Георгий Северцев-Полилов - Княжий отрок
Рано утром, все еще под влиянием чудесного сна, велел князь немедленно седлать коней, готовить соколов и кречетов, чтобы отправиться на ловчую потеху.
В эту минуту забыл Ярослав и о свадьбе своего любимца, и обо всем на свете.
— Рано же ты собрался, княже, — изумленно сказал Матура, заметив перед крыльцом княжеских хором сидевших на конях сокольников с кречетами, соколами на рукавицах. — Что это тебе поохотилось? А вчера сам говорил, что Григорию проводы чинить будешь!
Задумчиво вскинул на него очи князь и промолвил:
— Не спалось что-то, боярин, голова болит, разгуляться хочется.
— Доброе дело, княже! Потешь себя соколиной охотой, не все же в хоромах сидеть, не то и соколы обленятся да от ловли отстанут, поди, и птицу бить на лету разучились.
— Ан, нет, промаха ни на лебеде, ни на другой какой птице не дадут!
— А княжича возьмешь с собой? Ярослав на минуту задумался.
— Сегодня не возьму, пусть больше с отцом протоиереем писанием занимается.
И, резко перебив сам себя, князь спросил Матуру:
— Готовы ль кони и сокольники?
— Давно уже ждут у крыльца твою милость.
— Ну, так я поеду, а ты ступай, Матура, и устрой проводы Григорию. Да не забудь, боярин, послать ему горой коней для свадебного поезда.
Матура с поклоном ответил:
— Все по воле твоей будет исполнено, княже, — и, пропустив князя вперед, вышел вместе с ним на крыльцо.
Князь бодро вскочил на коня и вместе с охотниками помчался по правому берегу Волги.
XXVIII
Веселы были все отплывшие на судне, и поезжане, и сам жених. Все совершилось так, как Григорий не мог даже и ожидать. Любимая им девушка будет его женою, он осыпан милостями князя! Все подсказывало ему впереди! нерушимое счастье. Но среди общего веселья его сердце вдруг почему-то тревожно сжималось, будто от тягостного предчувствия…
А на судне шло беззаботное веселье. На корме поставлен стол с обильным угощеньем.
Бояре угощались холодным пенником, вкусной брагой да медом стоялым.
Столпившаяся на носу молодежь тоже не скучала. Оттуда неслось веселое пение под звуки сопелок и балалаек: княжие отроки славили в песнях жениха, своего товарища. Веселый шум оглашал пустынные берега реки и отдавался вдали гулким эхом.
Дьяк Семеныч сначала средь бояр примостился, но, соблазненный весельем молодежи, перешел туда.
Отроки были не прочь подурачиться над дородным дьяком.
— А что, Семеныч, — сказал, подмигнув товарищам, один из отроков, — поди-ка, ты плясать теперь не горазд, стар больно стал?!
Презрительно взглянул на отрока дьяк.
— Эх ты, молокосос, никогда тебе не сплясать так, как я! — проговорил старик.
— Да ну?! Вот уж не поверю, Евстафий Семеныч, — подзадоривал дьяка отрок.
— А хочешь, покажу?!
— Уважь, сделай милость!
Семеныч все еще не решался, но молодежь продолжала его подзадоривать. И Семеныч, подобрав полы кафтана, приготовился плясать.
— А ну, веселее! — крикнул он сопельщику и балалаечнику.
Раздался веселый плясовой напев.
Семеныч пустился в пляс. Вначале старые ноги плохо слушались, но мало-помалу он все больше и больше увлекался и совсем разошелся. Молодежь, стоявшая кругом, ободряла его:
— Ай да дядя!.. Ну, Семеныч!.. Молодец!.. Лихо пляшет!.. — И дьяк продолжал плясать до полного изнеможения.
Судно проходило мимо сел Лисицы и Отроковицы. Разговор средь бояр шел про ловецкую потеху.
— А помните, други, как онамедни мы здесь с князем сохатого травили?
— Еще бы не помнить! Не мало пришлось нам за ним погоняться.
— А все же не удалось заполевать его.
— В обитель спрятался, под Божью защиту.
— Знамо дело, на Божьего зверя и рука не подымется, грех!
— Про какую обитель вы толкуете? — спросил Григорий, не слыхавший про этот случай.
— А я и забыл, что ты в те поры с нами на лову не был!
— Куда ему, до ловчей ли потехи! Он невесте сладкие речи говорил в ту пору.
— Коли хочешь, так расскажу все, как было.
И Григорию рассказали.
— А обитель-то как звать? — снова спросил Григорий.
— Шошский монастырь…
Григорий вспомнил в эту минуту о своей первой поездке по поручению князя, как судьба привела и его в этот монастырь и как он потом познакомился со своею невестой. Мысль отрока снова полетела в село Едимоново, он хотел угадать, что-то теперь делает его нареченная.
«Поди, ждет не дождется своего жениха! — думал отрок. — Глаза все свои проглядела, ожидая, когда на Волге покажется наш поезд!»
— Будь у меня крылья, так и полетел бы к тебе! — громко проговорил он, прерывая свои мысли.
— Удастся ли нам сегодня до заката-то доплыть? — спросил у рулевого один из бояр.
Рулевой пытливо посмотрел на берега.
— Коли ветер не упадет, так еще много раньше придем…
— А и стихнет, так не беда, — ответил боярин, — у нас гребцы молодцы, поналягут на весла, живо домчат судно.
— Заморились, боярин, руки повывернули, спины разломило, — отозвался один из гребцов.
— А мы сейчас с вас, ребята, всю усталость как рукой снимем! А ну-ка, жених, поднеси гребцам по чарке пенника!
— Во здравие жениха с невестой! — крикнули обрадованные гребцы.
Выпив по чарке, они приналегли бодрее на весла. Солнце стояло еще высоко на небе, когда судно прошло село Видогощи.
Крестьяне высыпали на берег, с изумлением глядя на нарядное судно.
— Вот вишь, боярин, — заметил рулевой, — солнышко сколь высоко, а уж нам недалеко и до Едимонова идти осталось.
— Близко, сказываешь, парень?
— Да вот как извилинку эту обернем, так тут рукой подать.
Поезжане стали готовиться к высадке на берег. У жениха снова тревожно забилось сердце.
XXIX
У пономаря в доме шли приготовления к свадьбе.
С самого утра в избе Афанасия толпились девушки, подруги Оксиньи.
Они наряжали невесту в присланные от жениха с нарочным наряды, расплетали ей косу, пели свадебные песни — одним словом, исполняли все свадебные обряды, которых так много было в старину.
Захлопоталась и старуха, мать невесты. Надо было приготовить угощение для высоких гостей, которых ждали вместе с женихом.
— Ох, как бы князь еще к нам не пожаловал! — со страхом и затаенной надеждой проговорила пономариха.
— Ишь, что ты, старуха, выдумала! Есть у князя время к нам с тобой ездить! Спасибо, коли отроков своих вместе с Григорием пошлет.
— Как знать, батюшка! Може, и сам князь припожалует, вперед ничего не угадаешь! — заметила невеста.
— Ой, доченька, не зазнавайся, и так уж вознесена, смотри, чтобы Господь не наказал за гордость!
В церкви тоже шли приготовления. Пол чисто-начисто вымели, пыль везде повытерли, ризы на образах вычистили, расставили побольше свечей, чтобы осветить торжественнее храм во время венчания.
Солнце уже начало склоняться к закату, а жениха и поезжан все еще не было.
— Должно быть, заночуют по дороге, — заметил Афанасий, — чтобы пораньше утром сюда поспеть.
Все село с нетерпением ожидало именитых гостей.
Подруг невесты удивляло ее спокойствие. Она не плакала, не причитала, как это везде водилось при расставании с родителями, и тайной радости в ней заметно не было. Как будто ко всем этим приготовлениям она была непричастна и не для нее они делались.
Громкие крики, раздавшиеся на реке, оживили ее. Девушка слегка вздрогнула, лицо ее покрылось румянцем.
— Твой нареченный, кажись, приехал, — заметила одна из подруг.
В эту минуту прибежали в избу ребята.
— Жених! Жених на ладье приплыл! — кричали они.
Засуетились Афанасий с женой.
— Встречу, встречу надо жениху делать!..
Действительно, судно с поезжанами и Григорием пристало к берегу. Надвигался уже вечер.
— А коней от князя для поезда еще нет, — с изумлением сказал дьяк, которому было поручено устройство всей свадьбы.
— Уж не запамятовал ли боярин послать их? Ишь, беда какая!
— Запамятовал! Просто не поспели они еще прийти, шли тихо, не хотели притомить коней.
— Пождем немного, а там пошлем невесте ручников, чтобы оповестить ее о твоем приезде, — сказал Григорию один из товарищей. — Пусть приготовят все, по обычаю брачному.
Григорий сильно волновался. С тревогой думал он: «Что это значит, что коней от князя нет? А что, если он да передумает? Пришлет вдруг приказ воротиться всем назад, и свадьбе моей тут конец будет».
Нетерпение начало овладевать им и поезжанами.
— Что это, в самом деле, долго не идут кони, — говорил Зацепа.
— Нечего тут коней ждать! Пошли-ка, Григорий, кого-нибудь к невесте, пусть приготовляют встречу, — вмешался в разговор один из бояр.
— И врямь послать надо, — засуетился жених.
Два отрока отправились пешком в село к дому пономаря.
