Аксель Хаке - Маленький король Декабрь

Аксель Хаке

Маленький король Декабрь

С некоторых пор ко мне изредка захаживает маленький толстый король Декабрь II ростом почти с указательный палец, но до того толстый, что его красную бархатную мантию, отороченную белым пушистым горностаевым мехом, застегнуть на животе уже невозможно.

Король обожает резиновых медвежат. Когда он лакомится резиновым медвежонком, ему приходится обнимать его двумя руками, чтобы не уронить. И несмотря на это он едва поднимает его, потому что один резиновый медвежонок, о двух и говорить нечего, размером почти с пол короля.

Король впивается зубами в мягкую резину и выкусывает огромные куски, а в промежутках каждый раз задает один и тот же вопрос:

— Расскажи что-нибудь о своей стране.

Когда он пришел ко мне первый раз, я ответил:

— У нас люди рождаются маленькими, а потом растут себе и растут, и иногда кое-кто становится таким же большим, как баскетболист. Напоследок все чуть-чуть уменьшаются. Потом приходит смерть, и человек исчезает.

— Это нелогично, — сказал маленький Король и откусил у медвежонка правую лапу. — Почему бы человеку не родиться большим, потом постепенно уменьшаться и в конце концов исчезнуть — просто потому, что его уже не разглядеть.

— Думаю, федеральный союз могильщиков с этим не согласится, — сказал я.

— А у нас не так! — сказал Король. Мой отец, король Декабрь I стал в конце концов таким маленьким, что однажды слуга не нашел его утром в кровати. В тот же день меня провозгласили королем.

— Да, но как может человек родиться большим? — спросил я, — ведь кто-то должен его до этого носить в животе, а мать не может быть меньше своего малыша!

— В животе? — сказал Декабрь, — Ну и ну! Я взял да проснулся утром в кровати, когда пришел мой день, и отправился на работу в принц-бюро. Все очень просто. — В животе! Ерунда какая-то! Человек просыпается и все идет своим чередом.

— А как человек попадает в кровать? — спросил я.

— Постой, — сказал король, — я думаю… значит король и королева…. гм… как? это? было?… Я забыл. Это было прекрасно, это я еще помню.

Он тихо хихикнул и снова откусил кусочек медвежонка.

Я сказал:

— Когда у нас ребенок появляется на свет, он ничего не знает. Ему надо научиться есть, ходить, читать и писать. Ему вытирают нос, и, когда говорят не лезь в бутылку, он не должен сердиться. Повсюду рядом с ним руки взрослых, они поворачивают его голову в нужную сторону и задирают подбородок.

Король громко рыгнул и затрясся от смеха, но не надолго. За это время он слопал голову.

Он посмотрел на меня, продолжая жевать медвежонка, и спросил:

— А потом?

— Потом человек становится больше, и больше, — сказал я.

— Это больно? — спросил он.

— Это происходит очень медленно, — сказал я. — Хотя некоторые дети за одну единственную ночь становятся больше на два сантиметра и, если приложить ухо к их ножке или ручке, то слышно потрескивание.

— У нас тоже так, только наоборот, — сказал Декабрь. — Лишь иногда можно заметить, что становишься меньше, как это произошло недавно со мной. Вечером я еще смог поставить чайную чашечку на стол, а утром, чтобы ее снять, мне пришлось влезть на стул.

— Ты считаешь, что становиться больше — это хорошо? — спросил он.

— До сих пор я не знал, что есть другие возможности сказал я.

— Теперь ты знаешь.

— Расскажи мне еще, — сказал я. — Что вы уже знаете, когда появляетесь на свет, и чему доучиваетесь?

— Мы знаем почти все, — сказал маленький толстый король. — Мы просыпаемся и лежим, и встаем, и умеем писать и считать, и программировать, и ходить, на работу, и есть на работе. Никаких проблем. Но постепенно мы все забываем. Чем меньше мы становимся, тем больше мы забываем. Если кто-то уже не может есть на работе, он уже не должен приходить в бюро, потому что он там не нужен, он должен оставаться дома и забывать. В его голове образуются пустые места, другие должны готовить ему пищу, а потому ему можно ходить к своим друзьям. Или смотреть на тени в саду и принимать их за привидения. Или давать названия облакам! Или позвать своего игрушечного медвежонка. Или…

— Если большие не запрещают ему этого делать, — воскликнул я.

— Большие должны молчать! — сказал Декабрь II.

— Чем меньше кто-то становится, тем выше его авторитет, потому… потому что у него больше, чем у других, жизненный опыт, хихихи. И большие обязаны отвечать на все его вопросы: почему у дома есть углы? Почему на кубике только шесть чисел? Почему идет дождь? Когда он услышит ответ, его можно немедленно снова забыть. И от того, что маленькие самые авторитетные, у наших эскалаторов маленькие ступеньки, а в туалетах маленькие стульчаки, сквозь которые они не могут провалиться. К этому надо привыкнуть пока ты большой — ничего другого не будет.

Он быстро встал, гордо выпрямился, положил на пол остатки резинового медвежонка и попытался застегнуть мантию. Но из этого ничего не вышло, он ведь был такой тооооолстый.

Поэтому он вздохнул и снова сел.

— Значит, — сказал я и снова подал ему резинового медвежонка, — значит у вас детство наступает в конце жизни?

— Подумай сам! — сказал Король. — У человека есть впереди что-то, чему он может радоваться!

Он внимательно посмотрел на меня.

— Знаешь, что я думаю?

— Нет, не знаю.

— Я думаю, вы не становитесь большими. Я думаю, это только так выглядит внешне.

— Как ты до этого додумался?

— Я думаю, вы с самого начала уже совсем большие. Если то, что ты рассказываешь правда… в общем, мне кажется так: у вас неограниченные возможности, но каждый день две возможности исчезают. Когда вы маленькие, у вас большая фантазия, но знаете вы очень мало. Если это так, вам приходится все себе представлять. Как забирается свет в лампочку, изображение в телевизор, как живут гномы и как это можно стоять на руке великана. А потом вы становитесь большими, а те, кто больше вас, объясняют вам, как устроена лампочка и телевизор. Потом вы узнаете, что не бывает ни гномов, ни великанов. Ваша способность представлять себе все постоянно уменьшается, а знания увеличиваются. Правильно?

— Да, — прошептал я, а потом сказал еще тише: — но это и не плохо, что человек растет и учится, и начинает понимать, как устроен мир…

Он продолжал:

— Вы становитесь старше. Вначале вы еще хотите быть то пожарными, то медицинскими сестрами или кем-то еще и однажды становитесь пожарными и медицинскими сестрами. И другими вы уже больше стать не можете, время ушло. Это ведь тоже самое, что уменьшиться, разве не так?

— Ты прав, — вздохнул я.

— Ничуть не лучше, чем у нас, — сказал маленький толстый король.

Он укусил последний раз резинового медвежонка.

— Мне жалко тебя, да и всех вас, конечно.

Потом он встал, просунул живот в щель между этажеркой с книгами и стеной и снова исчез из комнаты, как всегда не попрощавшись и став на самую малость меньше.

Бывали дни, когда меня одолевала тоска, такая тоска, что вечером с наступлением темноты, я гулял в одиночестве по городу и радовался, если шел дождь. На улицах было сумрачно и сыро, моя тоска отражалась в лужах, и ее отражение утешало меня. Я чувствовал себя не таким одиноким.

Нагулявшись, я снова взбирался по старой деревянной лестнице домой и садился на стул. В один из таких дней из маленькой щели между книжной этажеркой и стеной вылез король Декабрь и спросил:

— Где ты был?

— Да вот… — сказал я.

— Как твои дела?

— Не ах.

— Что ты собираешься делать?

— Спать.

— Зайди на минутку ко мне, сказал король Декабрь.

— Легко сказать, — ответил я, — ты живешь за этажеркой и попасть к тебе можно только через маленькую щель, а для нее я слишком велик, даже сейчас.

Так уж получается, что вечером я становлюсь на пять сантиметров меньше, а сон меня разглаживает и растягивает. К вечеру жизнь сжимает меня. Но все-таки не до таких размеров, чтобы пойти в гости к королю, который живет за маленькой трещиной в стене, подумал я.

— Но ты ведь еще не пробовал, — сказал король, — Ты должен перед моим жилищем лечь на живот, потом сам увидишь, что будет.

Я лег на живот. Паркет затрещал, и король исчез в дырке.

— Теперь засунь указательные пальцы в щель, — прокричал он изнутри, — и медленно протискивайся ко мне.

Я просунул оба пальца в отверстие, зацепился справа и слева за стену и подтянулся. Теперь затрещала этажерка, и я увидел рядом с головой пыльную бахрому и даже подумал, что надо бы снова навести чистоту, каждая пылинка была величиной почти с голову — и тут моя голова проскользнула сквозь щель, а за ней и все остальное, и я уже лежал на животе в жилище короля.

— Черт возьми! — воскликнул я. — Никогда бы не подумал.

Я встал. Теперь король был чуть больше меня, но его жилище было удивительно маленьким, даже для такой крохи. Жилищем королю служила всего одна комната, которую он мог пересечь за пять шагов.