Мария Бершадская - Тыквандо
У подъезда мы плюхнулись на лавочку. Если честно, я УЖЕ устала от этой возни, а ведь мы ещё не отъехали от дома.
Сонину шоколадку мы честно поделили на троих.
– Ну что, – Мишка встал и взялся за верёвку, – поехали?
Чтобы не заблудиться, мы пошли вдоль трамвайных рельсов.
Нас обгоняли трамваи, автобусы… даже собаки.
Мы пробовали тянуть санки втроём, но это оказалось ужасно неудобно.
Тогда мы решили тащить их по очереди.
Десять домов – и меняемся.
С каждым шагом Мишкина тыква делалась всё тяжелее. Верёвка резала руки. По-моему, это была самая неудобная тыква на Земле. Я бы вручила Мишке приз прямо сейчас и бросила её на остановке.
Ещё три дома – и я отдам верёвку Соне.
Она же хотела заниматься каким-нибудь спортом!
– Мишка, может, мы не в ту сторону идём, а? – простонала Соня.
Она так вспотела, что мне хотелось её протереть – как зеркало в ванной.
– А кто жаловался, что музыка надоела? Вот тебе и спортивная ходьба. – Освободившийся от верёвки Мишка сунул за щеку леденец.
Соня ТАК на него посмотрела, что Мишка чуть не подавился.
– Может, в трамвай? – спросила я.
– И как мы её поднимем? – хмуро поинтересовался Мишка.
Никак. Я уже знала ответ. Эту Призовую Супертыкву мы даже на санках с трудом волокли.
– Всё, у меня антракт. – Соня раскинула руки и повалилась на гору листьев.
Я огляделась. Эти лиственные горы были для меня слишком маленькие.
На прошлой неделе Мишка сгрёб листья в нашем дворе, собрал все отдельные горки в одну великанскую гору – как раз для меня. Он сделал это нарочно.
– Надо же, чтоб ты повалялась на листьях как человек, – сказал он.
И тут из подъезда выскочил дворник и стал орать, что ему всё надоело: шумные дети, падающие листья, зима, весна, лето и осень.
Не понимаю, зачем тогда работать дворником? Шёл бы в космонавты.
В космосе всегда тихо. И листья в невесомости никуда не падают, висят себе в воздухе. Их даже подметать не нужно…
– У тебя антракт, а у меня привал, – сказал Мишка и повалился на соседнюю лиственную гору.
Ну разве это честно? Я подошла к третьей горке. Какая-то круглая синяя штука лежала сверху, на засохших кленовых листьях.
Я не стала присматриваться. Какая мне разница? Подумаешь, какой-то Неопознанный Валяющийся Объект.
Я зажмурилась. Представила, что лечу. Падаю на пушистые космические листья. И приземлилась. На что-то твёрдое и колючее.
– А-А-А-А-А! – это был настоящий космический крик.
И, кажется, он доносился из-под меня.
– Простите, простите, пожалуйста! Я вас не заметила, честное слово!!!
Откуда я могла знать, что кто-то решил устроить привал на той же горе из разноцветных душистых листьев? Да еще спрятался с другой стороны.
На меня смотрела сердитая старушка. У неё были розовые щёки и чёрные брови, похожие на половинки обруча. Одна половинка почему-то была выше другой. Как будто это я их сдвинула, когда падала. В руках старушка держала мятую синюю шляпку. Рядом валялся мятый… нет, наверное, даже сломанный зонтик.
Вот ужас. Я столько раз ЦЕПЛЯЛАСЬ, ЛОМАЛА, ОПРОКИДЫВАЛА… Но это случалось в тесных комнатах.
А теперь… Прямо на улице я чуть не разрушила целую старушку.
Старушка открыла рот. Сделала вдох.
Я бы с удовольствием провалилась сквозь землю. Только, боюсь, у меня не получилось бы провалиться до конца – ведь я никуда не помещаюсь.
Я представила, как мои пятки торчат из какого-нибудь фонтана в Австралии. А голова – вот она, тут, никуда не делась. Выглядывает из клумбы – так, чтобы старушке было удобнее её ругать.
– Безобразие, – проскрипела старушка. – Ты меня чуть в лепёшку не превратила. Тебе же не два года! Такая большая девочка должна понимать, что она делает… Да, большая… очень большая девочка… – И тут старушка захихикала.
Вот уж чего я не ожидала!
– А я-то, – продолжала старушка, – устала… думала, посижу на листьях минутку. Специально спряталась – может, никто не заметит.
– Вот она и не заметила, – кивнул Мишка.
– Зонтик жалко, – вздохнула Соня, – красивый такой… розовый.
– Это меня жалко, а не зонтик, – проскрипела старушка, отряхивая листья с пальто. – Не надо было обои в розочку покупать!
– Почему? – я снова заволновалась. Может, я всё-таки слишком сильно её придавила? Папа говорил, что от удара может быть потрясение мозга. Вот, она уже путается в словах.
– Потому что в горошек обои лёгкие. – Старушка сердито нахлобучила шляпку. – А в розочку – ужасно тяжёлые! Думаешь, легко семь трубок тащить? Это мне повезло, что я с вами встретилась.
– Повезло? – осторожно переспросил Мишка.
– Конечно. У вас вон какая тележка. Да я тут недалеко живу. Я их быстренько примотаю – и пойдём.
Есть такая игра – нужно стучать по мячу и перечислять:
– Я знаю пять имен мальчиков: Мишка – раз, Гарри – два, Андрей – три…
Так вот, я знаю восемь тяжёлых предметов. Тыква – раз. Обои – два, обои – три, обои – четыре… Семь тяжелющих трубок.
Конечно, старушка нам помогала.
Мы решили тащить санки вчетвером, чтобы было по-честному. Я держала верёвку посередине, Мишка и Соня вцепились в неё по бокам, а старушка суетилась и перебегала с одной стороны на другую. На самом деле ТАК было ещё неудобнее.
Обои лежали поперёк санок аккуратной вязанкой. Как дрова у Мишки на даче.
– У меня в квартире точно никаких обоев не будет, – шепнула я Соне.
– А я себе поставлю тыквотренажер. У меня мускулы будут – как у этого… терминатора. – Соня перехватила верёвку повыше. – Бабушка увидит, скажет – ой, деточка, не подходи к пианино, ты его сломаешь…
С железным грохотом захлопнулась дверь. Мы плюхнулись на неудобную скамейку – холодную, с отломанной спинкой.
– Ну и старушка, даже спасибо не сказала, – пробурчал Мишка. – А я у неё водички хотел попросить.
– Ага, с вареньем. И бутерброд, – подхватила Соня.
– И тортик… с розочками, – добавила я.
– И вертолёт. Раз – и были бы дома.
– Ещё повезло, что она не заставила нас обои клеить, – задумчиво сказал Мишка.
– И пылесосить. Ковры… с розочками.
На пятом этаже открылась форточка. Кто-то поправил занавески.
Я СРАЗУ поняла, что это её окно.
Вы знаете, как я догадалась, правда?
Мы решили не возвращаться назад, а пройти наискосок, через дворы. Мишка сказал, что так будет короче. Трамвай позвякивал вдалеке, как монетки глубоко в кармане.
– Ты уже придумала Жуткий Костюм? – спросила Соня.
Я сделала вид, что не услышала.
Все просто с ума сошли с этим праздником.
Аня всё время рассказывала, какие замечательные Кошмарные Костюмы придумали её одноклассники. Смирнова решила стать зомби. Коровин – утонувшим пиратом. А Львовский выбрал вампира. Лица у вампиров должны быть совсем белые, поэтому он купил в аптеке цинковый крем. Папа сказал, что таким кремом лечат попы младенцам. Ну это же не значит, что вампиры не могут им пользоваться?!
Анька тоже придумала себе костюм. Она решила быть Доктором Смерть. Размотала целую кучу бинтов и покрасила их красной гуашью, как будто они в крови.
Эти бинты сушились по всему дому. Утром папа вляпался в краску, испачкал новую рубашку и сказал немедленно убрать эту гадость. Анька тогда жутко обиделась. На всех.
Даже на меня, хотя я вообще ничего ей не говорила…
– Эй! – Соня подергала меня за рукав. – Ты меня вообще слушаешь?
– Нет, – честно ответила я.
Соня бросила верёвку, достала из кармана мелок и присела на санки рядом с тыквой.
– Тогда смотри.
Соня умеет говорить ужасно быстро.
Но рисует она ещё быстрее.
– Представь, что это я, – тараторила Соня. – Я буду АФЕЛИЯ. Я видела в книжке, у неё волосы длинные, как у меня. АФЕЛИЯ – это такая девушка несчастная, она утопилась. Отчего – не помню, неважно. У неё такое платье белое, тоже длинное… Я бабушкину ночнушку возьму… А в руке у меня будет лилия пластмассовая и ноты.
– А ноты зачем? – удивился Мишка.
– Ну, должна же она из-за чего-то утопиться!!! Пускай из-за музыки. И рубашка у меня будет такая… с кружевами… Правда красиво?!
Афелия на Сониной картинке была очень, очень печальная.
Она стояла у моря. Кудрявые волны были похожи на макароны «Роллтон».
На щеке у Афелии висела большущая слеза.
Мне кажется, ей совсем не хотелось нырять в холодную воду.
Все спрашивают: «Кем ты будешь? Привидением? Чёрной кошкой? Вампиром?»
Я отвечаю: «Ещё не придумала».
Или просто молчу.
