Аксель Хаке - Маленький король Декабрь

— И это все? — спросил я. — У тебя только одна комната?

— К сожалению, — вздохнул король. — Этому дому уже сто лет, он устал и от года к году становится все меньше. Дома тоже уменьшаются, когда устают, только мало кто об этом знает. Пятьдесят лет тому назад эта комната была в восемь раз больше.

Он немного помолчал, потом вздохнул и добавил:

— Я к сожалению тоже.

Я огляделся. У короля была маленькая, узкая кровать, которая стояла слева от двери, подушки были покрыты тонким темно-красным шелком. Кровать слабо поблескивала в свете свечи, стоявшей рядом на ночном столике. Больше никакой мебели не было, даже стула. Но на всех стенах висели полки из темного дерева, в которых стояли коробочки, очень много маленьких коробочек, примерно таких, в какие ювелир кладет кольцо, чтобы его можно было подарить.

Они были разного цвета, эти коробочки, но ни одна из них не была однотонной, на каждой было что-то нарисовано: змеи, цветы, дома и автомобили, железные дороги и люди, даже драконы и феи в островерхих шапочках.

— Что ты хранишь в этих коробочках? — спросил я.

— Сны, — сказал король Декабрь.

— Сны, — воскликнул я.

— Все мои сны, — сказал король, — в каждой коробочке один сон.

— Как же ты можешь видеть свои сны, если они лежат у тебя в коробочках?

— Вечером, когда я ложусь спать, я беру с полки коробочку, ставлю рядом с кроватью и снимаю крышку. Потом я засыпаю и вижу сон. А утром, проснувшись, я еще немного полеживаю и вспоминаю, что было ночью. Потом снова укладываю сон в коробочку и ставлю назад на полку.

— А что снилось тебе последний раз? — спросил король.

— Знаешь, я не очень помню, — сказал я. Я… я сидел в лодке на тихом, черном озере и греб. Но никуда не приплыл, а пока я греб, я смотрел в окно, которое все время было передо мной — окно в лодке, правда смешно? Но мне вообще-то было не до смеха, потому что меня одолевала такая тоска, что я еле греб. Я смотрел в окно на темное озеро, на котором куда ни глянь везде сидел в лодке я и смотрел в окно, и видел самого себя на веслах и так далее, и так далее.

— И что произошло? — спросил маленький, толстый король.

Он по-прежнему сидел на краю кровати, смотрел на меня и изредка пыхтел.

— Ничего не произошло. — Я греб и греб и видел в окне самого себя, плывущего в бесконечность.

— Ойойойойойой! — закричал король. — Это сон для очень большой коробочки.

— Откуда у тебя коробочки? — Они все заполнены? И все, что в них есть ты даже видел во сне?

— Ни в коем случае, — сказал король. — Мне их оставил в наследство мой дедушка, король Третий Январь. Он жил в такой же комнате, как эта, потому что мы все жили в таких комнатах. Комната находилась в старом доме, и мой дедушка все старел и старел, и уменьшался, и уменьшался, и дом, и комната тоже. Только коробочки не уменьшались, потому что сны остаются все время большими и им нужно место. Вот так и жил мой дедушка в своей комнате, и чем больше он старел, тем плотнее сдвигались коробочки в уменьшающейся комнате, и тем ближе приближались к нему его сны. Пока комната не стала такой маленькой, что коробочки заполнили ее целиком. Мой дедушка был где-то среди них, такой маленький, что его уже нельзя было ни разглядеть, ни найти. Крошечный король, окруженный огромными снами. Где-то среди них он потерялся. Потом я перенес коробочки в большую комнату. Теперь они принадлежат мне. Но может быть мой дедушка по-прежнему среди них, кто знает?

Король все еще сидел на краю кровати, болтал ногами и смотрел на горящую свечу.

— Чем больше стареешь, тем могущественнее сны, — тихо сказал я. — И приходит время, когда живешь только в них и карабкаешься от коробочки к коробочке, блуждая среди бесконечных спектаклей. Значит у вас это происходит так.

— У нас, — сказал король Декабрь.

— У вас, — вздохнул я и спросил, — а ты хоть знаешь какой сон в каждой коробочке?

— Здесь не видеотека, — громко сказал Декабрь, — то есть нельзя выбрать сон, какой тебе хочется, сегодня сон с принцессами, завтра с ковбоями или еще какой-нибудь. Естественно, я понятия не имею какой сон лежит в какой коробочке. Для меня это неожиданность. Иначе нельзя.

Он снял маленькую красную бархатную мантию, повесил ее на золотой крючок, прикрепленный к одной из полок, поставил у кровати шикарные золотые башмаки и лег. Корону оставил на голове. Немного полежал, потом снова поднялся и стал ходить взад и вперед по комнате босиком в короткой белой рубашечке.

— Расскажи еще один сон! — сказал король.

— На днях я был пилотом реактивного истребителя. Но я не летал на нем. Я ездил. Сначала по шоссе и по дороге, а потом поехал в город, поставил реактивный истребитель на стоянке вплотную к городской стене, вытащил квитанцию о парковке из автомата и пошел в гости к закадычному другу. Мы выпили кофе, он спросил, где истребитель, и я сказал, что он стоит на стоянке перед домом. Мой друг сказал, что я не могу оставить реактивный истребитель на стоянке. Реактивный истребитель должен находиться либо в аэропорту, либо в воздухе. Я вышел на улицу и решил перегнать самолет в аэропорт. Потом я подумал, что не могу снова поехать на нем через весь город, нужно лететь. Но как взлететь на реактивном истребителе посередине города? Тоже не дело. Итак, я просто сидел, не зная, что предпринять — пилот, который не умеет летать и не осмеливается поднять в воздух свой реактивный истребитель.

— Бедняга! — сказал король, остановился рядом со мной и долго смотрел на меня.

— Ты ни разу так и не взлетел. Мне тебя по-настоящему жаль. И нечего удивляться, что тебе тоскливо.

— Если бы я был маленьким, — сказал я, — тогда может я и стал бы когда-нибудь пилотом.

— Я думаю, что когда-нибудь им стану, — сказал король. — Я имею ввиду пилотом.

Он оглядел все коробочки и сказал:

— Наверняка буду еще пилотом. Когда стану совсем маленьким. Во всяком случае мне приснится такой сон. Где-то в одной из коробочек есть большой длинный сон про пилотов, и я его найду.

— Тебе хорошо, — сказал я.

— Знаешь что? — сказал король Декабрь.

— Что?

— Я думаю, ты был пилотом не во сне. Ты в самом деле пилот.

— В самом деле, — повторил я.

— Представь себе, — сказал король. — Ты в самом деле пилот, который не может летать, а в другие дни ты человек, который в тоске ездит на веслах, а потом ты… впрочем я не знаю. Такова жизнь. Жизнь начинается вечером, когда засыпаешь, и останавливается, когда просыпаешься утром. Вы должны вместо засыпаю говорить просыпаюсь, а вместо просыпаюсь — засыпаю.

— Кем ты работаешь?

— Я бюроход.

— Бот оно что. — Итак, утром ты засыпаешь и целый день тебе снится, что ты бюроход, и ты работаешь, работаешь и работаешь. А вечером, когда ты ложишься спать, ты просыпаешься и за всю ночь ты тот, кто ты на самом деле. Пилот, гребец или кто-то еще. По очереди. Разве так не лучше?

— Я не знаю, — сказал я. — Как это?

— Так интереснее, — сказал король. — И ночь становится главной, а все, что делается днем не так важно и не имеет никакого значения. День превращается в сон.

— Ты думаешь, — сказал я.

— Ты не спал, когда пришел ко мне, — сказал король. — И теперь еще не спишь. Но лежишь в маленькой комнате с крошечным королем, а сам еще меньше. Наяву так не бывает, или я ошибаюсь?

— Разве это можно доказать? — спросил я.

— Наяву, — сказал король Декабрь таких королей, как я, не бывает.

— Сейчас тебе что-нибудь снится или ты не спишь? — спросил я.

Король улыбнулся и сказал:

— Я снюсь тебе, а ты снишься мне.

— Или наоборот, — сказал я.

— Правильно, — сказал король.

— Но ведь ты бодрствуешь, — сказал я. — Ведь ты не спишь?

— Откуда тебе знать?

Я тихо вздохнул. Потом сказал:

— Сложно все это.

— Запутано, — сказал король. — Не сложно.

Пока мы разговаривали он все время ходил по комнате, но теперь остановился, маленький толстый король, и долго пристально смотрел на меня. Сверху вниз, потому что я все еще лежал на полу. Я тоже долго смотрел на него, но в конце концов я очень устал от его взгляда. Мои глаза стали слипаться. Я уснул на полу маленькой комнаты и последнее, что я запомнил, это маленькую коробочку на ночном столике короля, открытую красную коробочку с нарисованной короной из чистого золота и крышечкой, которая лежала рядом.

До этой минуты я ее не видел.

Король Декабрь ранняя пташка. Частенько, когда я сажусь завтракать, он уже тут как тут, притулится посередине газетного заголовка, закрывавшая как раз три буквы, так что я, например, вместо слова «канцлер» могу прочесть только «канц», а за ним вижу маленького толстого короля. Обычно он сидит в хлебнице рядом с гренкой и греется. Думаю, в щели позади книжного шкафа довольно холодно, даже если на тебе толстая бархатная мантия.