Герман Матвеев - Новый директор
Татьяна Михайловна поняла пример и засмеялась, а Вера Васильевна нахмурилась.
— Не понимаю, о чем вы говорите? — сердито сказала она. — При чем тут сытый человек?
— Я расскажу вам, Верочка, один случай. Может быть, он и вам пригодится. Есть у нас знакомая, зовут ее Дуся. Муж ее погиб на фронте. Работает она судомойкой в столовой. Зарабатывает, как вы сами понимаете, немного, а дочь свою воспитывает так, как, в ее представлении, воспитывали, вероятно, принцесс. Катюша ее ничего не делает, делать не умеет и, конечно, не хочет. Даже кровать за собой не прибирает. Такая барышня-белоручка растет — противно смотреть! Я, конечно, предупреждал. Подумайте, говорю, Дуся, что вы делаете! Вы же калечите свою дочь! Она вас за это не только не любит, но даже презирает. Она считает вас своей домработницей. Ну и как вы думаете? Что она мне на это ответила? Нет, говорит, Константин Семенович, вы мне ничего такого не говорите. Я по себе знаю, что такое тяжелое детство. Пускай мне трудно будет, зато моя дочка счастливая… Вот и вся ее теория! Между прочим, эта теория счастливого детства характерна не только для Дуси. Она очень распространена.
— Я знаю. Но при чем тут сытый человек?
— Слушайте дальше. Случилась беда: заболела наша Дуся, и неотложная помощь ночью увезла ее в больницу. Аппендицит. Осталась Катя одна. На другое утро попила она с соседкой чаю и ушла в школу. Приходит обратно… Раньше всё было готово, обед на столе, а сейчас ничего нет. А есть хочется. Что же делать? Плачь не плачь — не поможет. Решила сама приготовить макароны. У мамы были кой-какие запасы. Поставила на газ сковородку, положила маслица, а потом стала ломать сухие макароны…
— Да, да! Это именно так! — подтвердила Татьяна Михайловна, видя, что Вера Васильевна смеется и недоверчиво качает головой.
— А что тут особенного? — спросил Константин Семенович. — Опросите ваших девочек: многие ли из них умеют стряпать?
— А ваша Оля?
— Ну-у… Лешка отлично готовит! — с гордостью сказал Константин Семенович. — Слушайте дальше! Сколько времени она жарила сухие макароны — неизвестно, но когда попробовала их… Не трудно представить ее разочарование. Что же делать? Есть-то хочется! Чем дальше, тем больше аппетит разыгрывается. Пошла Катя к соседке за советом. Как видите, никакого закона об обязательном обучении здесь не понадобилось. Сама пошла в школу… то есть к соседке. И уверяю вас, что она очень внимательно прослушала весь урок, всё запомнила и была благодарна учительнице.
— Та-ак… — протянула Вера Васильевна. — Теперь я поняла, к чему вы всё это городили. Значит, вы считаете… Что же вы всё-таки считаете, Костя?
— Я считаю, что никаких трудностей не будет, если мы создадим условия, при которых бы у детей появилась потребность учиться. И не только учиться, но и трудиться, думать… Да, думать! Мы же не учим ребят самостоятельно думать. Мы сами думаем за них и всё преподносим в готовом, разжеванном виде. А они, представьте, не глотают! Выплевывают!
— Та-ак! — снова протянула Вера Васильевна. — Послушаешь вас, Костя, а потом голова три дня болит… Что же получается? Значит, наши трудности по нашей вине…
— Да! И с каждым годом их будет больше, вели не перестроить работу. Я согласен с Танюшей. Пример с Макаренко, по-моему, очень убедительный. Он действительно в две недели сделал плохую колонию неузнаваемой. Какие еще нужны доказательства?
— Да что вы всё Макаренко да Макаренко! У него же были особые условия. Колония! Интернат! Там всё иначе. А у нас?.. Чего-чего только нет…
— Я знаю.
— Действительно… Вы же в милиции работаете!
— Считайте, что уже не работаю. На днях начну принимать школу.
— Вы? Опять в школу? А что значит принимать? Неужели директором? Совсем с ума сошел! Танечка, скорей вызывай неотложную помощь!
Вера Васильевна шутила, но шутка была горькой, и все это прекрасно понимали.
— Костя, как же вы… Да вы знаете, что такое директор школы? — спросила она.
— Бедный Макар, на которого все шишки валятся! — с улыбкой ответил Константин Семенович.
— Да, да… И напрасно вы смеетесь. Директор школы — это… Как бы вам сказать… Никакой самостоятельности… Даже уволить он никого не может: ни учителя, ни ученика. И все от него требуют успеваемости и дисциплины.
— Я знаю, Верочка. Меня назначают совсем в другую школу.
— В специализированную?
— Да нет. В обыкновенную, среднюю школу, но дадут права.
— Ну, не знаю, где это такая школа находится! Все обыкновенные, средние школы подчинены министерству и работают по одному шаблону. А какие вам дают права?
— Право заниматься коммунистическим воспитанием детей.
— Новое дело! — удивилась Вера Васильевна. — Вы будете заниматься коммунистическим воспитанием! А мы что делаем?
— Вы занимаетесь учебно-воспитательной работой.
— Ну! А это не одно и то же?
— Нет. Вы учите, и только учите. Это ваша единственная цель. А вершина достижений — пятерка.
— Час от часу не легче. Подождите! Ленин говорил, что нельзя стать коммунистом, пока не обогатишь свою память знаниями… И так далее. Вы, конечно, помните?
— Помню. Прикрываясь этой цитатой, догматики и извращают идею коммунистического воспитания. Всё свели к принудительному обучению, и даже не заботятся о создании у детей потребности учиться… Скажите мне, Верочка, а можно обогатить свою память знаниями и не быть коммунистом?
— Сколько угодно! За примерами ходить недалеко.
— Нет. Примеров не надо. Плохих людей, хотя и образованных, нам не занимать. Своих хватает. А теперь скажите, может быть человек неграмотный, но очень хороший?
— Конечно! А что вы этим хотите сказать? Пускай будут неграмотные, но хорошие?..
— Нет, нет! — со смехом ответил Константин Семенович. — Я вспомнил один старинный вопрос вроде вашего… Что лучше: быть богатым, но больным, или бедным, но здоровым? Как бы вы ответили?
— Бедным, но здоровым.
— А некоторые считают, что лучше быть богатым и здоровым.
— Понимаю! Быть ученым и хорошим. А как это сделать?
— Очень просто. Создать в школе такие условия, при которых у детей воспитывались бы хорошие качества, навыки и привычки и появилась бы потребность учиться. Это и есть коммунистическое воспитание.
— Хо-хо! Действительно просто, — иронически воскликнула Вера Васильевна.
— Уверяю вас, что это совсем не сложно, если знать и понимать, как делать… Китайцы говорят: «Это не колодец глубок, а веревка коротка».
— Как делать… — в раздумье повторила Вера Васильевна. По яркому румянцу на щеках, по горевшим глазам было видно, что тема разговора ее сильно взволновала. — Знать!.. Но если знать, то надо учиться.
— Безусловно!
— Где вы этому учились? Кто вас учил? Может быть, есть какие-нибудь курсы, семинары или заочное обучение? Ну скажите, Костя. Кто учит коммунистическому воспитанию?
— Маркс, Ленин, а затем великие наши педагоги: Макаренко и Ушинский.
— С вами невозможно говорить серьезно!
Разговор не удалось закончить. В прихожей раздался звонок и топот Олиных ног. Когда Константин Семенович вышел в прихожую, там уже стоял Борис Михайлович.
— Здравствуй, Оленька! Что-то ты сегодня слишком нарядная? — весело говорил он. — Куда-нибудь собралась?
— Нет. Это я нарочно для вас оделась…
— Ай-ай-ай! Вот так номер! Слышал, Костя? Дочка-то у тебя уже принимает меры… Хочет мне понравиться…
Оля брякнула, не подумав, и сейчас стояла, не зная, куда деться от смущения.
— У нас есть жизненный принцип, — выручил ее отец. — Скажи ему, Леша.
— В человеке всё должно быть красиво и чисто. И душа, и платье, и лицо! — выразительно сказала девочка.
— Замечательный принцип! Но мне помнится, что Чехов говорил несколько иначе…
— Да, но мы критически осваиваем классическое наследство…
Татьяна Михайловна предупредила подругу и в общих чертах рассказала о Борисе Михайловиче, но, когда он вошел, Вера Васильевна от удивления высоко подняла брови.
— Знакомься, Боря. Вера Васильевна тоже учительница и наш друг.
— Я же знаю вас, Борис Михайлович! — воскликнула Вера Васильевна. — Года три или четыре тому назад вы проводили у нас экзамены в Дубровке.
— В Дубровке? Был. Совершенно верно.
— Страху нагоняли!
— Вот насчет страху — не помню, а как прошли экзамены… Нет, тоже не помню. Ничего такого… ни конфликта, ни особых успехов…
— Ну, это дело прошлое, — вмешалась Татьяна Михайловна. — Вы же приехали с новостями, Борис Михайлович. Не томите. Не испытывайте нашего терпения!
— Удивительное дело! Жена за мужа беспокоится, а он — хоть бы что! Я всё жду, когда он спросит…
— А зачем спрашивать? — с улыбкой сказал Константин Семенович. — Достаточно на тебя посмотреть… Ну а подробности — дело второстепенное.
