую сторону? К заливу?
— Точно. Курс норд-вест.
— Ой, возьмите нас, пожалуйста. Нам очень-очень надо.
— Нет, ребята, не могу. Я, вообще-то, не кататься еду. К экзаменам хочу подготовиться, позубрить на свежем воздухе. Вы уж извините.
— Да мы вам не помешаем. Нам только до парка Победы доехать, а там вы нас высадите. И потом, вы же не сможете заниматься, пока будете грести. А мы с Серёгой вдвоём за вёсла сядем и в пять минут домчим. Знаете, как мы здорово гребём.
Парень засмеялся.
— Ещё не знаю, но догадываюсь. Ну да ладно, уговорили. Значит, так. Капитаном галиона назначаю себя. Команды выполнять быстро и беспрекословно. Согласны?
— Согласны! — ответили мы хором.
— Тогда свистать всех наверх, убрать швартовы, поднять паруса. Курс норд-вест.
Мы разыскали нашу лодку и уже хотели в неё залезать, но парень вдруг сказал:
— А что это у вас за бутыль? Распивать алкогольные напитки на воде категорически запрещается. Вон, прочтите инструкцию на дверях таможни.
— Да бутылка пустая, — сказал я.
— Зачем же таскать с собой пустую бутылку? Или, быть может, в Финском заливе открыли приёмный пункт и вы хотите успеть, пока нет очереди?
— Да нет, — сказал Генка. — Бутылка не совсем пустая. Понимаете, там письмо лежит. Вот мы и хотим бросить бутылку в залив.
— Вот как. Разве наш город уже стал необитаем? А впрочем, догадываюсь. Романтика дальних стран. Ну да ладно. Все по местам!
Парень сел на корму, а мы с Генкой дружно налегли на вёсла.
Хотя «дружно» — это только так говорится. Мы толкались, цеплялись ручками вёсел, холодные брызги то и дело окатывали нашего капитана, а наша лодка выписывала на воде такие кренделя, что понять, в какую сторону мы собираемся плыть, было совершенно невозможно. Наконец капитан не выдержал.
— Ну-ка, гребцы российского флота, суши вёсла! — скомандовал он. — Так мы будем плыть до Нового года.
— Это всё из-за Генки, — сказал я. — Он всё время хочет меня перегрести.
— Ничего я не хочу, — сказал Генка. — Ты весло плохо в воду макаешь и брызгаешься.
— Отставить дебаты! — приказал капитан. — Команде перебраться на корму. Я сам поведу наш галион.
— А как же ваши уроки? — спросил Генка.
— Что делать. Придётся на всю жизнь остаться неучем и мракобесом.
И хотя нам с Генкой совсем не хотелось, чтобы наш капитан оставался мракобесом, всё же пришлось перебраться на корму.
Парень взялся за вёсла, и наш галион резво понёсся вперёд, легко обгоняя другие лодки. Смотреть, как гребёт капитан, было одно удовольствие.
Через несколько минут мы были уже в самом устье Невы. Слева белели новые районы Васильевского острова, справа доносился рёв трибун со стадиона Кирова, а впереди, прямо по курсу, неторопливо покачивалось серьёзное Балтийское море.
— Ну, гардемарины, — сказал капитан, — бросайте вашу стеклотару. Если её не прибьёт где-нибудь в Лисьем Носу, то к вечеру ждите письма с Малых Антильских островов.
Я встал на банку, повернулся носом к открытому морю и что есть силы швырнул бутылку.
И только когда крепкие руки нашего капитана уже тащили меня за рубашку в лодку, я сообразил, что плюхнулся за борт.
— Мичман, разве была команда купаться? — строго спросил капитан, втаскивая меня в лодку. — Ох уж мне эти морские волки!
— П-подальше хотелось, — сказал я, выливая воду из ботинок.
— «Подальше», «подальше»… Ну что теперь с тобой делать? Надо б было тебя повесить посушить, но у нас нет ни верёвки, ни бельевых прищепок. Ладно. Гребём к берегу. И смотрите у меня, больше никаких водных процедур!
Вскоре мы выбрались на берег. Я быстренько разделся и развесил свою одежду на кустах. Солнце здорово припекало, и вполне можно было загорать.
— А что, Геннадий Николаевич, — сказал парень, — давай-ка и мы с тобой позагораем. Говорят, весенний ультрафиолет самый полезный.
