Продавец счастья: магия кинематографа, или Новые приключения Ское - Елена Эдуардовна Бодрова
— Ты кто такой вообще?! Убирайся, пока не влетело! — визгливо крикнул «папа». Он уставился тупым взглядом в лицо Вадиму, видимо, ожидая, что тот уйдет.
— Как бы тебе самому не влетело, — усмехнулся Вадим.
— От кого? От тебя, недомерок?
— От меня, недомерок, — ответил Вадим и подошел вплотную к мужику. Тот от неожиданности отпрянул и свалился с лестницы крыльца: сзади притаились ступеньки. Он поднялся на ноги, брюки были в мокрых грязных пятнах, мужик попытался их отряхнуть, но только замарал руки. Потер чумазые ладони друг о друга, обиженно взглянул на сына и пробормотал почти жалобно:
— Ну хоть сотку дай.
— Вали, — процедил Паша. Губы его задрожали.
Мужик смерил его долгим взглядом и поплелся прочь. Паша следил за ним с таким вниманием, будто стоило ему отвести взгляд, и тот сразу же вернется. Мужик скрылся в ближайшей арке. Вадим посмотрел на Пашу: всклокоченный, с поджатыми губами, он все еще сжимал ручку подъездной двери так, что костяшки пальцев побелели.
— Ушел, — сказал Вадим. Паша глянул на него и отпустил ручку. Потоптался, засунул руки в карманы.
— Что ты тут делаешь? — наконец проговорил он, глядя себе под ноги. Ему стало как-то неловко.
— Мимо проходил, — ответил Вадим. Он смотрел сверху вниз на светлые вихры мальчика, непослушно торчащие в разные стороны, как иголки у ежа. «Чтобы отпугивать хищных пьяных мужиков, — невесело усмехнулся про себя Вадим. — Только их этим не испугаешь».
— Как фильм? — поинтересовался Паша, чтобы хоть что-то сказать. Вадим вступился за него, и мальчик не знал, как теперь с этим быть. Ведь они никогда особо не ладили.
— Сняли. Помнишь, ты там главную роль играл? — усмехнулся Вадим.
— Да не об этом я, — буркнул мальчик. Кажется, теперь перед ним прежний Вадим. — Ское говорил, что нужно отдельно диалоги записывать. Когда будем?
— Никогда. Второй главный герой уехал, — хмуро ответил Вадим.
— Кто? Твоя мама? Она уехала? Надолго? — забросал вопросами Паша.
— Надолго, — сказал Вадим. Помолчав немного, добавил: — Возьмем звук с камеры. Он там довольно чистый, — он взглянул на мальчика. — Ладно. Пойду я. Бывай.
— Может, зайдешь? — быстро проговорил Паша. — Мама будет не против.
Мальчик выколупывал ботинком какой-то камешек из щели крыльца и не смотрел на Вадима. Щеки его слегка покраснели, но он продолжал заниматься камешком с таким видом, будто это дело его жизни.
— Спасибо, но нет, — ответил Вадим. Наблюдая за бесполезными действиями мальчугана, он слегка улыбнулся. — Я уже сегодня… нагостился, скажем так.
Паша оторвал наконец взгляд от своего камешка, посмотрел на Вадима.
— Ты только это… — начал он неуверенно. — Не говори никому. Про этого…
— Про отца?
— Нет у меня отца! — вскинулся Паша, волосы на затылке у него встали дыбом.
— Ладно, ладно. Нет у тебя отца, я понял, — согласился он. — А у меня вот матери нет, похоже, — пробубнил себе под нос Вадим, но Паша все равно услышал.
— Как нет? Почему? — и, понизив голос, добавил: — Ты же сказал, что она просто уехала.
— Уехала в командировку, — подтвердил мальчик. — Надолго. Для меня — навсегда. Нет у меня больше матери.
— Ну и дурак.
— Что ты сказал? Она меня бросила, понял?! — взбеленился Вадим.
— Бросила? Просто в командировку уехала. Ты не знаешь, что такое быть брошенным, — Паша сплюнул, развернулся и взялся за ручку двери подъезда.
Вадим молча смотрел, как лохматая макушка скрылась в темном проеме, а тяжелая металлическая дверь, звякнув и скрипнув, затворилась.
45
Прежде чем зайти, Вадим дунул на ладонь, но не понял — несет от него перегаром или только слегка попахивает. «А, какая разница!» — подумал он и дернул дверь на себя.
— Ты опоздал к ужину, — почти шепотом сообщила Вадиму Нина, появившаяся из столовой с пустой тарелкой. — Заходи, отец там.
— Я не голоден, — ответил мальчик и направился было в свою комнату.
— Лучше не спорь, иди ужинать, — настойчиво повторила Нина и шепотом добавила: — Он очень зол.
— Плевать я хотел, пусть злится, если ему так нравится, — громко ответил Вадим, но все же зашел в столовую из интереса. Отец сидел молча, спиной к двери, медленно ворочая вилкой по тарелке. Он явно все слышал, но не подавал виду. Не похоже на него. В последнее время они вообще редко виделись, почти не разговаривали после того случая, когда Вадим назвал его слабаком.
Отец сидел во главе длинного белого стола, облепленного по бокам белыми стульями с резными спинками. Широкие окна радушно впускали солнце в столовую: здесь всегда светло, даже вечером. Вадиму было накрыто сбоку от отца, но мальчик прошел к противоположному краю стола и уселся — прямо напротив него. Тот ненадолго поднял глаза, мельком глянул через длинный стол на сына и снова принялся есть. Вошла Нина, бросила настороженный взгляд сначала на одного, затем на другого, переставила приготовленные для Вадима приборы на выбранное им место и вышла, тихо притворив за собой дверь. Напряжение в белой комнате сгустилось.
— Хочешь кончить, как дед? — тихо спросил отец, глядя в тарелку.
— Ты у тарелки спрашиваешь или у меня? — переспросил Вадим, приподняв бровь.
— Понравилось?
— Что именно?
— Напиваться в хлам — понравилось?
— Разве в хлам? — Вадим интеллигентно оттопырил мизинец, разрезая кусок отбивной. — Думал, что на этот раз всего лишь в доску.
Отец громко положил вилку на стол.
— Устраивать пьяные сцены в школе — понравилось?! — сквозь зубы спросил он. — Позориться перед одноклассниками и учителем — понравилось?! Только что не танцевал на столе!
— Просто не успел, — с деланым благодушием ответил Вадим. — Но могу наверстать, — он бросил приборы и вскочил на стол, принялся отстукивать степ.
— Слезь со стола! — отец поднялся, покраснел, уставился на сына исподлобья. В пылу танца Вадим наступил на свою тарелку, она перевернулась и шлепнулась на пол, разбилась.
— Слезь. Со. Стола, — повторил отец. Глаза его налились кровью. Мальчик как ни в чем не бывало продолжал выступление. Отец в ярости дернул за скатерть, и вместе с оставшейся посудой на пол рухнул и Вадим. Он больно ударился ногой об одну из декоративных колонн, которыми были украшены стены столовой, схватился за ногу и расхохотался. Из глаз брызнули слезы.
На грохот прибежала Нина: в проеме двери показалось ее испуганное лицо. Появилось — и тут же исчезло. Отец стоял и смотрел на мокрое от слез хохочущее лицо сына.
— Еще раз напьешься… — проговорил он, но голос дрогнул. Отец отвернулся, постоял немного, глядя на идеально белую дверь, и вышел.
46
— А